Теперь, думал он, точно бывает.

Мигит понимал, что это разумно. Пронимал, что на то есть веские причины, что так будет лучше для всех, и, в первую очередь, для него. Но легче от этого не становилось.

Он понимал, что это время не проходит даром. Лейс в жизни не допустит, растраты времени. Прямо сейчас где-то на улицах Граты кипит тайная работа. Секретная служба заморской компании день и ночь ищет следы неизвестных врагов. Пытается подступиться к ним, раскопать информацию. Найти хоть какую-то нить, что вела бы к их организации. Хоть какие-то следы и намеки… И то, что Мигит сидит здесь, не делая абсолютно ничего, это тоже часть работы. Важная часть, может быть, одна из важнейших. Потому что он — один из двух выходов, которые враг имеет на тайную службу компании. Второй — это Лейс. За него не стоит беспокоиться.

И это неизбежно наводило на неприятные и болезненные мысли:

Почему же стоит беспокоиться за меня?..

Мигит откровенно чувствовал себя пятым колесом в телеге. Он не делал ничего для раскрытия тайны нового могущественного врага, да и что мог сделать?

Честно, без прикрас, он отдавал себе отчет в том, что не обладал и каплей талантов Лейса. Он не владел почти никакой информацией о происходящем в тайной службе, да и вообще в заморской компании. У него не было и малой доли тех знаний, что хранил в своей голове Лейс. Даже обучившись наукам, он все еще стоял далеко за спиной своего друга.

Друга ли?

Может, скорее, нанимателя?

Лейс говорил, что он работает в секретном отделе, но по некоторым причинам Мигит имел основания полагать, что он им и руководит. Он никогда не врал Мигиту, но и не говорил всего. С одной стороны это хорошо, с другой… неприятно?

Неприятно? — вдруг одернул себя Мигит со стыдом.

Так я, значит, говорю о единственном человеке, которому на меня не наплевать?

Тысячу раз Мигит возвращался к этим мыслям, и тысячу раз уходил ни с чем, побитый и разгромленный самим собой.

Никогда Лейс не был высокомерен, никогда не смел даже намеком указать Мигиту на его недостатки (вернее сказать, он ничто не считал недостатком). Он никогда не таил правды от Мигита, всегда отвечал на вопросы честно и искренне. Вне всякого сомнения, он был большим авторитетом среди людей высшего класса — советник Галивал, сам Саладей Дарда, да и многие другие, как подсказывала Мигиту интуиция, здоровались с Лейсом за руку, уважали его и ценили несмотря на возраст. И при всем при этом никогда, ни единым словом или действием, Лейс не возносил себя выше Мигита. Никогда не распоряжался, никогда не приказывал, никогда не ставил перед ультиматумом. Напротив, всегда и во всем стремился доказать то, что они как минимум равные партнеры, подельники. Напарники.

Да вот только я ему не ровня. Ни в чем. И близко. Не ровня.

Мигита злила не столько эта мысль сама по себе, сколько отношение Лейса. Неординарный человек ожидает и от других соответствия своим талантам. До этих пор у него прекрасно получалось все делать самому, да еще и временами создавать у Мигита иллюзию того, что он полезен. Но когда придет время по настоящему применить свои качества…

Мигит боялся этого. Он знал, что Лейс не рассмеется ему в лицо, потешаясь над его ничтожностью, что не станет кричать и громко возмущаться некомпетентности напарника. Не выгонит его прочь, велев никогда не возвращаться и забыть его имя. Этого не будет — слишком многое поставлено на кон.

Он ясно и четко представлял себе эту картину, словно это с ним уже случилось.

Ни криков, ни смеха. Даже ни единого слова. Только разочарованный и недоумевающий взгляд:

«Но как же… Я ведь так надеялся на тебя…»

Молчаливое разочарование.

Усилием воли Мигит скомкал эти мысли и выбросил далеко-далеко. Так далеко, что они не вернутся назад.

Он делал так уже много раз за время своего заточения, и уже понял, что они все равно возвращаются.

Надо чем-то заняться, решил Мигит.

Странно, больше всего хочется что-то делать, когда ничего делать не надо.

