========== Генерал ==========
Две армии стояли на берегах Громовой Реки, не решаясь вступать в бой и вместо этого обмениваясь оскорблениями и редкими выстрелами, не долетавшими до середины Саркосского Брода. Войско на левом берегу стояло под знаменем с Соколом Корзетты и Пылающим Сердцем. Шестьдесят тысяч воинов,- пехоты и конницы,- вывел на берега Громовой Эскадо, собравший всю знать со всей оставшейся ему верной Зингары. Не менее четверти от войска Эскадо составляли отряды, присланные Волантисом, прежде всего - десять тысяч фанатиков из храмовой стражи, выделявшихся среди остальной армии наконечниками копий в форме языка пламени. Были здесь и наемники, собранные со всего Вестероса, и лучники-ополченцы. Но главную ударную силу Эскадо составляла тридцатитысячная зингарская конница.
На противоположном, более низком, берегу спокойно созерцал вражеское воинство высокий всадник в черных доспехах. Над его головой реял черный стяг с золотым львом – король Конан больше не считал нужным скрываться от врагов. Не больше тридцати тысяч пришло под его знамя - да и то, больше половины этого войска составляли чужестранцы - пуантенцы и аргосцы. Стяг с леопардом, гербом Пуантена, а теперь уже и Зингары, развевался над правым флангом армии Конана и командовал им Олегаро, уступивший общее командование киммерийцу, многократно превосходящему его боевым опытом. Ударную силу армии Олегаро составляла пятитысячная пуантентская конница, кроме них отряды прислали и графы северной Зингары. Всего под началом Олегаро находилось около восьми тысяч.
Левое крыло составляли аргосцы - около пяти тысяч пехотинцев и две тысячи конницы. Только сам Конан, да некоторые его друзья из пиратов и торговцев Мессантии знали, как много золота из закромов прижимистых нуворишей утекло в королевский дворец, на взятки родственникам монарха, прежде чем король Ариостро дал себя убедить открыто выступить на стороне мятежников. Кроме того, уже на свои деньги, аргосское купечество наняло в Шеме и отряды лучников. Конан недолюбливал чернобородых шемитов за бесчеловечную жестокость, похоть и звериную ярость, но отказываться, разумеется, не стал – лучниками, несмотря ни на что, шемиты считались непревзойденными. Командовал этим войском аргосский генерал Марко Ипато.
Сам Конан командовал центром, основу которого составляло десять тысяч тяжелой кавалерии, снаряженной за счет баронов Лусианы. Немалую долю войска составляли аквилонские изгнанники, бывшие сторонники Конана бежавшие от жестокого правления Валерия. Пехоту Конана составляли пикинеры Гандерланда: в этой провинции, до последнего сопротивлявшейся Валерию, нашлось немало обездоленных воинов, охотно откликнувшиеся на зов спасшегося короля. Были тут и сами лусианцы: недолюбливавший магнатов-рабовладельцев, Конан не мог не признать их боевых качеств. Рослые светлоглазые отпрыски знатнейших родов Лусианы, с детства приученные к войне и охоте, закаленные как в пограничных стычках с аргосцами и разбойниками Рабирийских гор, так и в подавлении восстаний черных рабов. Их предводитель - наследник барона Римерио, юный Сезар произвел на Конана самое приятное впечатление: решительный, неглупый, явно разбирающийся в военном деле и при этом наслышанный о боевых подвигах короля Аквилонии, охотно вставший под его командование.
Кроме аквилонцев и лусианцев, под начало Конана встало и около двух тысяч рыцарей и копейщиков из Кофа, присланных Пелиасом. Сам маг покинул Конана, спешно отбыв по каким-то своим делам в Хоршемиш. Конан расстался с ним без сожаления - Пелиас немало помог ему, но воевать и дальше при поддержке черного колдовства и мерзких тварей из холмов Упырей претило варварской натуре короля Аквилонии.
Понадеявшись на свое численное превосходство, Эскадо решил атаковать первым. Над вражеской армией пронесся звук горна, больше напоминающий удар храмовых колоколов и и тут же, словно в ответ, поднялись и опустились копья с огненными языками. Распевая гимны Рглора, воинство Владыки Света ступило в реку. Конан усмехнулся и коротко бросил подъехавшему Марко.
-Стрелы!
