– Я думала, что в тебе только хорошие качества, – подыгрываю я, – как тогда твоё влияние может быть плохим?

Запрокинув голову чуть назад, Алек смотрит на меня с подозрением, словно взвешивает в уме всевозможные мотивы моих слов. И он решает, что я не совсем искренна с ним, но, если честно, я и сама не уверена в том, что просто не использую их как уловку.

– Знаешь, – начинает Алек, задумчиво растягивая, – после твоих слов, наверное, мне стоит заглянуть на всякий случай в Википедию, чтобы лучше различать плохое от хорошего, – заявляет он, и мне больше нечего добавить.

Предполагаю, что выражение моего лица на стадии замешательства, потому что Алек не ждёт ответа, его губы изгибаются в затейливой улыбке.

– Думаю, что прямо с этого момента я и начну исправляться, появившись сегодня на учебе.

Это не то, чего я добивалась. Напротив, такого исхода вообще не должно было получиться.

– Но… – растерявшись, я не знаю, что сказать ему. – Ты уверен, что этого хочешь?

Он, не раздумывая, кивает.

– Ухум, – отвечает Алек, выглядя так, словно ему действительно нравится эта затея.

И теперь запас возражений окончательно исчерпан. Мой взгляд опускается, и я, растягивая время, хватаюсь пальцами за кончик воротника его куртки, разглядывая острый уголок.

– Алек, ты не должен… – мой голос звучит надтреснуто, когда пытаюсь его разубедить снова, но он реагирует очень быстро, перебивая меня.

– Как считаешь, мы уже достаточно дали поводов для проходящих мимо людей, чтобы к обеду стать сплетней номер один?

Его вопрос фальшивка, озвученный исключительно для того, чтобы вогнать меня в смятение. Даже если мы и переходим границы, выглядя для окружающих чересчур откровенно, Алеку-то уж точно без разницы, что о нас подумают другие. И я почти готова заявить об этом вслух, но, когда мой взгляд возвращается к его глазам, с серьёзным, совершенно непоколебимым выражением в них, любые протесты, приходящие в голову, становятся бессмысленными. Он не отступит, всё равно сделает так, как посчитает нужным, даже если буду его отговаривать.

С несколько секунд просто молчу, внутренне принимая поражение, потом выдавливаю улыбку, стараясь изо всех сил, чтобы она выглядела натурально. Мои руки поднимаются вверх по плечам, по шеи. Обвожу большими пальцами линии его мгновенно напрягшейся челюсти.

– Если и мало, то сейчас они точно получат достаточно их, – шепчу я и незамедлительно снова целую Алека.

Он тихо смеётся, но затем всё же приоткрывает губы и позволяет мне целовать себя так, как я этого хочу: сначала нежно, затем отчаянно, с некой неконтролируемой потребностью, которую всё пытаюсь утолить. Наполнить себя им, чтобы наконец-то насытиться. Безнадёжно, но я всё равно не перестаю пробовать. Потому что кажется, что, если я оторвусь от него хотя бы на мгновение, моё сердце, не выдержав, остановится. Хотя через минуту я всё же отрываюсь от губ Алека, чувствуя, что мысли начали плавиться.

Алек тяжело дышит, его лицо по-прежнему в нескольких сантиметрах. Его взгляд не перестаёт тлеть, расфокусировано блуждая в районе моих губ. Руки сжимаются вокруг меня, так и не расслабившись, они не позволяют мне ненароком отстраниться от него. Алек не хочет отпускать меня, он хочет продолжения, его тёмные глаза, в глубине которых запечатлелось безумное желание, говорят мне об этом. Алек смотрит на меня, как на последней глоток воды в пустыне.

Нуждается, но не осмелится получить.

А затем он медленно, с явным привкусом горького разочарование выдыхает.

– Звонок прозвенел, – произносит он, но как-то отстранённо, будто это совершенно не то, о чём он сейчас думает.

Это всего лишь констатация факта, который я и сама знаю. Слышу, но не предпринимаю попыток отреагировать. Может мы могли бы остаться здесь навсегда, изолированные от настоящего и грядущего?

Но… от реальности не скрыться.

