В конце обучения мэтры давали Мигиту сложные задания, которые он должен был решить без их подсказок, и вообще без любой посторонней помощи, даже без своих записей и учебников.

Не все мэтры остались довольны. Но, используя все свои навыки, как научные, так и не очень, кое-как Мигит прошел и через это. После окончания обучения у него появился один свободный день. Об этом он узнал из дежурного письма от Лейса — тот присылал их постоянно, узнавая, как далеко Мигит продвинулся в своей учебе, и какие есть у него сложности, а также давал полезные советы и рекомендовал сверх положенного также изучить и некоторые другие разделы учебников, которые считал интересными. К этим письмам Мигит уже привык, указания из них старался выполнять, хоть и ума не мог приложить, к чему можно применить столь оторванные от реальной жизни вещи, как факториальное счисление и вычисление первообразных функций.

Освободившийся день Мигит потратил на сон без задних ног — бешеный ритм учебы измотал его за те недели. Выспавшись как следует, Мигит чувствовал прилив сил — впервые за долгое время. Он чувствовал, что готов приступить к работе с Лейсом. Пока еще не знал, к какой именно. Но решимости это не убавляло. Заморская компания реализовывала большой план. Скорее, даже, огромный. И в этом плане ему и Лейсу было отведено едва ли не главное место. Это немного тревожило, но Мигит смело прогонял эти тревоги. Теперь, овладев науками, он знал, что готов. К любому делу.

Как и ожидалось, Лейс прислал письмо. В нем значилось только время и место. Очевидно, приглашение.

Мигит только и ждал знака, а дождавшись, не собирался задерживаться ни на мгновение.

Если бы не второе письмо.

Мельком глянув на улицу, Мигит увидел, что погода теплая, как и всю неделю до этого. Хотя и не знал, зачем он смотрел — наверно, по старой привычке. Ведь надеть он собирался ровно то же, что и всегда — сапоги толстой кожи по колено, плотные черные штаны, удобный камзол, не стесняющий движений, ремень с мечом, черную накидку и неизменную треуголку, опущенную на глаза.

Он уже хотел было идти, как вдруг служанка принесла ему другое письмо.

В отличие от писем Лейса, на конверте был адрес и обратный адрес, отправлено оно было явно по обычному каналу — через имперскую почтовую службу.

Что-то внутри подсказывало Мигиту, что этот адрес он знает. Но только распечатав письмо, Мигит все понял. В письме было следующее:

«Мигит

Я всей душой молю бога о том, что вы не забыли обо мне и ваше обещание встретиться скоро, как только возможно, все еще в силе. Я скажу вам искренне и от всего сердца, я более всего хочу увидеться с вами! И если вы хоть немного хотите того же, я умоляю вас ответить на это письмо.

Греясс.»

Что-то трепыхнулось в груди Мигита. Обдало холодом. Он задышал чаще.

Греясс…

Как я только мог забыть о ней…

И устыдился. Сознание шепнуло ему: в тебе не умер еще тот жалкий повеса и хлыщ, каким ты был некогда. Тот, кто легко забывал девушек на следующее утро и не слышал никакого гласа совести…

Но теперь Мигит совесть слышал. И она не давала однозначного ответа.

Он глянул на письмо Лейса, что лежало на столике.

Лейс желал видеть его так скоро, как только возможно.

И Греясс тоже. Ведь он сам ей пообещал.

Поразмыслив некоторое время, и успокаивая забившееся сердце, Мигит поднял глаза на служанку, которая, почему-то, все еще стояла тут.

— Вели извозчику обождать, — твердо сказал Мигит. — Мне нужно написать письмо.

***

«Милая Греясс

Я не привык отказывать в своем слове, и, как и вы, я всей душой желаю нашей встречи. Я помню о том, что пообещал вам, и молю простить мою непростительную задержку. С моим новым назначением, о котором вы, как я понял, в полной известности, я не смог явиться сразу, но я не намерен заставлять вас ждать ни секундой дольше, чем уже заставил. Прошу, назовите время и место нашей встречи, и будьте уверены, я явлюсь.

