Мама что-то скрывает.

Выражение её лица охватывает некая неуверенность. По губам скользит тень принуждённой полуулыбки, но смотрит мама открыто, не отводя взгляд. Как будто она не решалась мне что-то сказать, а теперь, когда я начала первая, ей уже не так сложно. И это усугубляет мою нервозность.

Боже, что же такого должно было случиться?

– Папа не сможет приехать из-за нового проекта, – наконец-то отвечает она, немного растягивая паузы между словами.

Это должно звучать, как само собой полагающиеся, но что-то в сказанном не так. Я не сразу это понимаю, но её пристальный взгляд, явно ожидающий от меня реакции, помогает осмыслить слова до конца. Всё дело в том, в каком времени она их произнесла. Я молчу, просто уставившись на маму, и жду, что она добавит что-нибудь ещё, но этого не происходит.

– Что значит «не сможет»?

– Об этом я и хотела с тобой поговорить, – напоминает она, но по виду теперь она держится намного увереннее.

Мама больше не выглядит так, словно этот разговор может предвещать что-то плохое. И говоря следующее, я практически убеждена, что она репетировала свою речь множество раз, потому что невозможно быть настолько идеально спокойной:

– Милая, поверь, я сама не рада, что так получается, – начинает она, и что бы она ни сказала дальше, мне оно не понравится. – Но тот проект, над которым папа работал весь последний год, он… – Она вздыхает. – Руководство твоего отца считает его настолько рентабельным, что попросили его непосредственно и вести данный проект. – Мне кажется, что я медленно погружаюсь в воду, а мамин голос становится отдалённым. – Твой отец так хорошо руководил филиалом в нашем городе, к тому же, вывел его на новый уровень, что данный факт ни от кого не ускользнул…

– Что ты хочешь этим сказать? – перебиваю я, потому что знаю, что мама ходит вокруг да около.

Она просто желает преподнести всё, как что-то хорошее.

Мои глаза остро впиваются прямо в её, и она их поспешно отводит, снова вздыхая.

– Нам придётся пожить в другом городе какое-то время, – она жестом рук пытается изобразить этот временной промежуток в воздухе, – год, может быть, два.

Уставившись на неё, я не замечаю, как много игнорирую из сказанного, переспрашивая лишь одно:

– Нам?

Мама кивает.

– Да, милая. Нам. Папе, мне и тебе.

Что-то внутри меня падает, становится всё сложнее дышать. Сижу и молчу, слыша лишь, как нарастает скорость сердцебиения.

– Послушай, я знаю, что это неожиданно, и такая новость, возможно, вызывает у тебя шок, но папа не смог выбраться даже на один день, чтобы мы могли обсудить всё вместе, – мама говорила быстро. Очень быстро и взволновано, теперь она замолкает и берёт паузу, чтобы выровнять свой голос. – Я не могу разорваться между вами. И это неправильно, что мы постоянно тебя оставляем, – но её голос снова надламывается, и она шумно сглатывает. – Я не могу оставить тебя здесь одну. Я должна тебя увезти от сюда. Я…

И ещё один вздох с её стороны, который становится преградой тому, что она не договаривает. Я практически вижу, как волны напряжения завладевают её состоянием. Она нервничает, выглядит слегка устало и больше не пытается скрывать всего этого, а я не понимаю, что происходит со мной. Просто продолжаю не двигаться, не веря, что это вообще происходит именно сейчас.

– Я не могу уехать, – еле слышно произношу я, как будто эти слова могут что-то решить, как будто у меня есть выбор.

И когда взгляд мамы находит мой, я понимаю, что выбора на этот раз мне не предоставляют. Я хочу закричать, злость жаром разливается по венам, что воздух в лёгких становится обжигающим, в груди начинает нестерпимо жечь, вырываясь словами наружу.

– Я не могу уехать, – громко повторяю я голосом, который мне даже незнаком. – Здесь всё!

И Алек.

– Я учусь в этом городе, – пылко добавляю я, но совсем не то, что является важным. – Здесь всё, мам! Здесь вся моя жизнь, и… – теперь я задыхаюсь, захлебываясь собственными возражениями, – здесь Леся и…

– И Алек, – спокойно озвучивает она и выглядит так, словно всё понимает.

