Тело не двигалось, скорее сотрясалось в судорогах. Я стянул с его головы капюшон.
— Ты — кусок дерьма, Ли! — я со стоном откинулся обратно на кровать.
Ли приглушенно ржала в подушку рядом со мной, чтобы Лилиан этажом ниже нас не услышала.
— Ты бы видел свое лицо! — скулила она, задыхаясь от смеха.
— Гребанная социопатка, что с тобой не так?
— Не смогла удержаться, ты визжишь, как девчонка! — она снова истерично засмеялась.
— Убирайся отсюда! — я ткнул ее в бок, и она едва не свалилась с кровати.
Подруга привстала, но из комнаты не вышла. Она схватила мою куртку, небрежно висящую на спинке кресла, швырнула ее в меня и двинулась к комоду, начиная рыться в ящиках.
— Собирайся, красавица, — сказала она, все еще стоя спиной ко мне.
— Куда?
— Назад в будущее, — закатила глаза она, обернувшись. — Не задавай вопросы, на которые не хочешь знать ответов.
— Боже, — застонал я. — У тебя опять суперотстойный план.
Ли просияла, выудив из самого нижнего ящика светодиоидный фонарик, подтверждая, что этот вечер не закончится ничем хорошим. Вечера с Ли априори не могли окончиться чем-то хорошим, когда она вот так вот улыбалась.
— Я прямо чувствую запах дерьма, в которое мы скоро вляпаемся, — бурчал я, неохотно накидывая на плечи легкую брезентовую куртку.
За окном уже смеркалось, часы показывали около девяти вечера. Ли играла с выключателем фонарика, подсвечивая им снизу свое лицо и издавая противные завывающие звуки, как в очень хреновых ужастиках.
Я вырвал фонарик из ее рук, проходя мимо, на что она только насмешливо фыркнула.
Не считайте меня полным кретином из-за того, что я не стал задавать вопросов или уточнять план действий. У Ли никогда не было плана. А у меня был – не дать ей загреметь за решетку.
Ли хотела вылезти обратно через окно, чтобы не попасться на глаза Лилиан. Я мимолетом прошелся взглядом по электронным часам на тумбочке и сказал ей спуститься вниз и выйти через дверь. Ли удивилась, но все же последовала за мной.
В гостиной все было так, как я и предполагал. Лилиан с закрытыми сидела на коврике для йоги в позе лотоса, в радиусе пары футов от нее полукругом были понаставлены ароматические свечи, а на журнальном столике айпод, подключенный к колонкам, издавал тошнотные звуки медленной симфонии.
— Она жива? — прошептала Ли, хмуро покосившись на мою тетю.
— Она медитирует, — пояснил я.
Медитация у Лилиан подобна состоянию комы — она находится в такой глубокой отключке, что не заметит даже начала ядерной войны.
Я подошел чуть ближе к тете, взмахнул рукой перед ее сомкнутыми глазами и, не получив никакой ответной реакции, просто пожал плечами, давая Ли понять, что нам можно выдвигаться.
— У нас есть пара часов в запасе, прежде чем она придет в себя, — сказал я, когда мы вышли из дома.
Ли попрятала фонарики в свой ярко-красный рюкзак и вручила мне в руки скейтборд, который успела незаметно стащить в коридоре.
Я только удрученно вздохнул, наблюдая, как она подходит к припаркованному байку и сменяет свою черную бейсболку с рисунками скелетов на шлем.
— Эй, куколка, подвести? — подмигнула мне она.
Я улыбнулся следом, поставил скейт на асфальт, ухватился за стальной прицеп на заднем крыле мотоцикла. Ли завела мотор, и мы с ревом двинулись вперед.
— Тебе молоток или болторез? — спрашивала подруга, роясь в отделах рюкзака.
— Ты чокнутая! — заявил я.
Она подняла взгляд и посмотрела на меня полным равнодушия взглядом.
— Значит, болторез, — объявила она, протягивая инструмент.
Ли припарковалась чуть ли не в самых кустах на темной стороне улицы напротив здания школы.
Да, черт подери, ей вздумалось пробраться в школу, в которой сейчас, должно быть, остался один только мистер Кельвин — наш престарелый охранник, похороны которого, как все думают, уже не за горами.
— Что все это значит?
— Ты назвал меня лицемеркой, — она припомнила сегодняшний инцидент в столовой.
— Ты серьезно?!...
— Это было обидно, — не оборачиваясь, она продолжила копаться в рюкзаке.
— Ли...
— Я не лицемерка, — она выудила фонарики для нас обоих, и мы остановились под одним из окон школьного спортзала. — И я собираюсь это доказать. Ну-ка подсади меня.
— Нет смысла.
Ли закатила глаза.
— Только не разыгрывай тут Мать Терезу, как будто мы раньше никогда не пробирались в школу...
— Я говорю, нет смысла лезть с этой стороны, — прервал ее я, забирая рюкзак с инструментами из ее рук. — На окнах железные решетки, мы и за миллион лет с ними не управимся. Надо лезть в окно мужской раздевалки, Тренер всегда оставляет его открытым после каждой тренировки, даже на ночь.
Подруга хитро улыбнулась, поправляя бейсболку у себя на голове.
— Ну наконец-то твои мозги правда пригодились! — возликовала она.
Я подсадил Ли к приоткрытому окну раздевалки, чтобы она просунула руку в небольшую щель и смогла расшатать задвижку. Примерно через десять минут она уже стояла в мужской раздевалке, я перекинул ей рюкзак и забрался в окно следом.
Повсюду было тихо, что несвойственно этой школе, казалось бы, в любое время суток. Тишина пробирала меня до дрожи, а у Ли вызывала нервное хихиканье, от которого конец фонарика вилял из стороны в сторону. Мы и раньше не раз пробирались в школу по ночам, но это чувство опасности и давление на грудную клетку — не то, к чему можно вот так запросто привыкнуть. Наоборот, с каждым разом становилось все страшнее. Но это наш выпускной год, было бы непростительно с нашей стороны проигнорировать ежегодную традицию.
Деревянные половицы в спортзале протяжно скрипели от наших попыток бесшумно по ним передвигаться, отчего Ли снова начинала хихикать себе в ладонь. Ее это все, кажется, только забавляло, хотя я прямо отсюда слышу звук ее колотящегося сердца.
Выбравшись из спортзала, мы, наконец, минули пост охранника, где за небольшим столом, который был чуть больше наших учебных парт, отрубился мистер Кельвин. Его рот был чуть приоткрыт, седая голова свисала к левому плечу, правая рука слабо держалась за ручку немытого уже лет сто бокала.
И конечно, Ли просто не могла проигнорировать эту картину. Прыснув от смеха, она потянулась к карману и сфотографировала его на телефон. Вспышка не разбудила старика, как не смог бы разбудить и свет софитов на вручении Оскара.