Сидение в четырех стенах было разбавлено небольшими прогулками. Утром или вечером, день на день не приходилось, всегда по разному. Каждый день Мигит получал от Лейса письмо с указанием — когда именно, где, и как долго он может прогуливаться.

Из-за этих указаний прогулки, которые, по замыслу, должны были отвлекать от скуки и мыслей о заточении, становились только лишним напоминанием о незримой клетке. Когда знаешь, что в толпе людей за тобой по пятам следует охрана, которая не спускает с тебя глаз, становится крайне трудно вести себя как обычно, а простой променад превращается в каторгу.

Это чувство клетки, думал Мигит. Оно в голове. Есть у каждого человека благодаря нашей природе.

Человек обожает возражать и сопротивляться. Скажите домоседу и нелюдиму, который не выходит из комнаты, что он обязан соблюдать домашний арест, и ему моментально захочется на улицу. Прикажи человеку гулять каждый день, и его будет тошнить от прогулок.

И все же, Мигит не отказывался от променадов. Изредка гулять под конвоем было лучше, чем целыми днями сидеть под присмотром охраны дома. В письме Лейса должно было быть время и место…

Мигит позвал служанку и велел принести все пришедшее за сегодня.

Почты было не много. Мигит еще смутно помнил те времена, когда ему приходили охапки писем. В основном, открыток от тайных воздыхательниц и любовниц. Но эти времена давно прошли, и теперь ему почти никто не писал. Дамский интерес переменчив. Если рядом нет тебя, всегда найдется кто-то другой.

Письмо было всего одно. И еженедельная газета Вестник Империи.

Газету Мигит отбросил на кровать, а сам распечатал конверт. Письмо было, несомненно, от Лейса.

«Дражайший мой друг Рибба, пишу тебе из далекого Форнхаля, и ты не поверишь, как мне тут понравилось…»

Лейс не умел без шифров. И Мигиту пришлось с ним согласиться — сейчас такие меры необходимы. Составив подробную схему вычисления значащих и не значащих слов в письме, Лейс велел Мигиту ее заучить, после чего сжег схему. Она была составлена лично Лейсом, специально для этого случая, и ее стойкость была в этом случае очень велика. Она основывалась не на таблицах и простых правилах, а на математических вычислениях. Срок ее действия мог быть огромным — наверное, тысячи дней, но Мигит искренне надеялся, что настолько это не затянется. Каждый день значащими были разные слова в письме. Мигит мог легко вычислить их, пользуясь календарем и осуществляя в уме достаточно массивные, но, в целом, простые арифметические операции. Главное было — не сбиться и не перепутать шаги. Первый абзац нес подпись Лейса — в каждом значащем слове была одна значащая сигна, и, составив из них слово, Мигит переводил его. Подписями в разные дни служили также разные слова, но в целом, они условились, что это будут породы деревьев. Сверяя их, Мигит должен был убедиться, что письмо действительно от Лейса. Дальше шел сам текст сообщения. Весь следующий абзац — это время и место прогулки. Хитрыми математическими операциями буквы переводились в цифры времени и слова, составлявшие маршрут.

Расшифрованное сообщение выглядело так:

«Янтарное дерево.

С 16 до 18 часов. Площадь Дриска Красивого, аллея Тюльпанов, Олений берег, проезд Маховейников.

Лейс.»

Все ясно. Маршрут на завтра построен. Конвойные в толпе расставлены. Наблюдатели в окнах и на крышах посажены. Бояться нечего. Все под контролем.

Мигит упал на кровать. Полежал, повернул голову направо. Потом налево. Перед ним лежала газета.

Чтение светских хроник и бесполезных глупых вестей о каких-то неизвестных ему людях из разных краев империи с некоторых пор не было в числе его любимых занятий. Но от безделья завоешь и не так.

Мигит потянул к себе газету. Развернул ее. Что-то выпало из нее.

Конверт.

Это еще одно письмо. Такого Мигит не ожидал.

Тут же бросив газету, он схватил в руки конверт. В отличие от Лейсовых писем, он был подписан и, видимо, отправлен через почтовую службу империи: на нем стояла марка, адрес получателя и даже обратный адрес. Пальцы похолодели.