– В склад боеприпасов попали сволочи,– рявкнул ему в ухо старшина,– война сержант. С Германией вроде как началась. Ну, Гитлер ну, дурак. А майор со старлеем меня на смех подняли. Умники. И кто прав оказался?– старшина сплюнул набежавшую слюну и протер рукавом запыленное лицо.

– Хана взлетной полосе,– крикнул сержант,– Эй, Сафрон, Илья, живы? Сюда ползите.– Появившийся через минуту рядовой Сафронов, пристроился слева от старшины и сообщил:

– Итрита убило бомбой, товарищ старшина. Голову напрочь осколком снесло, вот…– протянул он окровавленную ладонь, сунув ее в лицо старшине и тот невольно отпрянув, не удержался и обложил его семиэтажным матюгом:

– Что "вот", мать твою?

– Книжка евоная красноармейская, я из кармана у него взял,– продолжал совать в лицо окровавленную ладонь Сафронов и старшина разглядел, что указательным и большим пальцем он действительно сжимает документ.

– И нахрена он мне вот прямо здесь и сейчас?– сверкнул глазами старшина, книжку красноармейскую все же выдергивая из трясущейся руки рядового и заворачивая ее окровавленную в лист лопуха. А над головой ревели авиационные двигатели в смертельной карусели. И казалось, конца этому не будет никогда. А затем рвануло так близко, что старшине показалось, что земля под ним сдвинулась вместе с сосной метров на десять, никак не меньше, и при этом грунтом сверху присыпало так, что он даже испугался, что заживо похоронило, приподнимаясь на колени. Рядом барахтался кто-то из бойцов.

– Ни хрена себе, рвануло,– прохрипел старшина и не услышал своего голоса. В ушах звенело, а глаза ничего не видели за слезной пеленой. Протерев их ладонями и проморгавшись, старшина даже охнул, от увиденного. Сосну, под которой они лежали, буквально вывернуло из земли. И она рухнула, накрыв их своими ветками.

– "Каб не она, тут бы нам и крышка",– подумалось машинально. Рядом из земляных завалов и веток выползал рядовой Сафронов, что-то шлепая губами на грязном и потном лице, плюясь кровью.

– Ранен что ли?– крикнул ему в вытаращенные глаза старшина.– Где Черпак?– звон в ушах стихал и голос он свой услышал как сквозь вату. И через нее же услышал.

– Деревом по хребту. Аж язык прикусил и звезды увидел. А Черпак, хрен его знает где. Черпа-а-а-а-к!!!– тут же заревел медведем Сафронов прямо в ухо старшине и тот отшатнулся от него, но ничего не сказал, оглядываясь по сторонам. Взгляд наткнулся на кирзовые сапоги, торчащие из-под сосны в трех метрах от него. И старшина переместившись, принялся разгребать завал из веток и грунта.

– Помогай,– скомандовал он рядовому Сафронову и в четыре руки они быстро откопали придавленного к земле сержанта, не подававшего признаков жизни. Однако ствол рухнувший, к земле прижимался не плотно и надежда еще оставалась, что пребывает в беспамятстве, получив контузию.

– Приподними дерево – я попробую вытащить,– скомандовал старшина и Сафронов запыхтел, упираясь в ствол плечами. Дерево шевельнулось и старшина выволок из-под него сержанта. Черпак был жив и дышал сквозь стиснутые зубы с клекотом и кровавыми пузырями.

– Жив курилка,– обрадовался рядовой Сафронов и услышал сиплое:

– Не дождешься.

– Ага. И слышит, и хамло. Значит, порядок. Где болит, Черпачок?

– Спроси, где не болит,– простонал тот в ответ и зашелся в кашле, отплевываясь от земли и крови.

– Бомбить вроде перестали,– сообщил Сафронов, вытягивая шею и прислушиваясь,– Похоже, что нам они прощальную швырнули суки.

– Вот тебе и дембельнулись,– прохрипел сержант,– Больно-то как, мать моя женщина. Товарищ старшина, гляньте у меня все руки, ноги на своих местах или как?

– Вроде все в наличии и даже крови особенно не вижу чтобы,– осмотрел его старшина.

– А болят, будто поотрывало их все нахрен,– посетовал сержант.

– Пришибло тебя о сосну. Лицо поцарапало, а так ничего вроде,– принялся ощупывать его рядовой Сафронов.– Я вон тоже язык прикусил и по хребту прилетело, аж звезды увидел. Огроменные такие. Водички хочешь, Черпачок?– сунул он флягу сержанту и тот, скривившись от боли, протянул руку.

