– Ты… уверена?

Аленка кивнула.

– Я же предупреждал всех, – пробормотал стилист сокрушённо.

Девушка захлопнула капот и сказала:

– Посмотри сам, но не сразу, а то… сам знаешь, сколько у нас доброжелателей на работе. Спасибо, что глянул под капот. Сальники менять не надо?

Он поглядел на веснушчатое лицо и пробормотал:

– Тебе показалось, с твоей тачкой всё в порядке.

– Ну, вот и славненько! – воскликнула Аленка и , подцепив его под руку, потащила к салону. А он переставлял деревянные ноги и пытался заглушить в себе мерзкое чувство.

В салоне Аленка побежала к своему месту и стала переставлять флаконы и инвентарь. Вадим же больше всего на свете хотел убедиться в том, что девушка ошиблась. Он спокойно переоделся, повязал фартук, даже проверил рабочее место. Он дождался своего первого клиента, вернее клиентки. Стриг, красил ее, а сам думал, что после нужно будет проверить список клиентов на сегодня. Когда дама ушла, он, словно паж, проводил ее до дверей, и как бы между прочим подошел к девочкам – Вере и Свете – на рецепшен.

– Девчонки, ну-ка, порадуйте дядю, сколько сегодня у меня желающих видоизмениться? – проговорил он весело.

Света достала гроссбух и подала его Вадиму, который быстро пролистал до своего имени и повел пальцем по строчкам.

– Вадик, у тебя офигенные руки, ты наверно ими только стрижешь. А вот у моего парня все в мозолях, гладит, словно наждаком проводит, – заныла Верунчик, главная дура салона. И за что ее держит у себя Нонна, непонятно.

И тут Вадим увидел это. Одиннадцать тридцать: Юрий Кочевой, стрижка, покраска, укладка. У стилиста даже потемнело в глазах от бешенства. Он сжал кулаки и посмотрел на двух администраторов. Света и Верунчик уставились на него, как кролики на удава.

– Кто записал этого…, – но голос предательски сел окончательно от клокочущей внутри злобы, – этого… ко мне?

Девицы посмотрели на него, потом друг на друга и, наконец, в гроссбух.

– Это не мой почерк, – в один голос проговорили они.

– Смотри, у тебя была Ольга Викторовна, финансовый директор «Петербургской Недвижимости», но она очень просила сообщить ей, будет ли у тебя свободное окно в другой день, пораньше. Я ее перенесла на прошедший четверг, а здесь образовалось окно…, – затараторила Верунчик.

– Какое к дьяволу окно? – зашипел Вадим, и ткнул пальцем в фамилию. – Я вас спрашиваю, кто мог записать ко мне это чмо?

– А когда он записан? В понедельник, меня по понедельникам не бывает, – тут же встряла Света. – У меня ребенка не с кем оставить в этот день. Так что не я.

Вадим вперил тяжелый взгляд в побледневшую глупую мордашку Верунчика.

– Я… я… не записывала его, – проговорила она. – Я же помню, что ты говорил, ни под каким именем его не записывать. Это не я, честное слово!

– А кто? – рявкнул Вадим. – Баба Луша из третьего дома? Или, может, Гульнара махала здесь своей шваброй и на звонки отвечала?

– Да, подожди, не ори! – одернула его Света. – Почерк не Веркин, сам посмотри.

У Верунчика в предвкушении слез уже и личико набок съехало, она часто-часто дышала, чтоб не разреветься.

– Ну-ка, давай оживляй свою память, где была? – приказала ей старшая подруга.

– Я… я… не помню… кажется, никуда не уходила, – промямлила та.

– Обедать тоже не ходила? Постилась, что ли?

Тут у почти ревущей девицы просветлело лицо.

– Точно! Я обедать ходила, а меня подменяла Нонна, – радостно оповестила она.

Света быстро пролистала гроссбух и стала водить пальцем по строкам, потом сверяться с интересующей их записью.

– Точно, Нонна. Сам посмотри, – проговорила она и повернула книгу к парню. Но тот даже не взглянул на нее. Стукнул обоими кулаками по стойке рецепшена, схватил гроссбух, развернулся и пошел в сторону кабинета начальницы.

Вадим пересек салон, не глядя по сторонам, и ввалился вне себя от злости в кабинет Нонны. Та подняла голову от бумаг.

– Стучаться не учили? – бросила она ему и вновь уткнулась в документы.

Вадим же, сдерживая злобу, лишь сжимал и разжимал кулаки. Он швырнул книгу под нос шефине.

– Из ума выжил? По какому праву ты так… – закричала Нонна.

