«Ты нужна мне, Дора!»

Римус понятия не имел, как будет воспитывать ребёнка в одиночку. Дора была сильной — главной движущей силой в их отношениях. Если бы она первой не проявила инициативу, то до сих пор тосковала бы по нему, сидя среди других авроров в своём кабинете, а он всё ещё отказывался бы признать, что влюблён в неё. Конечно, они бы не поженились, и у них не появился бы Тедди.

«Сколько же времени было потрачено впустую!»

Если бы он намного раньше вытащил голову из задницы и поверил её страстным признаниям в любви, если бы перестал отказывать этой чудесной ведьме из-за собственного стыда и грёбаной совести, они могли бы провести вместе гораздо больше времени. «Всё это — моя вина!»

Тедди начал успокаиваться. Возможно, малыш почувствовал, что внимание отца больше не сосредоточено только на нём, отчего немного успокоился и сделал несколько глубоких вдохов, которые, в свою очередь, начали ослаблять икоту. Римус сел в старое деревянное кресло-качалку, которое, должно быть, принадлежало матери Сириуса, и злорадно представил, как бы от этого взбесилась мерзкая чистокровная фурия. Он предложил Тедди бутылочку, которую тот с благодарностью принял, и, наконец, начал сосать, допивая желанные остатки молока.

В комнате была кромешная тьма, если не считать свечения от маленького Люмоса на конце его волшебной палочки, лежавшей на старом комоде. Тем не менее света было достаточно, чтобы накормить Тедди. Римус уложил младенца обратно в кроватку, надеясь провести спокойно остаток ночи, после чего сам вернулся в постель.

Широкая кровать казалась пустой и холодной, словно раздражающее сравнение со всей его жизнью. Что бы он только ни отдал, чтобы рядом оказалось тёплое, податливое тело жены. Чтобы Дора скользнула рукой по его обнажённой, покрытой шрамами груди, в благодарность за то, что он встал ночью, накормил их сына и позволил ей поспать.

«Как же мало времени она успела провести с Тедди — всего несколько недель». Римус почувствовал, как по щеке стекла слеза и капнула на подушку. Он вытер мокрую дорожку подушечкой пальца. Слёзы не помогут их сыну. Праведный гнев не вернёт его жену.

Никогда раньше он не чувствовал такой безысходности.

***

Гермиона лежала в постели, но не спала, когда огонь в её спальне превратился в зелёное пламя, и профессор Снейп с трудом выбрался из маленького камина. В спальне по-прежнему было холодно и одиноко, хотя она постаралась провести весь вечер в гостиной вместе с Симусом, не желая подниматься наверх. Девушка умылась и разделась, не потрудившись надеть пижаму. Она уютно устроилась обнажённой под одеялом, но всё равно не чувствовала себя комфортно. Проклятие тихо напоминало о себе, из-за чего она начала ненавидеть собственное тело, желая только одного — уснуть и забыться.

Директор подошёл к кровати и встал рядом с ней. Комната освещалась одной-единственной свечой на прикроватной тумбочке и пламенем маленького камина. В полумраке Снейп казался величественным мистическим созданием: как из-за длинных чёрных волос и демонических глаз, так и благодаря строгой тёмной мантии. Тем не менее, когда он возвысился над ней, она не испугалась.

— Чем я могу вам помочь? — спросил он, стоя на месте и явно не рискуя к ней приближаться.

— Не знаю, — тихо ответила она.

Снейп не давил на неё и не требовал дальнейших ответов.

— Можно присесть?

Она кивнула, и он сел на край кровати, предусмотрительно проверив, не сломаются ли ножки, если он опустится на матрас всем своим весом. Потом Снейп просто долго молчал, внимательно разглядывая её. Гермиона вытащила из-под одеяла руку и протянула её к нему. Они сплели пальцы, не смущаясь этого удивительно интимного жеста.

— На вас действует проклятие? — спросила она.

— Да. Немного. Ничего такого, что не могло бы подождать. В настоящее время меня больше интересуют ваше эмоциональное состояние.

— Я в порядке, — ответила Гермиона, отворачиваясь в сторону.

— Несколько часов назад девушка покончила с собой в вашей общей спальне, пока мы с вами были вместе. Я предполагаю, Грейнджер, что велика вероятность того, что вы не в порядке.

