В дальнейшем это стало их ошибкой.
Джаг не знал, сколько времени прошло, — следующий момент, который он помнил — он вливал в себя очередную бутылку крепкого грога, едва отдавая себя отчет в происходящем, и направлялся в небольшую палатку, перед которой стоял охранник-чавал. Значит, из табора он еще не выбрался.
Охранник какое-то время всматривался в физиономию Джага, на подсознательном уровне чувствуя, что этот тип может причинить проблемы. Но решив, что он слишком пьян, чтобы что-то натворить, а пара лишних монет делу не навредит, он молча мотнул головой, показывая заходить в шатер.
Внутри пахло чем-то похожим на церковные благовония, все было обставлено так, чтобы вызывать у входившего ощущение оккультности. С потолка свисали на нитках и четках какие-то ритуальные безделушки, горели свечи, в шкафу стояли книги с названиями, которые Джаг не мог прочитать из за того, что был сильно пьян, но, несомненно, нагоняющими на вошедшего мистическое настроение.
Поперек шатра стоял стол, на котором немолодая чавалка раскладывала карты с магическими рисунками. Джаг прошел к ней и сел в стул, который стоял боком, чтобы было удобнее протягивать руку.
— Погадать тебе, чавалве?
— Будь добра.
Он сунул ей деньги и протянул левую руку.
Она взяла ее узловатыми пальцами, на каждом из которых было не по одному перстню с камнем, и принялась изучать. С каждым мгновением ее брови все сильнее сдвигались в сторону переносицы. Она вдруг подняла на него напуганные глаза.
Джаг догадывался, что так и будет. Все-таки он служил в королевском флоте и более-менее повидал жизнь. А традиции обманывать простаков-ротозеев, верящих в то, что им говорят, не менялись от страны к стране. Так было и в отсталой Риве, где люди все еще ходили в набедренных повязках, так было и в Аване, в самой столице мировой империи.
— Меня ждет беда? — спросил Джаг, не скрывая елейности в голосе. — Что мне купить, чтобы ее отвести? Сколько стоит заговор от зла? Ну, давай, скажи!
Но чавалка не отвечала, а лишь таращилась на него осоловелыми глазами.
— Чави! — позвала она осипшим голосом.
Джаг повернулся. В палатке уже стоял охранник.
— Уходи, — сказал он твердо.
— Что там? — спросил Джаг, повернувшись к чавалке. Но та не ответила.
— Уходи, чавалве, — повторил охранник и сделал шаг.
Джаг быстро поднялся со стула. Из хлама, которым была заставлена палатка, под руку ему попалось что-то типа кочерги. Железный прут с плоской фигурной гравированной пластиной на конце.
Это клеймо для лошадей — вспомнил Джаг. Эта незначительная деталь не играла никакой роли. Тогда он об этом и думать не стал. Ему хватило того, что оно было довольно тяжелым и хорошо разбивало черепа.
Охранник повалился на пол с пробитым виском. Гадалка визжала, давясь воплем и задом отползала от Джага. А он надвигался на нее, глядя ей в глаза.
— Что там было?! Отвечай сука! Что ты там увидела?
Но гадалка не могла выговорить ни слова. Она только скулила и выла, и, похоже, уже простилась с жизнью.
— Antiteo! — вдруг завопила она так, что закладывала уши. — Antiteo! Antiteo!
Пульсация лютой злобы вдруг прокатилась по телу Джага, без труда захватывая разум. Заревев от ярости, он набросился на гадалку, схватил ее за волосы, поднял с пола, и швырнул как тряпичную куклу. Она упала на стол и повалила его. Джаг подскочил к ней, снова схватил за волосы и толкнул в шкаф.
Она лежала навзничь, в слабом свете от еще оставшихся свечей было видно, как по ее лицу сбегает темная струйка крови. Снаружи слышались приближающиеся крики.
Джаг подумал было достать меч, но почему-то не стал. Не стоят эти выродки смерти от доброй стали. Он поднял лошадиное клеймо и вышел навстречу приближающейся толпе. Чавалы были вооружены кто во что горазд. Кто с топором, кто с ножами, кто с саблей.
