Литмир - Электронная Библиотека

========== Леонид Топтунов ==========

Не стоит мешать реальность и грезы.

Твой путь ― Сила.

А мне не увидеть рая.

Из-под твоих пальцев рождаются звезды.

Под моими

они

умирают.

Стихи Аси Зориной

Ночь

Не спать перед дежурством — всегда плохая идея, но вот в очередной раз Лёня не мог сомкнуть глаз. Он ворочался с боку на бок, лёжа на узком своём диване.

Он смотрел на часы — подарок отца, — которые не снимал с руки даже на ночь, и видел, как тонкая золотая стрелка миновала очередной круг. Два часа. То ли глубокая ночь, то ли самое раннее утро.

Лёгкий ветерок, осторожно проникающий в комнату сквозь приоткрытую раму, путался в вуалях тюля, а сквозь стекло виден был крошечный клочок чёрного неба, подглядывающего за Лёней миллиардами глаз-звёзд.

И так гипнотизировало это зрелище, что он приподнялся с дивана, наступил на прохладные доски пола, пытаясь нащупать домашнюю обувь, но не найдя её, как есть, босиком, вышел на балкон.

Ночи в апреле ещё прохладные, а потому руки и ноги Лёни мгновенно покрылись бугорками мурашек, вот только он этого не замечал, глядя в глаза ночному небу, чувствуя себя, пожалуй, самым счастливым человеком на планете.

Он думал о тысячах вещей сразу и, в общем-то, ни о чём конкретном. В голове вертелось несколько строчек полузабытых стихов, так подходящих моменту. Он думал о том, что отец был не прав, когда говорил, что многозвёздным небо бывает лишь в августе: возможно, это правило и работает на Байконуре, в Москве или каком-нибудь далёком Нью-Йорке, вот только Припять нарушает все законы природы. Апрель словно погрузил Землю в звёздную колыбель и слегка покачивал — так, чтобы никто этого не увидел. Казалось, в моменте способно раствориться само совершенство, но не хватало лишь мелочи… и жалел Лёня только об одном: что нет рядом той самой, которую можно было бы обнять и согреть в эту прохладную ночь, а в объятьях немного согреться самому, а ещё… ещё развернуть её потом к себе лицом, обнять чуть крепче и заправить за маленькое аккуратное ушко непослушный золотистый локон.

Он не думал о том, что проследовало бы за этим. Мечта сладко обрывалась на моменте, когда прядь упрямо соскальзывала, возвращаясь на своё место, а под подушечками лёниных пальцев оказывался шёлк девичьей щеки…

Лёня прикрыл глаза, чтобы в очередной раз попытаться ухватить растворяющийся образ. Он буквально чувствовал тепло, исходящее от воображаемой девушки, слышал её голос, но вот лицо с мягкими, неуловимыми чертами — оно всегда ускользало от его взгляда…

Из пучин фантазий Лёню бесцеремонно выдернул резкий порыв ветра, неуклюже хлопнувший чьей-то форточкой, а откуда-то из двора вдруг послышались голоса запоздалых прохожих. Лёня открыл глаза и с некоторым сожалением отметил, что продрог окончательно, но вернувшись в комнату, понял, что спать уже не хочет совсем. Его тянуло на улицу: туда, где под едва покрывшимися нежной листвой деревьями прогуливались — хихикая и целуясь — парочки, вовсе не желающие расходиться по домам, туда, где за крошечным городком сверкающей лентой вилась среди леса река.

И конечно же Лёне было немного неловко, когда рёв мотора его новенького мотоцикла нарушил ночную тишь, когда встречный ветер коснулся лба, развевая волосы. Когда дорога, золотистая в свете фар, повлекла его вперёд, прочь из двора, из города.

Лёня ехал по трассе, и чувство странного волнения завладевало всем его существом. Но в волнении этом не было и тени тревоги. Больше оно напоминало то трепетное, ни с чем не сравнимое чувство в ожидании чуда. Когда знаешь, что оно свершится непременно.

Лёня чуть сбавил скорость, но только для того, чтобы услышать, как старухи-сосны склоняют друг к другу свои кроны, перешёптываясь, сплетничая на ветру.

Он остановился только тогда, когда последний городской огонёк скрылся в непрозрачной голубоватой дымке, поднимающейся над сонной землёй. Лёня свернул с дороги на глинистую двуколейку, едва заметно отделившуюся от трассы и убегающую резко, почти перпендикулярно, в сторону. Он уверенно поехал по ней, зная, что через каких-нибудь пару минут взору его откроется беспокойное, рябое русло реки Припять, непременно разделённое серебристой лунной дорожкой на две части.

