А старшая дочь жива, ей сейчас пятьдесят два. Это женщина, целиком и полностью посвятившая себя карьере, была раз пять замужем, но детей у нее нет. Она приезжала в две тысячи первом. Бабушка вызвала ее из Америки. Но вспоминать о ней Вадим не любил. На то были свои причины.

– Поженившись, дед взял фамилию жены, но это не спасло от репрессий. Его вскоре арестовали. От пережитого потрясения у бабушки произошел выкидыш. Вернулся дед домой только после смерти Сталина. Мать родилась в пятьдесят шестом, когда бабушке было уже тридцать шесть лет. Больше детей у них не было. Мать единственный ребенок. А у нее только мы. Алькин отец был талантливым скульптором. Его работами восхищались, но сам он воспитанник детского дома без рода и племени.

– У вас разные отцы?

– А по нам не видно? – вновь усмехнулся стилист.

– Но у вас-то есть род и племя?

Вадим засмеялся:

– Вот только вы на кореянку не походите совсем.

Инна смотрела на него, не отрываясь. Стилист всё еще улыбался, и только теперь она увидела у него на щеках ямочки.

– Что вы на меня так смотрите? – спросил он.

Девушка вдруг тоже улыбнулась, отчего заискрились ее голубые льдинки-глаза.

– Впервые вижу взрослого человека с ямочками на щеках. Забавно!

И стилист смутился.

– Правда, он обаяшка, когда улыбается! – раздалось от двери. – Ой, народ, я столько всего притащила! Идите, разбирайте!

Алька прошла в гостиную, брат поймал ее на входе и сдернул полотенце с головы.

– Ай! – взвизгнула та и попыталась достать парня ногой, но он лихо увернулся, правда, чуть не свалив Инну. Она вцепилась в него, пытаясь сохранить равновесие, так в обнимку они продефилировали несколько шагов. Алька смотрела на них с нескрываемым любопытством.

– Я что-то пропустила? – спросила она, улыбаясь. Инна тут же вырвалась из рук стилиста.

– Изма угостила? – как ни в чем ни бывало спросил брат, разглядывая подарки в руках сестры. – Да и вот еще что, завтра, мадмуазель Алиса, даже не смейте подкатывать ко мне с просьбой, уложить вам волосы!

– В глаз захотел? Где ты тут Алису увидел? А насчет волос завтра и поговорим, – сказала она.

– Даже не мечтай, – промурлыкал брат. – А что ты ей отнесла?

– Ты привозил кедровые шишки из Старой Ладоги и конфеты, которые я Марусе заказывала еще весной, – ответила сестра. – Видал такое!

Она подцепила двумя пальцами крохотный сундучок и открыла его. На ладонь выпали браслет и серьги с гранатами.

– Изма сказала, что это мне к тому черному платью, атласному. Которое отливает на свету бордовым.

– Я понял, – вставил брат.

– Тебе запонки, смотри, какие классные! Вот еще орехи и конфеты чешские. А это тебе Эммануил Маркович успел передать, когда я уже выходила. Натуральное чешское пиво! Изма Изральевна нас, конечно, всё равно спалила. Смешно да, мы для них всё еще дети. Она так и кричала: «Не смей спаивать ребенка!» А он ей: «Изя, ты сорвешь голос, а у тебя скоро приемная комиссия». Здорово, как же здорово, что Эммануил Маркович оклемался! Я так этому рада! Да, кстати, она на тебя жаловалась. Сказала, что ты ей запретил в этом году загорать, да? – спросила Алька, глядя на брата.

Тот рассматривал запонки и улыбался.

– Никогда про нас не забывают. Бабушки уж десять лет нет, а они всё так же пестуются с нами, словно мы школьники-сироты, – проговорил он.

– Да, с соседями нам повезло, словно лотерею выиграли. Так что насчет загара?

– Изме уже за восемьдесят, ей нужно опасаться ультрафиолета. Сейчас ее лучшие друзья – это широкополые шляпы.

– Вот еще что. Инна, это тебе, – сказала Алька и протянула брошь. – Я такой красоты отродясь не видела.

Брошь представляла собой изгибающуюся ящерку с янтарными глазками и россыпью знаменитых чешских гранатов по выгнутой спинке. Девушка повертела ее в руках и протянула обратно Але.

