– Ну, не все, разумеется. Есть люди, уважающие тебя, взять хотя бы стражу. Даже ленивые охламоны, что постоянно пропивают свое жалование в моем заведении, и те заступились за тебя, когда местные как-то раз принялись тебе кости перемывать.
– Что?!
– Расслабься, – усмехнулась Дельфина, – это было довольно давно. Еще в начале лета.
– И о чем же они говорили?
Бретонка вдруг замялась.
– Тебя это, наверное, расстроит, – осторожно произнесла она, – но подавляющее большинство ривервудцев считает, что ты спишь с ярлом, и за это он и оделил тебя танством.
Банри обомлела.
– Да он же мне совсем не нравится, – глупо сказала она, и Дельфина расхохоталась.
– Ну, попробуй объяснить это окружающим.
Готтлсфонт подождала, пока Клинок отсмеется, и спросила:
– И что, так прямо все и думают? Что я грею Балгруфу постель в качестве платы за титул?
– Не знаю насчет других граждан владения, но в нашей деревне, как я сказала, почти все. Кроме меня, стражников и, возможно, твоего приятеля Фендала.
– Ясно. – Банри запрыгнула в седло и отыскала взглядом Барбаса. – И ты, выходит, решила использовать общественное мнение в свою пользу? Для этого нужны тряпки и драгоценные побрякушки?
– Быстро соображаешь, – одобрила Дельфина. – Да, представим все так, будто ты страстно желающая подняться в обществе содержанка с номинальным титулом. Отличная легенда, по-моему, и, главное, практически все вокруг уверены, что это правда.
– Да уж, просто замечательно, – огрызнулась имперка. – Всю жизнь только и мечтала прослыть любовницей какого-нибудь дворянина. Отвратительно!
Дельфина прищурилась.
– В конце концов, это может сыграть тебе на руку. Талморцы решат, что ты не представляешь опасности их деятельности, и отзовут своих убийц.
– Да, но если я все же попаду в их посольство и наведу там шороху, то как бы не вышло наоборот, и за мной не послали в два раза больше асассинов.
– Будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас поезжай спокойно и не думай об этом. Сиди дома и старайся не выходить за стены. А, да – прикупи одежды побогаче и проведи разъяснительную работу со своим хускарлом. Только не вздумай все ей рассказывать.
– Я не так глупа, как кажется, – отозвалась Банри, поерзав в седле.
Дельфина сощурила глаза.
– Поживем – увидим.
Банри верхом спустилась с холма и свернула к медоварне Хоннинга. Барбас трусил рядом.
– Знаешь, – вдруг сказал пес, – она правду сказала.
Имперка посмотрела на него.
– Дельфина?
– Да, блондинка-Клинок. Эти деревенщины совершенно уверены, что ты подружка здешнего ярла.
Решив отложить на будущее расспросы о том, как Барбас опознал в бретонке Клинка, Готтлсфонт вздохнула и удрученно проговорила:
– Что поделать. Не могу же я запретить им сплетничать... А ты как узнал, кстати?
– Пока вы вчера трепались с этой Дельфиной, я прогулялся по таверне. Только и разговоров было, что о вернувшейся «девке ярла». Кстати, баба с лесопилки думает, что не очень-то ты хороша в постели, раз живешь в маленьком домишке в самом нижнем районе города...
– Гердур как всегда очень мила... Кстати, ей-то откуда знать? Нордки вроде не разбираются в постельных премудростях, как раз потому что в основном имеют дело с мужиками своей национальности. Мне всегда казалось, что, дабы порадовать этих северян, нужно быть немного погорячее дырки в сугробе...
Барбас захихикал.
– Ага... А недоделанный бард сказал тому трактирщику, что и бесплатно бы с тобой не переспал. И тот заржал, как конь.
Тут Банри не выдержала и расхохоталась сама.
– Боги милостивые, ну и самомнение у него, да и Оргнар тоже тот еще гусь. – Она утерла выступившие от смеха слезы. – Прекрати. С одной стороны вроде обидно, с другой – смешно.
– Понимаю, но лично мне кажется, что надо быть добрее к себе подобным. В общем, я решил, будет неплохой идеей поставить их на место. Ты же не думаешь, что я просто так слопал этих тухлых фазанов?
– А... Так вот почему... – Имперка попыталась сдержаться, но губы все равно разъехались в злорадной улыбке.
– Ты погоди. Жаль, мы не увидим, что случится, когда они сегодня решат немного поработать. Одна на лесопилке, другой – со своими инструментами. Кстати, – пес посмотрел на солнце, довольно высоко стоящее над горизонтом, – Гердур уже должна оценить.