Мигит»

Карета доставила Мигита к дому Лейса, совсем непримечательному зданию на Хвойной улице, что далеко от суетливых центральных улиц и площадей Граты. Дом был двухэтажным и очень обычным, наверное, маскируя таким способом необычность своего хозяина.

Мигит, может, и удивился бы этому, но сейчас его мысли были заняты другим. Он думал о письме, которое велел служанке отправить имперской почтой по адресу, что оставила Греясс.

Он имел большой опыт написания писем девушкам. И в этом письме, как мог, старался его не применять. Еще живы были в памяти те времена, когда он обходился с женщинами как с товаром. Менял, как перчатки — так было принято говорить в его тогдашних кругах. Вел себя как скотина — так принято говорить вне всяких кругов, где Мигит теперь оказался.

Писать письмо женщине — проще простого. Любые слова, какие бы ни написал, она прочтет так, как ей хочется. Если ты красив собой — можешь высказываться как угодно грубо и невоспитанно, она скажет «как смело, как мужественно», и сама будет писать. Если же не красив, даже на самое трогательное и нежное письмо она ответит что-то вроде «ничтожный шут и тряпка», и на этом переписка окончится.

Раньше, в бытность дамским угодником, Мигит всегда носил это знание в подсознательном слое, всегда руководствуясь им неосознанно, по наитию. Теперь же, когда у него поубавилось популярности, а в голове появилась площадка для разговоров с самим собой, он вынес это знание в сознательные области ума. Как и некоторые другие.

У красивого человека все выходит само собой. У некрасивого — не выходит, как бы он ни старался. Со стороны всегда виднее. И изменив точку зрения, он теперь видел страшную несправедливость судьбы, которая везде, кругом и всюду. Сытой голодного не разумеет.

Все эти знания Мигит совершенно не хотел применять к Греясс. Не хотел мерить ее прежними своими мерилами. Думая о письме, проговаривая про себя каждую строку, каждое слово, Мигит все никак не мог отделаться от ощущения, что писал его не целиком нынешний он. Хоть немного, но помогал прошлый. И от этого становилось немного мерзко на душе.

Он так и не смог написать искренне, без хлыщовской велеречивости. Оставалось лишь надеяться, что не разочарует Греясс. Не заставит ее думать, что он еще так и остался жалким погонялой за юбками, каким был раньше.

Мигит расплатился с извозчиком и направился к дому Лейса. К входной двери вело небольшое крыльцо с тремя ступеньками. Мигит поднялся и постучал в дверь. Открыли почти сразу. Мигит увидел невысокого роста женщину в черном платье с вздутыми рукавами до запястий и белом фартуке. Должно быть, домоправительница.

— Мигит Камилари? Входите скорее, Лейс вас ждал.

Мигит прошел внутрь, огляделся. Если снаружи дом выглядел непримечательно, то внутри он оказался едва ли не более обычным к удивлению Мигита. В коридоре стояла небольшая тумба, вешалка для одежды и шляп. Деревянный пол, деревянные стены, потолок тоже из дерева.

Ну, видимо, не такой уж он необычный, решил Мигит.

Женщина стояла перед ним, сложив ладони у груди, и ждала, пока Мигит повесит шляпу и плащ. Когда он это сделал и повернулся к ней лицом, давая ей рассмотреть безобразный шрам на своей щеке, он не увидел в ее лице и глазах никаких изменений. Словно ей был абсолютно безразличен его жуткий вид.

Хотя, о чем я думаю? Работая в доме у Лейса, она наверно и не на таких людей насмотрелась, а к странностям привыкла.

— Прошу, проходите наверх. Этот оболдуй закрылся у себя в комнате и не выходит со вчерашнего дня. Может, вы его приободрите…

Такой отзыв о Лейсе Мигита насторожил. Оболдуй? Что за женщина способна назвать Лейса оболдуем?

— А вы…

Она тут же склонила набок голову и улыбнулась.

— Я? А вы как думаете, кто я?

Ну теперь, уж точно не служанка, понял Мигит. Прислуга не позволила бы себе таких вольностей.

— Я не знаю, мессера…

— И не хотите предположить? Тогда оставим этот вопрос до лучших времен…

Мигит подумал, что это вообще-то устраивает его. Но спустя пару секунд понял, что любопытство берет верх.