— Над тем, что кто-то лезет не в своё дело и сейчас будет послан к чертям собачьим. Слушай, Джина, я…

— Теперь ТЫ послушай, что я скажу, Парк. Завтра мы с мужем идём в паб. С нами будет ещё несколько человек, среди которых есть свободные парни. Ты идёшь с нами.

— Нет, спасибо, я занята.

— Ты не поняла, Минди. Это не предложение, не вопрос, не просьба. Это утверждение. Да, и надень что-то более подходящее. Классические туфли и спортивный костюм сочетаются из рук вон плохо.

Я всё ещё размышляла над саркастическим ответом, когда дверь гулко ухнула, и я осталась одна. Джина ушла, оставив на стуле лёгкий шарф и аромат чудесных духов в воздухе. И как ей удавалось быть ТАКОЙ? Женственной, лёгкой, сексуальной. Я повернулась на стуле и с тоской осмотрела собственные ноги: самые обычные, вполне стройные. Каблуки я ношу всегда, слишком уж скромен мой рост. Хотя в чём-то Джина права и спортивный костюм следует носить реже. Во всяком случае, на службу.

Вздохнув, я вернулась к работе и очнулась только через пару часов от того, что желудок требовательно заурчал. Обед закончился давно, а домашний ужин обещал состояться весьма и весьма нескоро. Недолго думая, я заказала пиццу, которую принесли уже через несколько минут. Уничтожила я её быстро. Да, кстати, и нелюбовь к анчоусам — предрассудки.

Он

Мне нравилось ощущение приближающейся ночи, заползающее куда-то внутрь, ступающее мягкими кошачьими лапами, разливающееся необыкновенным теплом и надеждой, что тайна останется тайной. И никак иначе. Я был уверен, что Парк покинула Управление вместе с остальными, едва стрелки часов преодолели отметку 18:00, но я не был бы Марком Уотни, если бы не проверил.

Знакомая дверь, скрывавшая просторный, погружённый в полумрак кабинет, и лишь небольшое пятно света от настольной лампы, упавшее на один из столов у окна. А ещё светящийся монитор компьютера, на фоне которого хрупкая женская фигурка смотрелась чёрным силуэтом, частью ночи, вырезанной из полотна позднего вечера ножницами.

Мягкий голубоватый абрис, небрежная причёска с простым карандашом, забытым в тугом пучке волос. Чёрт, я, кажется, подошёл слишком близко.

Чтобы не напугать её окончательно, я тихо кашлянул. Так, наверное, стоит предупреждать о своём появлении, если неожиданно подкрадываешься в темноте.

Минди вскрикнула, вскочила на ноги, резко развернувшись ко мне всем телом.

Маленькая. Несмотря на каблуки. Смелая попытка, в результате которой я легко смог бы чмокнуть её в белокурую макушку.

Очки, тонкие пальчики, машинально и неловко предпринявшие попытку навести порядок на голове.

Глаза, встретившие меня испуганным, пытливым взором.

И… мелкие монетки веснушек, щедро рассыпанные солнцем по всему ЕЁ лицу…

— Почему ты молчишь, Минди Парк? Здравствуй.

Она

… и мелкие медяки веснушек — многоточия, расставленные весной на ЕГО лице.

Возможно, я и хотела бы что-то сказать, но накопленные слова комком застряли в горле, а огромный кусок пиццы, так и лежавший за щекой, не давал произнести и звука.

— Ты можешь просто выплюнуть его. Вот и всё, — почти скульптурные в скудном освещении губы растянула улыбка. — Я тоже набиваю рот, когда ем в одиночестве.

И в тот момент я мысленно, но торжественно поклялась, что обязательно возьму пару уроков этикета у английской королевы или в Версале. Энергично дожевав, я, наконец, проглотила проклятую пиццу.

Нет, не предрассудки. Анчоусы определённо портят людям жизнь.

— Привет…

— Ну вот, — Марк всё ещё улыбался, — так лучше. Теперь вопрос номер два: почему ты меня избегаешь?

Свекольного цвета краска расплескалась по щекам. Я почувствовала, что готова оттолкнуть Марка и бежать куда глаза глядят. Значит, он понял, значит, он просто дал мне фору. И не оставил никакой возможности скрыться.

Минуты дробились секундами и рассыпались в прах. Я, кажется, слышала, как умирало время. Тишина, вставшая между нами, замерла, как рефери на боксерском ринге. Я чувствовала её ладонь на своей груди.