Его откровенность и правда, высказанная в глаза, задела её за живое, и она почувствовала, как на глаза набежали слёзы.

— Это несправедливо! Парвати не заслуживала такой смерти!

— Разумеется, не заслуживала. Именно за это мы боремся. Ради этого Орден планирует дальнейшие ответные действия.

— Я — ужасный человек! Прошлым вечером Парвати просила меня не уходить! Она практически умоляла меня остаться с ней, и всё же я ушла!

— Посмотри на ситуацию непредвзято, Гермиона. Ты не можешь всегда всё делать правильно и спасти всех! Каждый человек сам несёт ответственность за свои мысли и поступки. Как бы тебе ни было больно, у мисс Патил был выбор… как и у тебя. Каждый из нас сам выбирает то, что считает правильным.

Гермиона обдумывала его слова, отчаянно желая, чтобы они оказались единственной истиной, но какая-то часть её души слепо верила, что если бы она осталась в спальне прошлым вечером, то Парвати не решилась бы на самоубийство.

— И что бы тогда было следующим вечером? — риторически спросил директор со сверхъестественной проницательностью. — А следующим? Разве ты была обязана оставаться с ней каждую минуту на случай, если бы она надумала сдаться и покончить с собой, чтобы останавливать её от этого снова и снова? Потому что, моя милая девочка, в конце концов ей бы это удалось — ведь ты не смогла бы присматривать за ней каждую секунду.

Его слова ранили своей холодной логикой, но с другой стороны странно успокаивали. Северус Снейп всегда говорил ей чистую правду, на которую она могла положиться. Проклятие загудело в её теле с новой силой, как всегда выбрав для этого самое неподходящее время, и она откинула край одеяла.

— Не могли бы вы полежать со мной в постели?

Снейп приподнял бровь, но молча встал. Откинув одеяло ещё сильнее, он увидел её обнажённую грудь. Гермиона наблюдала, как он поглощал её голодным взглядом, и была уверена, что его собственное проклятие в ту же секунду мощно вспыхнуло.

— Без одежды, — добавила она.

Не отрывая от неё взгляда, директор вытащил свою палочку и накинул на себя заклинание Дивесто, сбросив каждый предмет одежды на пол рядом с её кроватью, следом за чем наложил заглушающие и запирающие чары на дверь спальни. Его белоснежная кожа слегка затемнялась мерцающим пламенем, зато мягкий свет подчёркивал многочисленные шрамы. Гермиона вдруг ощутила настоятельную потребность пробежаться пальцами и языком по каждому из них — по каждому рубцу, углублению, по каждой отметине и частично зажившей ссадине, чтобы запечатлеть все мельчайшие детали в своей зрительной и тактильной памяти.

Снейп приблизился к приоткрытому одеялу и скользнул под него, сразу же опустившись на неё сверху, так как на узкой односпальной кровати не хватало места для двоих. Тепло и тяжесть его тела приятно успокаивали, а нависшее над ней знакомое суровое лицо — утешало.

Северус ощущал то же самое. Рядом с её нежным стройным телом он сразу чувствовал себя как дома, хотя до этого никогда не мечтал о семейной жизни.

— Помоги мне забыть обо всём, Северус, — попросила она, и он прильнул к её щёлочке, чувствуя, что она уже намокла, как обычно, из-за неконтролируемого желания, провоцируемого проклятием.

Что бы ни случилось, какой бы выбор они ни сделали, чары Вожделения всё равно требовали с них свою тёмномагическую дань. Весь последний час его член уже был твёрдым и полувозбуждённым при мысли, что ему придётся навестить мисс Грейнджер, чтобы получить очередное облегчение. Он так сильно хотел утешить девушку, но вместо этого придётся подарить ей быстрое соитие в студенческой спальне.

Северус медленно, но уверенно вошёл в неё, растягивая изнутри, пока его член проникал сквозь плотные стенки до самого основания. Она издала приглушённый стон, в котором одновременно сочетались грусть и удовольствие. Он приподнялся на локтях так, чтобы их тела соприкасались как можно ближе, и неспешно отодвинулся, словно пытаясь вытянуть вместе с членом её печаль. Потом он снова скользнул внутрь, продолжая с мучительной неторопливостью вторгаться в неё и передавая при этом все эмоции, которые не мог выразить словами.