Как раз, когда он собрался предложить, чтобы Сепора вместе с ним поприсутствовала на совете Линготов и выслушала некоторые судебные дела, королева Ханлин произнесла самую поразительную ложь, которую он когда-либо слышал. Это сразу же встряхнуло его, и он задумался, уделял ли он достаточно пристальное внимание королеве. Иногда человек мог быть настолько честным и общительным, что в его присутствии его способности Лингота ослабевали. Это то, что произошло с Ханлин сегодня утром? Он не был уверен.

Ханлин прервала свой весёлый доклад о процессии с её точки зрения из колесницы позади них, и сказала:

— Мой муж позаботится о том, чтобы между нашими королевствами сохранялся мир много десятилетий подряд.

Ложь разнеслась между ними, словно череда громких взрывов, отражающихся от стен. Сепора едва не пронесла мимо рта вилку с фруктами. Она изумлённо уставилась на мать, и когда королева проигнорировала дочь, бросила подозрительный взгляд на Тарика.

Тарик мог с уверенностью сказать, что у него с Сепорой возник один и тот же вопрос.

Что было не так?

— И как же он это сделает, королева Ханлин? — осторожно спросил Тарик.

Тарик не сомневался, что Ханлин хорошо знала, что он — Лингот. А значит, она знала, что он поймёт ложь, представленную в словах о нелепой идее вечного мира.

Она сложила руки на коленях.

— Пока не уверена, Ваше Величество. Он не часто делится со мной своими планами, но я знаю, что они у него есть.

Правда. Это была игра, но с какой целью? Знала ли королева о шпионах Эрона в столовой? Тарик уже узнал о том, что его собственные слуги взяли взятки от лидера Серубеля и поклялись ему отчитываться обо всём, что услышат в столовой? Если она знала об этом, то что еще она знала? Что еще она могла ему рассказать?

Чтобы выяснить это, не потребовалось много усилий.

— Честно говоря, я не доверял Эрону, когда тот впервые приехал в Теорию, — с улыбкой сказал Тарик. — Я подозревал, что он хотел меня женить на вашей дочери, чтобы подобраться ко мне и использовав моих собственных людей против меня, захватить мое королевство. Глупо, не правда ли?

Она рассмеялась. Смех был неискренним, хоть и прозвенел в комнате вполне невинно.

— Уверяю вас, Ваше Величество, мой муж не стал бы думать ни о чем подобном! Воистину у Эрона нет злых намерений по отношению к вам. Он очень хочет, чтобы наши королевства объединились в гармонии.

Ложь была столь же прозрачна, как и дыхание Сепоры, когда она втянула воздух сквозь зубы. Королева Ханлин хотела предупредить его, что Эрон что-то замышляет. Но это не было новостью для Тарика, и она, наверняка, это знала. Он чувствовал ложь короля Эрона с того самого момента, как король открыл рот, чтобы поприветствовать его. Было ли это частью игры Ханлин? Попытка показать ему, что он может доверять ей? Он надеялся, что нет. Между тем у него было такое чувство, что он не может доверять никому из серубелиянцев, к сожалению, даже Сепоре. Она хранила от него много секретов. Слишком много, чтобы доверять ей сейчас.

— Я рад это слышать, — было всё, что он ответил.

Сепора бросила на него недоумевающий взгляд, от которого у него сложилось впечатление, что, в какую бы игру сегодня утром не играла Ханлин, Сепора не была её участницей. Он не был уверен, радоваться ему или разочаровываться, что она не была союзницей с матерью в этой демонстрации поддержки Тарику. Скорее всего, это выяснится со временем. Именно в этот момент, он был вынужден признать то, что показали ему его способности Лингота, и отложить эту информацию на более позднее время.

Вот таким образом король-Сокол был влиятелен и бессилен одновременно, несмотря на свои способности. Быть Линготом — нелегко. Знать правду — трудно, но знать ложь — еще труднее.

Но Тарик был бы плохим королём, если бы игнорировал то и другое.

— Урия, — теперь кричит Тарик в сторону двери, вызывая одного из своих гонцов. К нему сразу подходит худой долговязый мужчина, проскользнувший в приоткрытую дверь, словно пергамент в щель и склоняет голову.