Но она ничего как раз-таки не понимает.

– Даже если так, то что? – защищаюсь я, и моё тело подаётся назад, упираясь сильнее в твёрдое подножье дивана. Я отстраняюсь от неё, словно хочу сбежать. – Здесь. Вся. Моя. Жизнь.

– Университет – это не проблема, – со стойкою невозмутимостью отбивает мама все мои доводы. – Можно оформить перевод, к тому же, подобная стажировка в новом проекте отца будет для тебя незаменима. А Леся – это не убедительная причина, могу лишь предположить, что и у неё появится в будущем своя жизнь. И тогда вам всё равно предстоит расстаться на какое-то время, – мама смотрит с твёрдостью, непреклонной решительностью, но её жест, когда она опускает ладони на бёдра, говорит мне, что она едва удерживает напускное спокойствие. – Что же касается Алека, то тут я уверена на все сто процентов, что он последует за тобой.

Она не знает. Мама ведь ничего, ровным счётом, не знает, о чём говорит. Ничего о моей нынешней жизни. И я почти срываюсь, чтобы рассказать ей всё, но она не поверит.

Я отрицательно качаю головой.

– Ты не понимаешь… – мой голос дрожит, звучит так жалко, что я невольно представляю, каков мой вид на данный момент. – Ты просто не понимаешь, – повторяю и повторяю я.

Я замечаю, как дёрнулось тело мамы, но она удержала себя от попытки встать и утешить меня. Вместо этого она ещё увереннее продолжает.

– В любом случае, решение уже принято. В ближайшее время я обо всём позабочусь, но сперва надо решить вопрос с новой квартирой и местом в университете. Это всё займёт где-то несколько недель, за которые ты как раз сможешь свыкнуться с фактом.

– Я не поеду, – упираюсь, глядя на неё глазами полного неверия.

Как она может так со мной поступать? Это словно и не моя мама. Родители в первую очередь предоставляли мне выбор, что с ней случилось?

– Думаю, пора заканчивать разговор, – игнорирует мама. – Я приберусь здесь и, наверное, отправлюсь отдыхать. Завтра я возвращаюсь обратно, – добавляет она, и я вижу, что скрывается под мраморной маской её стойкости.

Сожаление, боль, грусть.

И меня наполняет надеждой, что ещё можно поменять её решение.

– Мама, – выдавливаю с трудом, глотая комок из горестной обиды.

– Хватит! – обрывает она меня мгновенно, и меня ранит, словно острый нож, жестокость её голоса. – Это просто не обсуждается, и точка. Подумай хоть раз о нас с папой!

Грудь сдавливает, в горле саднит, и я даже не замечаю, когда именно мои щеки покрываются влагой. Но она не слышит меня впервые за всю жизнь. Даже сейчас, она просто закрывается от меня, делает вид, что мои слова ничего не значат. Она так строга, пытаясь быть холодной и непредвзятой, что никак не могу больше выдержать натиска обрушившейся на меня её злости и резко встаю, пулей вылетая из гостиной.

Мама не останавливает меня, а я и не возражаю. Мне требуется пауза. Остановка, находящаяся за пределами сегодняшнего сумасшедшего дня. Слишком много информации. Слишком много потрясений.

Моя комната – моё пристанище вечного спокойствия. Есть только я и тишина. И плотная темнота в ней помогает окунуться в необходимое одиночество. Стены, кровать, одеяло, запах моего шампуня на подушке – всё такое родное и старое, что кажется, я и не покидала свою привычную жизнь никогда.

Это то, в чём я нуждаюсь. Просто одиночество и атмосфера, что единственная не ощущается враждебной. Она принимает меня и даёт так много спокойствия, что я могу утонуть в нём, расслабившись и наконец-то забывшись, уснуть…

Словно толчок меня выкидывает из сна. Вздрагиваю и стремглав приподнимаюсь на локте, но тут понимаю, что что-то тянет меня насильно назад. Алек. Вернее, его рука, находящаяся на моей талии. Он укладывает меня обратно спиной на постель и приподнимается сам, чтобы видеть моё изумлённое лицо.