– Потому что отец этого не понимает, – вздохнув, ответила мастерица. – Он очень сильно изменился после того, как добился успеха. Он считает, что шитье – это занятие для простолюдинов.

Инна опять вздохнула. Возомнил себя графом, чуть ли потомком Великого Петра! О, как же ее это раздражает!

Уличные танцы? Фу, как вульгарно! Шить? Это не пристало дочери писателя! Готовить ужин? Зачем? Ведь у нас есть домработница! Этот парень плюгав, тот – прыщав, третий – из бедной семьи, у четвертого – скандальная репутация. Вот, к примеру, сын замминистра. Ну и что, что он третий раз развелся? И что с того, что у него пузо из-за ремня вываливается? Почему у него свинячьи глазки? А в газете про него всё клевета, ты что, этих писак не знаешь?

И вот какой нонсенс: то, что сын замминистра был застукан с путанами в сауне – это не скандал, а то, что друг из данс-группы стал уделять Инне внимание – это ни в какие ворота!

Именно из-за этого прессинга я так сглупила, – мелькнуло в голове.

– Иди спать, тебе завтра на работу, – проговорила она, клюющей носом Альке. Та глянула на часы, почти двенадцать. А на столе всего восемь лепестков.

– Инн, а ты? Может, Бог с ним, с колье, а?

– Ну уж нет! Нужно идти до победного конца! Марш спать! У тебя завтра непростой день, а вечером еще нужны будут силы, чтоб танцевать. Как ты говоришь своему брату: вали в люлю! Спокойной ночи.

– Слушай…

– Иди уже, не отвлекай меня.

Алька мялась на пороге, не зная, как поступить. Пока она делала один лепесток, Инна успела три сплести. Но это всё равно очень долго и невероятно трудно! Сплела один, а шея уже ноет!

– Не увлекайся сильно.

–Угу, – ответила Инна, не поднимая головы.

Аля долго прислушивалась к звукам в квартире. Но плести из бисера, это не то же, что работать на машинке, не слышно. Платье получилось просто класс! Просто супер-пупер-класс! Да уж, Карина от зависти и злости завтра лопнет. Интересно, каким стал Антон? Они общаются в социальных сетях, но увидеть вот так вживую! Здорово!

Размышляя таким образом, девушка уснула. Проснулась она от приглушенного шипенья и какого-то бормотания. За окном было относительно темно, как в любую другую летнюю питерскую ночь. Шипение за дверью усилилось, потом что-то шаркнуло по полу.

– Блин, сам виноват. Надо было убрать еще вчера, – бормотал Вадим. И Алька открыла дверь.

– Ты чего еще не спишь? – проворчал он, потирая ушибленную ногу.

– Я уже не сплю. Больно?

– Терпимо.

– Где шаландался?

– Тебе отчет в письменной или устной форме подать?

– Желательно, конечно, в письменной, но на это уйдет черт знает сколько времени. Пока ты вспомнишь, как пишутся те или иные буквы, пока напишешь, будет утро. Можешь просто ответить.

– Спасибо, – с поклоном ответил брат и направился в свою комнату, – благодарю вас за щедрость, ваше величество.

– Нема за що, обращайся еще, но на мой вопрос ты так и не ответил. Где ты был? Хотя, нет, не так. Мне не очень интересно, где именно вас черти носили, а вот почему твоя светлость не позвонила и не предупредила? Или не царское дело?

– Не царское дело, – повторил брат, стягивая с уставших плеч жилет.

– А! Дошло: у тебя опять батарея села! Опять Юрасик названивал?

– Не поминай дьявола к ночи, – тут же пробормотал Вадим, расстегивая рубашку.

– Тьфу, тьфу, тьфу! – сразу сплюнула Алька через левое плечо.

– Уж не знаю, что там наговорила ему Инна, но он словно сквозь землю провалился. Уже который день не звонит. Слава Богу!

Алька весьма картинно покашляла и вперила в брата тяжелый взгляд. Тот обречено вздохнул.

– Ты не поверишь, но у меня села батарея. Просто я вчера не поставил телефон на зарядку. Звонить на домашний совсем не хотелось. Я был не один. Я каюсь и готов понести наказание.

– Ты же понимаешь, что я просто волнуюсь. Я понимаю, что у тебя своя личная жизнь, просто ты всегда предупреждал.

Вадим на это лишь вздохнул.