– Тогда нам надо поторопиться, чтобы не пропустить такое редчайшее событие, когда ты появишься на учебе, – тихо говорю я, также думая об обратном свои словам и притворно улыбаясь.

Ещё секунд десять Алек просто смотрит на меня, словно пытается запомнить каждый миллиметр моего лица, а затем легонько кивает. Он помогает мне без труда вернуться на пассажирское сидение и наблюдает за тем, как я достою сумку с задней части салона автомобиля. Кажется, что он хочет предупредить о чём-то очень важном, но вместо этого молча выходит на улицу. Когда я готова выбраться из машины, он уже на моей стороне, открывает дверцу и подаёт руку, помогая мне. Это не обязательно для меня, но я успела привыкнуть, что это обязательно для Алека – просто заботиться обо мне, даже если речь о незначительных мелочах, будто это доставляет ему дополнительное спокойствие. И в этом я точно не собираюсь с ним спорить.

Оказавшись на улице, я засовываю руки в задние карманы джинс и осматриваюсь по сторонам на спешащих опаздывающих студентов. Большое открытое пространство вокруг с непривычки немного тревожит, и во мне зарождается нервозность. Словно прочитав все мысли, неожиданно Алек поворачивает моё лицо к себе, кладя ладонь на мою щёку.

– Всё будет хорошо, вот увидишь, уже через полчаса ты пересмотришь своё желание прогуливать, – он говорит это неуверенно, натяжение слышится в каждом звуке его голоса, но я не собираюсь делать вид, что это заметила.

Не находя подходящих слов, просто киваю и принимаю его протянутую руку, когда он разворачивается полубоком, готовясь уже пойти, хотя и знаю, что моё желание никуда не подевается, и мы ещё вернёмся к этому разговору. Но пока что впереди первый день, проведённый за пределами поместья, и я очень надеюсь, что пройдёт он действительно нормально.

Глава 2

Он нашёл способ. Где-то глубоко внутри я испытываю что-то вроде радости и облегчения, но стараюсь отгородиться от этих чувств. Я не должна сочувствовать Паше, после всего случившегося, но он был мне когда-то дорог, а значит игнорировать – тоже никак не получается.

Голова вот-вот взорвётся. Мои дела и так обстояли не особо хорошо. Алек ошибся, желание прогуливать никуда не делось, а лишь усилилось. Цифры, формулы и заумные слова набили мозг до отказа, отчего появилась головная боль. Я отстала, и нет ни малейшего шанса, что смогу самостоятельно нагнать текущую программу. Вот если бы тут был сейчас папа, то это далось мне легко. Но он по каким-то неведанным мне причинам впервые не вернулся с мамой, а попытки найти ответ на такую странность лишь усугубили головную боль.

В какой-то момент я сдалась, закрыв учебник, и бесцельно уставилась в тетрадь, начав отсчитывать секунды, пока внимание не привлёк один разговор в аудитории. Две одногруппницы, закончив с заданием, никак не могли не обсудить моего появления. А через несколько минут их разговор стремительно перешёл к Паше.

Оказалось, что позавчера его мать отозвала свою просьбу отыскать его и забрала документы из университета. Понятия не имею, знает она всю правду, и если «да», то как он ей всё объяснил, но Паша больше не является студентом нашего университета. Так же, как больше не является человеком. Он вообще больше не является тем, о ком стоит переживать. Но я переживаю. На меня так до сих пор и не подействовали доводы Алека, что я не виновата, а осуждающие речи одногруппниц, считающих, что причиной всему происходящему с Пашей – я, снова тревожат так и не зажившую рану; они не представляют, насколько оказываются правыми.

– Ты решила бросаться из крайности в крайность, принцесса? – звучит голос Алека над головой, и я резко подпрыгиваю, едва сдержав испуганный визг.

Дьявол небесный, моё бешено колотящееся сердце буквально в секундах от неминуемого инфаркта.

Мне требуется несколько глубоких входов, чтобы вернуть сердцебиению умеренный ритм, прежде чем поднимаю голову, встречая голову Алека прямо надо мной.

– Ты когда-нибудь прекратишь подкрадываться? Клянусь, если не перестанешь, то пеняй на себя.

Алек возмущённо поднимает бровь.