– Давай ато во рту, как кот нагадил. И сесть помоги,– рядовой Сафронов засуетился вокруг него, помогая сесть и привалиться к сосновой ветке, удачно торчащей и не совсем голой.

– Вот так обопрись и хлебай водицу,– Сафронов отвинтил пробку у фляги и сержант жадно присосался к горлышку, а когда оторвался перевести дух, то заявил голосом уже вполне бодрым:

– Хрен вот им, а не мой трупешник. Я еще повоюю и припомню сволочам эту бомбежку. Фраера вонючие. Дембель обгадили, день воскресный тоже и Илюху убили. Скоты.

Как выяснилось позже, оставшиеся в живых, отделались испугом и легкими контузиями. Больше всех пострадал сержант. Левая рука у него висела плетью, явно с переломом в предплечье, но припухла не сильно в месте ушиба и, старшина заверил его, накладывая шину и подвязывая ее ему на шею бинтом, стараясь произносить слова как можно оптимистичнее:

– Трещина видать, но это на пару недель. В санбат бы тебя или в госпиталь. Там рентген бы сделали и, тогда понятно стало бы чего. Но я и так могу сказать, что ничего страшного и смертельного. Открытый если бы перелом, тогда караул, а так… Походишь с дощечкой неделю, другую и заживет, Яш, зуб даю.

– Зуб – это авторитетно. Верю,– поморщился Черпак,– Главное, что котелок цел. Всего пару шишек и уже не кружится. Ох, хряпнуло. Ну, думаю…

– Ты еще подумать чего-то успел?– удивился старшина.

– А как же. Чувствую, тянут за ноги. Ну, думаю, ноги значит на месте. А в ушах звенит. Вот почему так?

– А ты как хотел? Чтобы барыню наяривали?– влез с репликой рядовой Сафронов.

– Начинается,– констатировал старшина,– Вы, наверное, и на том свете если встретитесь, то друг друга станете шпынять.

– А че, есть он тот свет?– тут же проявил живой интерес сержант,– А вот комиссар говорил, что все это выдумки поповские. Я специально его про это на политинформации спросил. Авторитетно заявил комиссар, что нету после смерти ничего и, даже партбилетом клялся.

– Да пошел он нахрен со своим партбилетом, его бы сюда под сосенку сунуть и сразу бы молитвы все вспомнил, которые ему, наверняка, в детстве бабка скалкой вбивала. А про партбилет свой комиссарский и думать бы забыл,– проворчал старшина, у которого на шее крест алюминиевый на шнурке имелся и молитву он "Отче наш" зачитал за день сегодняшний уже не один раз.

– А я и не знал, что вы верующий, товарищ старшина. Думал, что партийный,– признался рядовой Сафронов.

– Конституцией нашей не запрещено веровать. Свобода совести у нас в стране Советов,– напомнил ему старшина,– Ладно, хватит пустословить. Пошли, глянем, что там на аэродроме. Может, жив кто остался из служивых. Помощь, может, требуется и вообще, ясность нужна. Может, связь есть. Не сидеть же здесь сиднями. С кем война, вот что узнать нужно. Самолеты, конечно, с крестами фашистскими, но может, это финны опять напали, а немчура с ними в договоре нынче, вот и пособили с воздуха гниды.

– А с Илюхой как?– напомнил сержант,– Похоронить бы надо мужика. Голову найти и все такое, чтобы без обид на том свете. Коль уж вам, товарищ старшина, верить. Чтобы претензий не предъявил. Обидится ведь. Коль так вот оставим.

– Вернемся и похороним. А пока о живых думать нужно. Хотя…– Старшина взглянул на рядового Сафронова оценивающе,– Прав ты, Яков, обидится еще раб Божий Илья. Оставайся-ка, Степан, и похорони его честь по чести. Крест сооруди из подручных средств и фанерину, какую-никакую, прицепи с его фамилией. Нака вот карандаш химический. Выполнять.

– Есть,– уныло козырнул рядовой и направился к тому месту, где совсем недавно стояла их палатка, а теперь дымилась воронка.

– Так, а у нас же с Гитлером тоже пакт есть о ненападении,– вспомнил сержант.

– Грамотный, газеты читаешь?– хмыкнул старшина,– пакт этот – насмешка одна. Действует, пока не напали. А Гитлер придурком оказался. И какого рожна с таким о чем-то договариваться? Вон майор расписал мне все от и до. Что, дескать, до ноябрьских мы их Вермахт нашими танками по всей Европе раскатаем и поэтому Гитлер не нападет. Однако напал сученыш. Главное дело, в аккурат в это воскресенье, сволочь. Эх, неделькой бы позже.