— Знаешь что, Ли, ты лицемерка! — не выдержал я.

— Это еще что должно значить?

— С каких это пор тебя начал волновать чей-либо социальный статус? Все вокруг думают, что ты лесбиянка с социопатическими наклонностями, которая посещает БДСМ-оргии как воскресную службу. Я всегда считал тебя последним человеком, который будет верить в школьные сплетни, а в итоге ты сама опираешься на них?

Ли открыла рот, чтобы возразить, но не успела, потому что я уже схватил с пола свой рюкзак и вышел из столовой.

И я не понимал, в чем причина моей злости. Дело уже не в Мелани и не в Ли. Что-то было во мне самом, желающее разрушать, злиться и истерить. Что-то, ненавидящее эту вечную чертову несправедливость.

Я сильно дернул от себя стеклянную дверь столовой, ведущую в коридор. Рука автоматически полезла во внутренний карман пиджака за пачкой сигарет, и тут мой взгляд зацепился за знакомую стройную фигуру возле мемориального алтаря Линды Вест.

Тереза приклеивала лист к завешенному тонной пожеланий стенду и, словно почувствовав мое присутствие, обернулась. Ее лицо пронзила грустная усмешка.

— Ладно, ты поймал меня, — она подняла руки, сдаваясь.

— Балуешься наркотой? — предположил я, зажигая сигарету.

— Хуже, — девушка вытащила сигарету из моей пачки и прикурила ее о тлеющий конец моей собственной. Ее лицо было в паре дюймов от моего, вместе с дымом она выдохнула мне в лицо: — Скорбью.

— Что плохого в скорби?

— Она выматывает.

— Лучше скорбь, чем совсем ничего.

— Кинь булыжник в того, кто сказал тебе этот бред.

Мы курили посреди коридора, стоя плечом к плечу, не боясь быть пойманными учителями. Для нас обоих к тому времени все уже стало пустым, неважным, бессмысленным, значение имели только гаснущие карие глаза, наблюдающие за нами с большой фотографии на стене.

Коридор был пуст, тишину в нем прерывал только приглушенный гул учеников из соседнего помещения и частое дыхание Терезы.

— Знаешь, почему ты особенный, Кайл?

— Ты имеешь в виду, помимо вечных психозов и алкоголизма?

— Да, помимо этого, — язвительная улыбка снова показалась на ее губах.

— Судя по всему, не знаю, — пожал плечами я.

— Ты никогда не говорил мне, что все наладится. — она посмотрела на меня темными глазами. — Не разбрасывался словами, чтобы дать мне пустую надежду, даже когда я в ней нуждалась. Ты заставлял меня бороться, прощаться, ценить каждое мгновение. Учил меня отпускать. Я не знаю, как ты догадался, что дальше будет только хуже, но ты готовил меня к грустному концу.

Я почувствовал себя гадко после этих слов, хоть в ее тоне и не было обвинения.

— А ты хотела верить в лучшее?

— Мы все хотим, так или иначе. Но сейчас мне не до надежды. Я больше не верю в оазис.

Девушка докурила свою сигарету, потушила ее о деревянный столик, нагруженный мягкими игрушками, и выкинула окурок в крохотную шкатулку с пожеланиями. Она повернулась ко мне и придвинулась почти вплотную.

— Спроси меня, Кайл, — прошептала она напротив моего лица. — Почему я прохожу мимо этого места каждый день, притворяясь, что его не существует? Почему улыбаюсь днем и плачу по ночам? Почему причиняю боль человеку, которого люблю? — она коснулась холодной рукой моей щеки.

— Почему? — я заправил прядь прямых темных волос ей за ухо.

— Потому что я трусиха, — ее ладонь исчезла так же внезапно, как появилась. — Мне страшно за то, что еще эта жизнь может отнять у меня. Я больше не хочу давать ей шанса.

— Собираешься быть несчастной всю свою жизнь?

Устало улыбаясь, она провела кончиками пальцев по моим волосам.

— Удивительно, что ты еще веришь в сказки, Кайл. Но у меня нет возможности тешить себя мыслью, что однажды все наладится. Люди — бракованный товар. Все мы просто грустные звезды на бесконечном грустном небе.

Ее слова тяжелым туманом осели в воздухе, когда она развернулась на каблуках и ушла в сторону соседнего кампуса.

Недокуренная сигарета тлела в моей левой руке, а глаза судорожно моргали за темными линзами очков. Я подошел ближе к стенду, чтобы рассмотреть лист, который прикрепила Тереза.

Простой рисунок ночного звездного неба.

* * *

Это был один из тех дней, когда наша баскетбольная тренировка выпала на очередной ПМС-ный период тренера, который превращает его в такую вспыльчивую, придирающуюся ко всему сучку, что после двухчасовых мук ада все мы разрываемся между желанием вдарить ему по лицу и перерезать себе вены в одной из душевых кабинок.

— Пошевеливайтесь, девочки, мне плевать, что тампоны в заднице мешают вам бегать! Если вы собираетесь играть точно также в финале, то клянусь, я проедусь по вам комбайнером, и останутся одни только прыщавые фотографии в альбоме выпускников! — во всю мочь орал Вагнер в перерывах между тем, как третировал наши подачи и каждый промах мимо кольца.

Его совершенно не впечатлил мой трехочковый чуть ли не с самого конца площадки, который, кстати, тянул на все десять баллов. Он сказал только:

— Браво, Андерсон! Призрак моей почившей бабушки все-таки научил тебя метить в кольцо? Передай в следующий раз этой психичке, что ее оладьи консистенцией походили на собачье дерьмо.

— Посмотрим, на что консистенцией будут походить твои кишки, когда я их из тебя вырву, ублюдок, — угрюмо бормотал я.

Рокки, усмехнувшись, похлопал меня по плечу.

Дома я сразу же завалился в постель и отрубился прямо в одежде. Мне снилась какая-то бредятина вроде Вагнера в костюме чертенка, которые обычно покупают в секс-шопе. Тренер почему-то был в балетной пачке и неуклюже пытался выделывать па в воздухе, пока я со всей дури бил его кнутом, а прозрачный дух старой, сморщенной женщины кидал в него оладья, которые действительно чем-то напоминали собачье дерьмо.

Не знаю, что было ужаснее, мой сон или то, что произошло, когда я выбрался из него и неожиданно пришел в себя.

Меня пытались задушить.

Темная фигура в капюшоне, падающем на лицо, закрыла мне рот рукой и с силой вжала в подушку.

Верите или нет, а я всегда знал, что умру как-то так. Но я все же надеялся, что это случится чуть позже в моей шикарной квартире на Манхэттене, когда правительство направит ко мне профессионального киллера за взламывание сайта какого-нибудь военно-политического альянса.

Впрочем, мой убийца оказался неудачником. Стоило мне только немного оттолкнуть его от себя, как на кровать тут же упала его безвольная туша.