…он заглушил мотоцикл и оставил его под ивой, ветвями почти касавшейся воды. И кеды он свои оставил там же, чтобы пройтись босиком по глинистому берегу. Припять действительно казалась невыразимо прекрасной — точно шёлковый шарф, волнующийся на плече гигантской красавицы по имени Земля, вечно спешащей по своим космическим делам.

Лёня остановился у самой воды и глубоко вдохнул свежий ночной воздух. На душе у него было легко и светло просто оттого, что он был один и никто не мог помешать наслаждаться подвижной звёздной картой небосвода, лунной дорожкой, доходящей до самого берега, и слушать тихий плеск волн хоть до самой зари.

Лёня совсем расслабился, а потому вздрогнул и едва ли не вскрикнул, когда за его спиной вдруг хрустнула сухая ветка. Но ещё до того, как он обернулся, мозг пронзила вспышка, что бояться нечего, что дикие животные здесь не водятся. И всё же он совершенно точно ойкнул, когда, обернувшись, увидел… девушку.

Лицо незнакомки — бледное и встревоженное — хорошо освещала луна. Девушка неуверенно переминалась с ноги на ногу и робко теребила лямку перекинутого через плечо рюкзака.

— Кто ты? — вместо приветствия выпалил Лёня, понимая, что, учитывая обстоятельства, вопрос звучит странно, как и фамильярное «ты».

— Я?.. — голос незнакомки казался взволнованным и оборвался на высокой ноте. Но собравшись, она продолжила. — Я?.. О, как, наверное, это глупо прозвучит, но я из Киева ночной электричкой в Припять к подруге ехала и, похоже, вышла чуть раньше, чем нужно. Вот и иду теперь пешком. Дежурный по вокзалу только направление указал да посмеялся, когда я про такси спросила.

— Почему посмеялся? — снова удивился Лёня, заметив, что девушка оставила в покое лямку и теперь с осторожным интересом его рассматривала.

Луна была почти полной и серебристой, как здоровенный ёлочный шар. И света её хватало, чтобы видеть всё как днём. Лёня заметил, как взгляд незнакомки, чуть задержавшись на высоком его лбу, метнулся к босым ступням, перемазанным глиной. Он почувствовал себя неимоверно глупо, да так, что невыносимо захотелось провалиться, тем более что молчание слишком затянулось. Лёня всё ещё придумывал, о чём можно спросить, когда услышал:

— А ты… что ты здесь делаешь посреди ночи? Турист?

— Не совсем, — в собственном голосе послышался вздох облегчения. — Скорее переживаю очередной приступ бессонницы.

— Бессонницы? — глаза девушки округлились, и Лёня отметил, что они очень тёмные, возможно, почти чёрные.

— Я частенько не могу уснуть по ночам. Наверное, сказывается режим работы. Когда ходишь в смену, никак не можешь приспособиться к человеческому режиму.

— И что? — вдруг рассмеялась она. — Какой у тебя тогда режим?

— Собственный, — в ответ улыбнулся он, — топтуновский.

— Что значит «топтуновский»?

— Это от фамилии. Меня Топтунов Леонид зовут. А ты? Как тебя называть можно?

На несколько мгновений она замолчала, отвела было глаза в сторону, но тут же вновь посмотрела на него. Вот только не в глаза, а выше, в какую-то воображаемую точку на лбу, и вдруг выпалила быстро:

— Гаврилова Галя. Да, и, кстати, я тороплюсь. Буду очень признательна, если ты укажешь мне маршрут. Хорошо бы в город попасть часов до восьми.

— Понять не могу, как ты сюда попала. Железнодорожные пути в противоположной стороне. Ты что, кругами перемещаешься?

— Возможно, — пожала плечами Галя. — В темноте в лесу сложно сориентироваться. Если честно, кажется, что я иду уже тысячелетия. У меня был фонарик, но батарейка села ещё в начале пути.

— Значит, в Припять путь держишь? — задумчиво произнёс Лёня, запустив ладони в карманы брюк. Нет, в голове его, конечно, уже не раз пронеслась мысль, которую он стеснялся озвучить, но Галя казалась такой хорошенькой, что от одного взгляда на неё в горле пересыхало, а язык совершенно не спешил отлипать от нёба.

1
{"b":"651303","o":1}