Банри остановила Альфсигру и повернулась к нему.
– Что ты сделал?!
Барбас приветливо помахал хвостом и радостно оскалился.
– Скажем так: их ждет большой сюрприз.
====== Акт II. Глава 2. Дипломатическая неприкосновенность. Часть 2 ======
Незаметно пролетела неделя, хотя Банри почти ничего не делала. В основном сидела дома и перечитывала книги из своей скудной библиотеки. Лидию она, правда, уведомила о планах скататься в столицу Скайрима, а затем попасть на прием в Талморское посольство. Хускарла перспектива пообщаться с эльфами почему-то не вдохновила, и она замкнулась в себе на несколько часов после того, как услышала новости.
– А когда мы поедем? – спросила телохранительница вечером того же дня.
– Пока неизвестно... Возможно, не скоро.
Лидия приободрилась и утром удрала в город, как ни в чем ни бывало.
– Ишь, как порхает, – прокомментировал Барбас, проводив ее взглядом, – чуть не щебечет.
Банри поселила пса в закутке, служившим ей лабораторией (все равно в последнее время было не до зелий и экспериментов), хотя пришлось вынести стулья, чтобы он там поместился.
– Никто не любит талморцев, – пожала плечами имперка. – Сдается мне, даже они сами.
Лидия восприняла появление Барбаса совершенно равнодушно. Подумаешь, хозяйка привела в дом собачище ростом с осла, бывает. Сам же Барбас старательно притворялся обычным псом, как и при других посторонних, разговаривал он только, когда они с Банри оставались наедине. Впрочем, в доме он тоже не засиделся и повадился удирать в город каждый день с утра вслед за Лидией, а возвращался лишь поздним вечером, чтобы вывалить на Банри ворох сплетен, и так каждый день. Правда, делился новостями Барбас, только если Лидия ночевала где-то в другом месте, в противном случае Готтлсфонт следующим вечером получала двойную порцию свежеподслушанной ерунды.
На седьмой день после возвращения Банри вспомнила о наказе Дельфины и полезла в сундук за наличностью, которой оказалось даже меньше, чем предполагалось. Как она и ожидала, у Белетора подходящих нарядов не нашлось, а больше никто в Вайтране не торговал одеждой и, что печальнее всего – здесь не было портных. Потом Банри подумала о ярле и его окружении – их-то должен был кто-то обшивать, так почему бы не поинтересоваться там? Она легла спать с этими мыслями, а на утро прибежал Барбас и сообщил, что приехали каджиты-торговцы. Наглядным подтверждением этому служили добрые жители Вайтрана, то и дело шмыгающие за ворота под недовольное брюзжание стражников, а потом возвращающиеся с мешками и свертками в руках. Поколебавшись, Банри взяла свои деньги и спустилась к конюшням.
Коты не могли пожаловаться на отсутствие покупателей – у их маленького лагеря уже очередь образовалась. Имперка нерешительно приблизилась, прикидывая, как бы понезаметнее рассмотреть ассортимент – привлекать внимание к своим нуждам не хотелось. Но стоило ей попасться на глаза Ри’саду, как каджит немедленно оскалил клыки в широчайшей улыбке и проурчал:
– Приветствую, Банриона. Чего твоя душа желает?
Закупающиеся всякой всячиной горожане тут же уставились на имперку. Та слегка смущенно проговорила:
– Я Банри.
– Как скажешь. Так чего тебе хочется?
– Мне... – Банри замялась, подбирая слова. Ри’сад оставил других покупателей, быстро потерявших интерес ко всему, кроме каджитского товара, на своих подчиненных и подошел к имперке. – Мы можем поговорить наедине? – тихо спросила она.
Кот кивнул и пригласил Готтлсфонт в свою палатку, опустив за ней полог. Внутри сразу стало почти темно – временное жилище Ри’сада освещала лишь одна свеча – и тихо. Хозяин палатки выжидающе посмотрел на гостью, и Банри сбивчиво попыталась объяснить, что ей требуется. Каджит выслушал и принялся рыться в самом темном углу палатки. Через минуту он вытащил на свет деревянный ящик, довольно приземистый для овощного, с усилием отодрал крышку, явив непромокаемый кожаный короб. Еще некоторое время ушло у Ри’сада, чтобы открыть короб и убрать сначала стебли лаванды, а затем – слой тонкой шелковистой бумаги, явив, наконец, содержимое. Когда Банри увидела платье, то почти до крови прикусила губу, чтобы не ахнуть и тем самым не поднять цену раза в два.