— Передай сегодня вечером сообщение принцессе Сепоре, Урия. Скажи ей встретить меня у служебного входа на рассвете. Скажи, что у нас будет завтра прогулка.

Сепора поймет, что это значит, что они будут бродить по королевству, как Тарик и Сепора, оставив свои королевские титулы во дворце, как уже делали несколько раз раньше. Только на этот раз у Тарика есть план. Он собирается поговорить со своими друзьями на базаре, с Саем в Лицее и с гражданами из среднего и высшего класса. Он хочет услышать их мнение о множестве слухов, распространившихся по Аньяру, которые, однако, никогда так прямо не доходят до его двора. Он хочет узнать об истинных потребностях своего народа и вместе с Сепорой действовать от их имени.

По крайней мере, именно на это он надеется, когда усаживается за свой стол со свитками. Это еще одно предложение Сепоре, чтобы она проявила интерес к королевству, которое однажды станет её. И если быть правдивым с самим с собой, он не уверен, сколько еще таких приглашений он сможет себе позволить.

Урия, явно смущенный посланием, но всё же желающий угодить, кланяется ещё ниже.

— Всё будет так, как пожелаете, Великий король-Сокол.

С тихой грацией Патры слуга покидает комнату, бесшумно ступая босыми ногами по каменному полу. Однако, едва дверь успевает закрываться, как тут же снова широко открывается.

Перед ним стоит Птолем.

— Приношу извинения за то, что прервал ваш вечер, Ваше Величество, — серьёзно говорит он. Интонация Птолема усмиряет лёгкое волнение, которое охватило Тарика при мысли о посещении базара вместе с Сепорой. Он уже догадывается, что доклад будет не из приятных.

Птолем был недавно назначен доверенным осведомителем Тарика. Но что он делает здесь в такой час? Странно. Он официально послал Птолема расспросить о Бардо и его семье и договориться о встрече с ними.

Птолем входит в комнату, неся сундук с золотом, с которым его отправили к семье Бардо. Это может означать только одно: они отказались от богатства в обмен на то, чтобы мальчик создавал спекторий. Он ожидал этого, но всё же его охватывает разочарование. Он обещал Сепоре, что не заставит мальчика создавать, но не обещал, что не подкупит его.

— Птолем, друг, я вижу, что они отклонили моё предложение, — говорит Тарик, пытаясь скрыть горечь.

Птолем церемонно кланяется и, прежде чем успевает подняться, Тарик подаёт ему знак, чтобы он сел за стол. Птолем ставит сундук с золотом посредине и долго на него смотрит, прежде чем снова заговорить.

— Я расспросил о семье мальчика Бардо, как вы и просили, — говорит он. — После чего меня отправили в веселую погоню, чтобы найти кого-то, кто может его знать. Но, казалось, будет никто ничего о нём не знает. Большую часть времени я был уверен, что вы видели духа с серебристыми глазами.

— Они скрывают его, — заключает Тарик. Он заводит руки за голову. Бардо — не дух. Сепора уже подтвердила ему это. — В этом нет ничего неожиданного.

Птолем кивает.

— Да, они его прячут. Защищают, так сказать. Но мой визит в кварталы низкорождённых был не напрасным, Ваше Величество.

— Как это понимать? Ты принёс назад золото и вернулся без мальчика и даже без вестей от его семьи.

Или у него всё-таки есть послание, а я его прервал? Тарик не хочет, чтобы это звучало так горько. Но он возлагал большие надежды, отправляя Птолема в кварталы низкорождённых. Более того, он отчаянно нуждался в спекторие. Ещё более отчаянно, чем мог бы признаться Сепоре.

— Видите ли, Ваше Величество, я не нашел мальчика с серебристыми глазами. Я нашел много граждан с серебристыми глазами. По крайней мере, дюжину.

Дюжину? Невозможно. Его друг отправился в долгое путешествие и провел в той части королевства два дня. Конечно, в нём говорит только его усталость.

— Возможно, у них были серые глаза, Птолем, но не серебристые. Серубелианцы известны своими голубыми глазами, которые с возрастом становятся серыми.