И тысячи километров сократились до сантиметров. Превратились в миллиметры, когда я сама потянулась к его губам.
Но целоваться в его планы не входило. Наверное, сценарий нашей встречи Борн готовил заранее, ведь в следующий момент я оказалась зажатой в тесном пространстве между его телом и прохладной стеной. Этот маневр показался столь неожиданным, но приятным, что я только вздохнула, чувствуя, как электрические разряды возбуждения моментально пробежали по всему телу, до кончиков пальцев.
Не знаю, когда он успел стащить свою рубашку, но только треск ткани собственной блузы я услышала так громко, будто после короткой вспышки молнии гроза подошла вплотную. Пугая, обезоруживая.
Я не могла дышать. Воздух вдруг раскалился и стал таким густым, будто кто-то разлил гигантскую порцию прозрачного киселя, оставив меня беспомощно барахтаться в нём. И я не смогла бы и пожелать лучшей, чем руки Джейсона, опоры. Только они и не давали мне упасть. Прикосновение его сухой и горячей кожи казалось восхитительным. Особенно ощущение мурашек, покрывших его кожу от моих ответных касаний. Джейсон значительно выше меня, и я затылком ощущала, как дыхание его становится неровным, рваным.
В абсолютной тишине номера, которую я не решалась нарушать ничем, кроме непроизвольно рвущихся стонов, любой звук становился рафинированно громким, оглушающим. Так же и пряжка его ремня, звякнувшая, когда он решил освободиться от оставшейся одежды.
Давным-давно мы не были так близки. Возможно тысячелетия или миллионы веков подряд. От этой мысли кружилась голова и больно покалывало в груди. Но я узнавала своего Борна: он казался таким же настойчивым, умело балансирующим на грани грубости и нежности, боли и наслаждения, как и в первую нашу встречу. Джейсон не терял времени даром, и пока я пыталась прийти в себя и понять, на каком я теперь свете, ремень, что недавно поддерживал его брюки, чёрным ужом скользнул между моих запястий, обездвиживая.
— Что ты хочешь делать? — в собственном вопросе я не услышала и намёка на страх. Только любопытство, смешанное с возбуждением.
— Детка, — сквозь стиснутые зубы молвил он и одним движением развернул меня спиной к стене.
Его касания не имели ничего общего с тем, что у влюблённых называются нежностью. Настойчивые, не терпящие возражений пальцы и губы умело находили те самые точки, от прикосновений к которым я жмурилась, силясь не закричать. Поцелуи чередовались с покусываниями, поглаживания — со шлепками, не переходя той грани, когда дыхание перехватывало от восторга, а не от боли. У меня голова кружилась от такого Борна, нетерпеливо, почти без прелюдий овладевшего мной. Звук нового удара ладони по ягодице заставил меня вздрогнуть и широко распахнуть глаза. Джейсон улыбался, хотя лицо его было искажено ощущением скорой разрядки. И это было восхитительно: отдаваться ему так, как хочет он, не имея возможности пошевелиться.
Мы продолжали трахаться на полу в какой-то дикой, неудобной и совершенно неестественной позе так, что Джейсону приходилось впиваться пальцами в мой живот и бедро, чтобы устроиться более или менее удобно.
— Господи, я вся синяках буду…
— Маленькая сучка, — пробормотал он. — Тебе следовало признаться в том, что мы с тобой спали раньше, ещё в Танжере.
— Почему-у-у? — простонала я, совершенно безразличная к ответу, ведь в этот момент Джейсон нашёл какую-то восхитительно чувствительную точку внутри, и горячая волна накрыла меня с головой.
Признаюсь, мне и раньше становилось хорошо от одних его прикосновений, но то, что произошло теперь, напоминало просыпающееся землетрясение. Всё моё тело сотрясали неконтролируемые сокращения мышц, крик, сдерживаемый ладонью Джейсона просился наружу, и я зубами вцепилась в его руку. Из глаз текли слёзы, но ощущение удовольствия только нарастало, становясь практически болезненным и невыносимым. И где-то на периферии сознания я отметила, что с Джейсоном происходило примерно то же самое. Беспомощно и хаотично толкнувшись ещё пару раз он то ли закричал, то ли зарычал и, вздрогнув, обрушился на меня.
Возможно, я потеряла сознание, а может быть, просто наслаждалась моментом, но пришла в себя от восхитительного тепла и тяжести мужского тела. Джейсон отдыхал, слегка опираясь на ладони, очевидно, чтобы не давить на меня всей массой. Его член всё ещё находился внутри, и мне ни за что не хотелось вносить коррективов в совершенство этого момента по меньшей мере на протяжении вечности.