– Слушай, ваша величества, может, соизволишь покинуть мою комнату, мне переодеться нужно, – проговорил он, Алька послушно ушла.

Когда же Вадим вышел из душа, то обнаружил под дверью сестру, готовую свалиться на пол от усталости.

– Ты что? – спросил он.

– Я не могу разбудить Инну.

– Опять храпит?

– Нет, она уснула за столом.

– Каким столом?

– За рабочим столом. Она дошила мне платье, и даже сплела украшение из бисера: серьги и колье, и, видимо, уснула.

– Уснула?

– Ну да! У нее к лицу даже бисер… прилип, – сказала жалобно Алька.

Вадим усмехнулся.

– Видел, как люди мордой в салате засыпали, а вот чтоб в бисер, уткнувшись, храпели…

– Да не храпит она! – пискнула сестра.

– Ладно уж, пошли будить спящую красавицу.

Они вошли в комнату, и Вадим едва сдержался от смеха. Инна спала, сидя за столом, уткнувшись лбом в швейную машинку, которую просто отодвинула, но не убрала совсем. При этом, судя по всему, ей было очень неудобно, так как шея загибалась под каким-то невероятным углом. На поверхности стола были рассыпаны бисер и бусины. Но украшения были сделаны и висели на швейной машинке. Вадим потрогал один из лепестков.

– Ты, представляешь, я один лепесток целый час делала, а она три успевала за это же время! – проговорила рядом стоящая сестра.

– И сколько их всего?

– Четыре в серьгах, и шестнадцать в колье. Не мудрено, что она так вырубилась. Брат, ты же сильный?

– Что?

– Отнеси ее в комнату! Ты же знаешь, нам ее не разбудить сейчас. Отнеси, пусть спит в человеческих условиях, – проговорила жалобно Алька.

Вадим вздохнул. Инна точно не проснется. Ему ли об этом не знать? Но как нести совсем немаленькую девицу, когда даже он один успел зацепиться за ящик. Вот будет смеху, если они вдвоем грохнуться!

– Вадим…

– Иди, посмотри фонарь в кладовке. Там, должен слева лежать.

– Зачем?

– За тем и за этим, – буркнул он, приподнимая голову Инне. – Шевелись, давай!

Тут, видимо, сестра сообразила, зачем брату требуется фонарь и выскочила из комнаты.

Инну было нести неудобно. И причина была совсем не в тяжести, а в росте. Она посапывала Вадиму в шею, а он боялся, как бы швея своими длиннющими ногами не зацепила что-нибудь. Но нет. Они спокойно добрались до кровати, и парень уложил девушку. Аля, направив свет фонаря в потолок, заботливо снимала бисеринки с лица Инны. Та даже ухом не повела. Вадим уже собирался уходить, но тут Аля стал накрывать ее пледом, и он поймал сестру за руку.

– Подожди, – сказал он и опустился на одно колено на кровать. Он так и этак оглядел спящую девушку, соображая, как же ловчее сделать то, что задумал, и когда Алька уже хотела что-то съязвить, его рука нырнула под топ Инны. Он спиной почувствовал, как сзади замерла сестра. Быстро нащупав застежку бюстгальтера, он ловко его расстегнул одной рукой. Парень даже улыбнулся про себя.

В жизни ни разу не удавалось расстегнуть наощупь, да еще и одной рукой. Если проснется, я труп!

Он осторожно стянул лямку с одного плеча, потом с другого и вытащил бюстгальтер через пройму топа. Ему даже показалось, что Инна вздохнула с облегчением и перевернулась на другой бок. Он, не глядя, свернул лифчик, еще хранящий тепло и запах своей хозяйки, и так же не глядя на сестру, покинул комнату, положив его на край тумбочки. Алька не дыша, смотрела на брата, а потом выскочила из комнаты.

– Ты в своем уме? – зашипела она. – А если бы она проснулась?

– Ну, не проснулась же, – устало проговорил парень, расправляя собственную постель.

– Ты… да ты… ты же раздел ее! – топнув ногой, прошептала она разъяренно.

– Всего лишь лифчик, не впервой. Иди, давай, спать хочу. Правда, первый раз снял с девчонки лифчик, и не переспал с ней. Может вернуться, а? Как думаешь?

– Чердак снесло? Мозги уже спать легли, а тело само по себе? Да это можно расценить как сексуальное домогательство!