Джаг подпустил поближе первого — молодого щуплого чавала, — и размозжил ему голову. Пока тот еще не упал, он перехватил его оружие — ржавый бронзовый чекан, и ринулся в драку с оружием в каждой руке. Ему в лицо брызнула кровь. Потом еще раз, потом еще. Нападающие падали один за другим. Они бились не столько с человеком, сколько со страшным скоплением ярости и злобы, одолеть которые не под силу никому из людей хотя бы потому, что никто никогда не мог разозлиться так сильно. И сам Джаг чувствовал это — жуткую, неподвластную ему злобу, которая стала его постоянным спутником. Он пробивал врагам головы и ломал им кости и ребра. Его удары раз за разом находили цель, пока не осталось никого, кто мог бы подняться с земли и держать оружие. Но и этого ему было мало. Он подхватил с земли увесистый колун и вогнал в позвоночник одного из валявшихся. Тот издал отвратительный звук и перестал трепыхаться. Джаг добил еще одного, вогнав топорище ему в голову.
Его внимание привлекли всполошенные лошади, привязанные к стойлу. Почуяв кровь, они изо всех сил пятились, но привязь крепко держала их на месте. Джаг направился к ним. Сумасшедшее ржание перепуганных животных отзывалось в его голове звонкими раскатами. Кровь и огонь.
Он занес топор и вогнал его в хребет скотины. Лошадь рухнула наземь, дергая копытами. Другие три, обезумев от ужаса, рвались задом с места, но все так же не могли порвать привязь. Джаг раз за разом обрушивал топорище на хребты лошадей, перерубая позвоночник, и они падали наземь в конвульсиях.
Он как раз закончил с последней, когда появились еще люди.
Чавалы орали что-то, но боялись вступить в бой. Объяснением тому, что они еще здесь, могло служить только то, что они не видели, что было до этого, и еще не знают, с кем связались.
И хоть не знают, но уже чувствуют. Толкутся на месте, не решаются броситься в бой, хоть их и больше.
Один юнец рванулся на Джага, но тут же получил топор в брюхо и рухнул в грязь. Джаг вытащил топор и шагнул на остальных. Те отбежали на несколько шагов, но не отступили.
— Мы найдем тебя, чавалве!
— Тебе конец! Мы тебя прирежем!
Джаг лишь рассмеялся.
— Зачем искать? Вот он я!
Он демонстративно поиграл колуном, перебрасывая его из руки в руку, потом перехватил поудобнее, и метнул.
Топорище вошло в грудь ближайшему чавалу и того аж отбросило с места. Он упал на спину и больше не дышал. Джаг был без оружия. Но по лицам чавал он видел — они не совладают с ним. Вид десятка трупов на земле и только что вот так запросто убитый побратим — и все это руками одного человека… Для них это было слишком.
Джаг с грозным ревом бросился в атаку, готовый руками растерзать любого. Чавалы тут же пустились наутек. Догонять их Джагу уже не хотелось. Кровавая ярость понемногу отступала, уступая место расчетливой злобе. Он замер на месте, прислушиваясь к звукам вокруг. Карнавальная улица гудела в ночи громким смехом, музыкой и похабными песнями, ублажая подглядывавшую с неба зеленую Ехидну. Все уже слишком набрались, никто даже внимания не обратил на какие-то крики из чавалского тупика.
Сбежавшие чавалы оставили факелы и фонари, с которыми шли на помощь. Джаг поднял факел, переступил забитых лошадей и поджег сено в кормушках. Потом подпалил шатер, гадалки и бросил его в крытую караванную телегу на больших колесах.
— Веселитесь, пока есть возможность, — бросил он карнавалу, глядя, как занимается пламя. Затем развернулся и побрел через пустырь прочь от города.
Что было дальше, Джаг вспомнить не мог. Он был почти уверен, что черные дела продолжались до самого утра, пока он, наконец, не обессилел и не забрел в чей-то двор, чтобы проспаться.
Воспоминания могли показаться ужасными. И таковыми они и были. Но по какой-то причине Джаг не чувствовал ответственности за каждого из этих людей, которых он убил, и за все те ужасы, что совершил. Воспоминания хоть и вернулись, все еще казались смутными и нестабильными, будто облака дыма из опиумной трубки.
Проходя через карнавальную улицу, Джаг отмечал места, где уже был. Вот тигры, вот силач, вот черные как смоль риванские девки с кольцами в носах и в прозрачных накидках несут на плечах больших удавов, показывая их публике. Чавалский тупик должен быть совсем рядом.