— Чёрт, это было восхитительно, Никки, — очнулся Джейсон и, приподнявшись на руках, внимательно посмотрел в мои глаза. — Ты так… ты… тебе не было больно?
— Мне было хорошо. Но я хотела бы попросить, Джейсон.
— О чём? — улыбнулся Борн.
— В следующий раз свяжи меня полностью…
========== Никки. Глава 4. Вечность ==========
С тех пор, как Джейсон вернулся и забрал у меня июль и Побережье, прошли годы. Пять долгих лет, пронёсшихся мимо, запутавшихся лишь ветром в волосах, переплётшихся лентами дорог, сомкнувшихся в символичную бесконечность и констатацию факта: я не могла насытиться Борном.
Да, он делил со мной постель, но не ночи, мысли, но не дни, которые мы бы могли бы проводить рядом, заполнив их праздным бездельем. И мы по-прежнему оставались друг другу никем: просто Никки, у которой есть Джейсон. Просто Джейсон, у которого никого нет.
На мой вопрос «почему это так?» он ловко уходил от ответа. А я боялась спросить конкретнее, без полутонов и намёков. Ведь самым страшным на свете мне казалось, как если бы вдруг однажды он решил покинуть меня насовсем.
Порой он пропадал неделями или даже месяцами и всегда появлялся столь неожиданно, что поначалу я пугалась, принимая его на наёмника, насильника или уличного воришку. Но Борн оставался Борном: легкоузнаваемым, требовательным, не идущим на уступки, не ищущим компромиссов. Он просто удовлетворял свою похоть. И мою тоже.
Слов между действиями оставалось мало и частенько, отдыхая уже в одиночестве, я примеряла, как бы прозвучало это гипотетическое «люблю», сорвись вдруг оно с его губ. Но даже в минуты наслаждения Джейсон не допускал слабости. Лёгкий поцелуй как проявление нежности — больше ничего. А слова оставались несказанными, зажатыми в тиски зубов. Они песком скрипели, но ни разу не вырвались наружу.
И всё же наши отношения оставались за рамками обычных. Джейсону нравилось пугать и завоёвывать, а я любила его бояться. Отдаваться и принадлежать. И иногда он, забывая о том, что за нами могут следить, настигал меня в самых неожиданных местах: в примерочной кабинке сетевого магазина, в пустом вагоне метро, на крыше очередной гостиницы — где только мы не трахались…
И лишь изредка он разрешал себе задержаться возле меня на пару часов. Отдыхая на влажных простынях, Джейсон позволял мне задать несколько вопросов, пока его пальцы машинально бродили по моей коже. Один из таких вечеров я не забуду никогда.
Я вообще не любила Италию. Никогда. За многолюдность и громкий её голос. За нестерпимую жару и переполненные по вечерам автобусы. Но мне пришлось воспользоваться одним из них, чтобы добраться до загородной гостиницы. Следуя указаниям Борна, я меняла место жительства не реже раза в неделю.
Его пальцы сомкнулись на моём плече, а знакомое, произнесённое на ухо:
— Дёрнешься, и я сверну тебе шею, — заставило табун сладких мурашек разбежаться по всему телу.
— Куда? — коротко спросила я.
— Просто иди за мной и молчи, — предупредил он, но в голосе слышалась лишь нота вожделения.
Гостиница, как всегда, оказалась третьесортной. Стены холла, прикрытые запятнанными, промасленными обоями, и зевающая администратор на ресепшен, протянувшая ключ в обмен на сотню. И я понимала, почему Джейсон выбирал подобные места: здесь никто и никогда не вздумал бы спросить наши документы. Всем и так было понятно: в такую дыру людей приводит лишь одна причина, застилающая пеленой всё убожество обстановки, — желание быстро перепихнуться.
Он начал ещё до того, как я успела открыть дверь: настойчивые пальцы пробрались под юбку и без прелюдий отвели полоску трусиков в сторону. Рука дрогнула, и ключ, выскользнувший из замка, упал на пол. Пока я возилась с этим, Джейсон проник в меня пальцами и начал двигать ими так восхитительно, что я упёрлась лбом в дверь, не испытывая никакого желания шевелиться и мешать ему. Мне было жутко от мысли быть застигнутой в таком виде посреди холла, из которого уходило множество дверей, но тело настолько изголодалось по Джейсону, что отказывалось внимать последним вспышкам разума.