– А то ты забыла, по какому именно!? Напомнить? – перебил ее Вадим и ткнул пальцем в фамилию ненавистного клиента. – Это ты его ко мне нарисовала?

Нонна глянула мельком на запись и посмотрела на парня.

– И что? – спросила она, закрыв и отложив гроссбух на край стола. – Что из этого? Ты кем себя возомнил, что даже клиентов выбираешь? Этого буду стричь, а этого нет, так что ли?

На Вадима она не смотрела, а зря. Возможно, если бы увидела, как у того желваки двигались под кожей, а глаза горели ненавистью, то не стала бы всего говорить. Но женщина была занята исключительно своими делами и на ведущего стилиста не глядела. Парень отвел глаза в сторону, едва справившись с желанием врезать один разок по надменной физиономии начальницы.

– Я… о многом прошу? – проговорил он, взвешивая каждое слово. Перед ним была ни какая-то девица, а Нонна. Та Нонна, с которой они вместе прошли и огонь, и воду, и даже медные трубы. Правда, до медных труб путь оказался далек и тернист. И он, видимо, в отличие от шефины, очень хорошо помнил это. Он, в принципе, никогда на память не жаловался.

– А почему у меня к тебе должно быть какое-то особенное отношение? И так в салоне говорят, что ты спишь со мной, поэтому лучшие клиенты достаются только тебе, – проговорила Нонна, выйдя из-за стола.

– Вот значит как? Значит лучшие клиенты у меня по твоей милости, а не из-за моего мастерства?

– А в чем дело? Что ты поднял бурю в стакане воды? Иди и работай! – рявкнула та.

Вадим подошел к ней вплотную. Она смотрела на него снизу вверх, ей стало неуютно от этого взгляда, но отступать было некуда.

– Бурю в стакане воды? – повторил он, сузив глаза.

Тут дверь распахнулась, и на пороге показалась Верунчик с кофе в руках. Увидев начальницу и Вадима, стоящих почти в обнимку, она бросила извинения и выскочила за дверь. Нонна тут же оттолкнула от себя стилиста.

– Что это, по-твоему, публичный дом, что ли? – закричала она. – Ты обычный работник, работающий по договору! Если клиент хочет обслуживаться у тебя, то почему я должна…

– Вот именно, публичный дом! Как я раньше-то не догадался!? Хочешь, не хочешь обслуживать, как ты выразилась, клиента, а обязан! Да я путана, которая обязана обслуживать клиента, хочется ей того или нет!

– Я не это имела в виду…

– Может, мне тогда и спать с ним, коль он этого хочет? А проценты тебе платить, как сутенеру. Хотя ты ведь над всеми нами стоишь, значит, Мадам! Или Мамаша? Я не силен в иерархии проституток. Но ты-то именно на это намекаешь! Ну, так как нам тебя величать?

– Романов!!! – взревела Нонна, побагровев от злости.

Вадим отступил от нее и оглядел презренным взглядом.

– А хорошо у тебя дело налажено, коль одеваешься в сплошь брендовые вещи. Где сию кофтенку прибарахлила? Не на Апрашке же? – хмыкнул он.

– Пошел вон!

– Да уйду я, уйду! Я ведь сам виноват в этом. Ты мне подсунула Амалию – я смолчал, а то, что она всегда недовольна результатом, хоть ты тресни, это фигня! Главное, она же платит! То что, Бесшумный стрижется только у меня, «но как же, Вадик, такой клиент!»

– Романов! А не много ли ты на себя берешь? – процедила она сквозь зубы. – Я же не держу тебя! Или думаешь, незаменимых у нас нет?

От глухого бешенства у Вадима потемнело в глазах. Он даже отступил еще на шаг назад, чтоб не сорваться.

– А и то верно! – проговорил он глухо. Он подошел к столу начальницы и выдернул из-под бумаг папку, на корешке которой значилось: «Служебка». Почему Нонна так окрестила ее, Вадим, сколько не думал, не понимал, но в ней отмечались рабочие дни каждого сотрудника салона. И пока начальница с матом собирала разлетевшиеся по кабинету бумаги, он быстро нашел, что искал.

– Как ты сказала: незаменимых у нас нет? Сегодня двадцать третье июля. Ну, так вот, Мадам, я ухожу в отпуск, обещанный вами еще в июне текущего года – это раз. А во-вторых, я к нему приплюсую все свои неотгулянные отгулы! Итого: увидимся мы с вами, Нонна Валерьяновна, аж через двадцать пять дней. Заявление пришлю по электронке. Ариведерчи!