Слов больше не было. Все они закончились ещё тогда, когда я рассказывала Марку о своей семье, об отце в сообщениях Земля-Марс. Когда я днями и ночами представляла себе эту нашу встречу.

И вот их не осталось. Ни одного существительного, глагола или хотя бы предлога… чтобы убежать.

Остались только действия. Телесные. Оказывается. Во всяком случае.

Да.

Руки мои не подчинялись больше голове, и я поймала их взглядом уже на щеке Марка. Едва заметная щетина под подушечками пальцев. Он, верно, брился утром, но бородка уже пробивалась. И я готова была взвыть, начать командовать руками вслух, но они объявили осадное положение, пальцы отчаянно продолжали свои исследования. Сухие шершавые губы, изумленно приоткрывшиеся от столь бессовестного прикосновения, выпустившие тихий выдох. Мягкие… тёплые… нет, горячие. Я не могла управлять собственными руками, но старалась изо всех сил. Господи Иисусе, пусть это окажется сном… нет, Чёрт, просто не дайте мне проснуться никогда.

Я. Сделала. Шаг. Высокий тонкий каблук гулко ударил в пол. Марк оставался неподвижен, а моё тело сотрясали толчки, подобные землетрясению у острова Хонсю в 2011-м. Руки, беспомощно скользнув, сомкнулись замком. За его спиной.

Я. Открыла. Глаза.

Его висков своими ледяными руками касался Марс. Марк Уотни оказался таким непохожим на собственную фотографию до полёта. Марс — холодная планета, забывшая иней в его волосах. Чуть заметно. Как будто поле спелой ржи прихватили ночные заморозки.

Марс не нежничал и с лицом Марка, оставив на нём короткие тире и точки шрамов. Снова эта адская морзянка, которую я не могу и не хочу расшифровывать. Мне бы только отогреть его после холодных объятий Марса.

Наверное, только в моей жизни может случиться вот так, и после «привет, Марк» я потянулась к нему, становясь на цыпочки. Ресницы его вздрогнули, и… он потянулся ко мне.

Я отступаю в последний момент.

Шаг. Шаг…

Но, наверное, Марс лишил его умения проигрывать, ибо в следующий миг я почувствовала его пальцы, запутавшиеся в моих волосах, и губы, прошептавшие:

— Я не думаю, что попытка побега — хорошая идея.

И больше я не помню ничего, кроме пульса, готового разорвать виски.

Он

Если бы мне раньше стало известно, что на Земле уже изобрели телепорт и он носит имя Минди Парк, я бы попросил его вернуть меня с Марса чуть раньше. Просто, чтобы быстрее дотронуться до этих чудесных, вздрагивающих губ.

Влажных.

Горячих.

Шепчущих какую-то чепуху: «Мы почти не знакомы. Марк, пожалуйста».

— Какие глупости, мы встречаемся уже два года.

— Два?

— Ну, или около того.

…

Воспоминания стали обрывочными и относительными, и я впервые ощутил эйнштейновскую теорию в действии: жаркое дыхание Минди на моей щеке, двадцатку, перекочевавшую в ладонь таксиста.

— Мне нужно разменять.

— Сдачу оставьте себе.

…

Гулким эхом раздавались в общем коридоре наши шаги. Дурацкие каблуки.

— Ты меня провожаешь?

— Я хотел бы остаться.

И, наверное, ей не хотелось говорить «да», но и отказать она не посмела. Паучки тонких пальцев на воротнике моей рубашки, скрежет ключа в замочной скважине.

— Чёрт-чёрт-черт.

Тысячи острых углов, преградивших путь, она пересчитала их все затылком и локтями, когда мои руки проникли под её толстовку. Живот — растревоженный муравейник мурашек. Возможно, я и не самый лучший любовник на свете, и, пожалуй, стоило попросить показать мне её спальню, но мысли растворились так и не додуманными до конца, как кубик сахара в чашке горячего чая, а Минди оказалась сидящей на каком-то комоде. Её бёдра крепко сжимали мои.

— Ты можешь включить свет? Я хочу тебя видеть.

— Зачем? — робко послышалось в темноте.

— Просто мне нравится на тебя смотреть.

Голубоватый неяркий свет наполнил прихожую, а под её руками послушно расступились островки ткани. Она прикасалась губами к моей груди, оставляя влажную дорожку до основания шеи.