– Я не могу это принять, – сказала она. – Мне вообще не нравится эта авантюра. Я не могу быть вашей девушкой, вы же сами это понимаете, Вадим. Тем более принимать дары на этом основании. Вы ввели пожилого человека в заблуждение. Нужно извиниться и вернуть брошь.

– Что вы так переполошились, словно я вас под венец или в постель тащу? – вздохнул стилист. – Да, я представил вас своей девушкой, но не женой же! Да и с женой можно при желании развестись, а с девушкой расстаться. Когда вы решите уехать в Москву, я верну брошь Изме и скажу, чтобы она придержала ее до тех пор, пока я не встречу ту самую единственную. Вот и всё. Хватит воду в ступе толочь. Завтра тяжелый день.

С этими словами он, потирая ноющую шею, вышел из комнаты. Алька поспешила за ним.

– Онисама, а со скольки ты завтра работаешь?

– С утра.

– А конкретнее?

– А не скажу! – в тон ей ответил брат. – Я ж тебя знаю, встанешь на двадцать минут раньше меня, сваришь свой чудесный кофе и будешь предано смотреть мне в глаза. Меня начнет грызть пресловутая совесть, и я, в конце концов, уложу тебе волосы на работу! Так?

Алька молчала, потом заворчала:

– Бесит, я же не собака или кошка, что ты меня вечно за ушами чешешь? Брат!

– Я в душ и спать, пока, meine kleine Schwester! ²Guten Nacht!³

– Брат!

Инна же стояла в гостиной и рассматривала лежащую на ладони ящерку. Ее роман становился час от часу интересней и интересней. Вот только куда всё это приведет, непонятно.

Глава III. Тайны брата и сестры.

Утром следующего дня Инна проснулась от жужжания фена. Она застала брата и сестру в гостиной. Вадим стоял над сидящей Алькой и управлялся то феном, то расческой, укладывая малышке волосы. Инна поздоровалась, и увидела, каким довольным было лицо Али.

– Я всё вижу, – пробормотал брат, укладывая прядь, – если не сделаешь лицо попроще, так и пойдешь на работу.

– А я что? Я ничего! Я даже слова не сказала, – пробурчала она. Вадим щелкнул ее расческой по носу.

– Тебе пара уже корни подкрасить.

– Ну, это до выходных теперь.

– Я постараюсь сделать на неделе.

Аля в ответ вздохнула.

– Вадим, вас не затруднит зайти в оптику, где мы с вами были? – спросила Инна.

– Что вы хотите? – не отрываясь, спросил он.

– Там есть все мои данные после обследования, пусть сделают очки. Я буду носить их только дома. От линз глаза устают.

– Инна, вы противоречите сами себе, – вдруг сказал он, – начнем с того, что вы носили даже не просто линзы, а цветные, так как вам не нравился ваш натуральный цвет глаз. Как же вы с этим мирились?

Девушка, вторя Альке, вздохнула.

– Хорошо, это не совсем правда. Если я буду носить очки, то не так будет бросаться цвет моих глаз, такая причина вас устроит?

– А что не так с твоими глазами? По мне, так круто! Похожи на кристаллы льда, ага, брат? – проговорила хозяйка дома.

– Я ей уже об этом говорил, да только без толку, – пробормотал Вадим, – мне не трудно заказать вам очки, но за пределы квартиры вы в них не выйдите, учтите. Это раз. Я сам выберу вам оправу, а то, зная вас, могу предположить, что это будет нечто в стиле Ксении Собчак. Не всем идут темные, прямоугольные оправы – это два. И последнее, – тут он поднял на нее свои темные глаза, – пора избавляться от комплекса неполноценности. Большинство моих знакомых убили бы за такой рост, почти все – за волосы, и уж точно все – за грудь. Если вы сбросите вес, то можете смело идти в модели. У вас и осанка, и походка отличная. Когда не спотыкаетесь.

– Вадь, а она смутилась, – хихикнула Аля.

– Не верти головой! – тут же приказал брат.

Каждый день они ездили на работу, оставляя Инну одну в доме. Девушка готовила ужин, по мере необходимости убирала в квартире и всё. Вадим уходил в восемь тридцать, а возвращался уже после десяти. Алька работала официанткой в одном из самых дорогих и шикарных ресторанов. Открывался он в десять и закрывался в двенадцать ночи. Поэтому девушка работала или в дневную, или в вечернюю смены. Если работала до закрытия, то возвращалась домой на такси. Брат за этим следил строго.