Шемиты выступили вперед – туча стрел, взмыв над Громовой, почти застила восходящее солнце. Речные воды окрасились кровью, когда первые ряды храмовой стражи чуть ли не поголовно полегли на месте, но шествующие за ними фанатики, столь же непреклонно продолжали идти вперед. С противоположного берега также стреляли, однако дальность луков и меткость зингарцев явно уступали шемитским – их стрелы почти не долетали до воинства Конана. Но и шемиты не смогли остановить фанатиков Огненного Бога – только теперь Конан понял, почему Эскадо поставил их в авангард. Погибая сотнями, оставляя на своем пути груды окровавленных тел, они дошли до войска Конана. Шемиты, бесполезные в рукопашной, отступили, уступая место лусианскому ополчению. Их мечи и пики были короче копий храмовой стражи, однако боевой дух оказался не ниже, чем у фанатиков. Стоны, проклятия, лязг стали и хрип умирающих наполнили воздух. Лусианцы резали глотки волантийцам, стремясь добраться до врага, даже повиснув на длинных копьях стражников. На помощь Конан ввел кофийских копейщиков и и гандеров. Натиск волантийцев был страшен, но все же он не смог прорвать пехоты Конана – не помогли даже длинные копья, наносившие страшный урон в рядах оборонявшихся.
И все же пехоте Конана оказалось непросто выдержать яростный натиск фанатиков, готовых умереть, дабы сразу угодить в огненный рай своего бога. Немало храбрых кофитов, зингарцев, аквилонцев пали, прежде чем последний волантиец, истекая кровью, не рухнул на трупы погибших единоверцев. И в этот миг над рекой вновь пронесся звук горна и стоявшая на противоположном берегу конница устремилась на врага. Конан кивнул и стоявший рядом Сезар поднес к губам горн, протрубив наступление. Копейщики расступились и вся кавалерия Конана устремилась вперед, отчаянно желая схлестнуться в битве, что решит, наконец, исход этой войны.
Оба войска схлестнулись на середине реки с такой силой, что от лязга стали и воинственных криков, казалось, река выйдет из берегов. В передних рядах, размахивая огромными двуручным мечом, сеял смерть всадник в черных доспехах. Нанося страшные удары направо и налево, Конан упорно прорубался туда, где, окруженное лучшими из зингарских рыцарей, трепыхалось королевское знамя с огненным сердцем.
По бокам разворачивалась не менее грандиозное сражение. Наемники, схлестнувшиеся с войском Олегаро, побежали почти сразу, смешивая ряды наступавших за ними зингарских графов. Не сумев вовремя перегруппироваться, зингарцы оказались застигнуты врасплох и вскоре тоже побежали, обрушив весь правый фланг армии Эскадо. На левом фланге положение армии Конана было более опасным: аргосцы столкнулись с воинством, собранным зингарской знатью, не уступавшим аргосцам ни в боевом мастерстве, ни в вооружении, а общей воинственностью, даже превосходящим. Яростный натиск зингарцев был столь сокрушителен, что аргосцы, уступавшие им числом, чуть не побежали – особенно после того, как пал генерал Марко, сраженные зингарским копьем. Аргосский фланг выстоял лишь потом, что многие зингарцы увлекшись, в какой-то момент соступили с брода, начав тонуть на глубине. Их наступление, в буквальном смысле захлебнулось и этого хватило Конану, чтобы отправить на левый фланг Сезара, принявшего командование аргосцами. В итоге зингарцы, хоть и потеснили аргосский фланг Конана, прорвать его не смогли. Центр же, под командованием самого Эскадо, держался неплохо и какое-то время исход битвы был неясен, пока пуантенцы, обратившие в бегство правый фланг, не ударили во фланг. Двойного удара армия Эскадо уже не выдержала: ее шеренги смешались и в образовавшийся проем прорвались рыцари из Пуатена, рубя направо и налево страшными двуручными мечами. Конан, мчащийся во главе ударного отряда все же прорубил дорогу к Эскадо, к тому времени уже утратившему почти всю свою гвардию. При виде киммерийца король Зингары, первым ударил мечом, высекшим искры из шлема короля Аквилонии. В ответ Конан привстал на стременах, обрушивая сокрушительный удар на голову Эскадо. Однако в этот миг между двумя королями вломились зингарцы, в панике удирающие от преследующих их пуантенцев. Меч Конана расколол голову ошалевшего от страха рыцаря, с сорванным шлемом, спасшего, сам того не желая, ценой собственной жизни короля Зингары. Эскадо, не желая больше испытывать судьбу, развернул коня и, с остатками верных ему людей, устремился к прочь. Когда киммериец, отчаянно ругаясь, начал прорубаться к Эскадо, знамя с соколом и огненным сердцем, стремительно удалялось , бросая свою гибнущую армию.
