А ему было стыдно.

Как же был я глуп, думал он. Что взбрело мне в голову? Как я смел только подумать о ней плохо?

Он пытался успокоить ее, как умел. Умел он плохо, но, при этом, почему-то, получалось.

Она подняла голову, не отстраняясь. Ее рука потянулась вверх, к лицу Мигита. И это движение могло показаться простым, но Мигит сразу понял.

Она тянулась не к лицу, а к воротнику его плаща. Чтобы увидеть то, что и так знала.

Увидела.

Как тебе мое новое лицо? Нравится?

Лицо Греясс помрачнело.

— Нет, конечно нет… — сказала она, и Мигит понял, что последний свой вопрос произнес вслух. Холодок, пробежавший между ними, порушил робко поднявшиеся чувства. Он сказал это грубее, чем следовало. В разговорах с собой внутри своей головы он давно привык игнорировать такие вспышки эмоций. Но за пределами его ума не все могли его правильно понять. Греясс вытерла слезы рукавами тонкой рубашки. Никто не говорил ни слова.

— Греясс!

Женский голос позвал ее.

Подруга? — подумал Мигит? — Едва ли. Голос принадлежал зрелой женщине. Мать? Он сомневался и в этом.

Спустя мгновение Мигит увидел и ее.

Она была высокой, почти с него ростом — еще пару сантиметров в каблуках, и она легко сравнялась бы с ним, но она была без каблуков, в ботинках с ровной и тонкой подошвой, чтобы лучше чувствовать поверхность. Она была черноволосой, и волосы были так же, как у Греясс, причесаны и собраны в небольшой пучок на затылке. Одета так же, как Греясс. Штаны в обтяг на тренированных ногах, и белую очень тонкую рубашку, через которую, с ее телосложением, было видно уже гораздо больше. Ее губы были хоть и полны, но не накрашены, и не были скрыты крохотные морщинки, вокруг рта и глаз, естественный румянец не спрятан под пудрой. Она не собиралась представать перед мужчинами, ни, тем более, перед женщинами. Только перед своей ученицей, перед которой не собиралась выглядеть иначе, как есть. Но и предстать перед мужчиной ненакрашенной не застеснялась. Она заранее и не собиралась никого впечатлять своей накрашенностью, потому что знала — внешний вид — не то, за что ее ценят. Она впечатляла своими талантами. Мигит слышал о ней. Это была дама Гилеида Палага, вдова сира Эстера Палаги, в прошлом, многократного победителя фехтовальных турниров, одного из наиболее известных учителей фехтования в Грате, да и во всей Авантии. Под стать покойному мужу, Гилеида была превосходной фехтовальщицей и преподавала свою науку для молодых мессер. Нельзя сказать, что за уроками к ней строились в очередь. Все же, владение мечом — не женское дело. Но, тем не менее, находились люди, готовые платить серьезные деньги за обучение своих дочерей или спутниц искусству боя. Обычно такие желания оказывались лишь мимолетным детским капризом и пара тренировок быстро выветривала из девичьих голов романтические мечты о владении мечом. Но находились и такие, кому учение шло впрок.

Дама Палага была известна среди фехтовальщиков и, хоть в соревнованиях не участвовала, пользовалась уважением среди мужчин вовсе не в память о покойном муже.

Женщина на мгновение замерла на месте, увидев Мигита и Греясс. Мигит поклонился ей, сняв треуголку, как и полагается приветствовать человека в рыцарском звании.

— Дама Гилеида.

— Мигит Камилари, — ответила она, вежливо кивнув на его приветствие, и на вопросительный взгляд Мигита, тут же добавила: — Вы победили на турнире в прошлом году, конечно я узнаю в лицо чемпиона турнира. Почему не участвовали в этом году?

— Я был не в форме.

— Досадно. Впрочем, нет, вы ничего не пропустили. Турниры становятся все скучнее. Хороших фехтовальщиков остается мало — такова наша судьба. Всегда найдется фехтовальщик лучше тебя. Или десяток похуже.

Мигит не мог с ней не согласиться. Он прекрасно знал историю гибели ее мужа. Эстер Палага, знаменитый на всю империю фехтовальщик, был убит в пьяной драке в деревенском трактире. Заступился за старика против толпы разозленных пьяниц. Они и драться-то толком не умели, но возобладали числом. Бесславная смерть.

Палага перевела взгляд на Греясс.

— На сегодня хватит занятий. Продолжим завтра.

— Да, дама Гилеида.

Палага ушла, оставив Мигита и Греясс наедине. Греясс предложила сесть, и Мигит согласился. Чтобы поддержать разговор, он решил поинтересоваться:

— Упражняетесь с мечом?

— Пока только с деревянным, — сказала Греясс. — Дама Гилеида все не позволяет мне перейти на настоящий. Хотя мы с ней фехтуем уже два месяца!

— Она хороша в фехтовании. Наверное, лучшая женщина-фехтовальщица. Она хорошо вас обучит.

— Да. И тогда я смогу постоять за себя.

От ее взгляда, направленного куда-то мимо, пустого и холодного, Мигиту сделалось не по себе.

Он не знал, о чем еще спросить, как поддержать этот странный разговор. Но ничего не шло в голову. Точно стена разделяла его с Греясс. И он понимал, что за стена.

Когда тяжелое молчание затянулось уже до неприличного, положение спас своим внезапным появлением Лейс.

Он стремительно и с шумом ворвался в гостиную, говоря на ходу:

— О, миссера Греясс, рад вас видеть. Прошу прощения, я вынужден украсть у вас Мигита. Тысяча извнинений и поклонов, но дело не терпит!

Он остановился прямо перед Мигитом:

— Нужно ехать, срочно. У нас появилось одно дельце, которое ждать не может.

Мигит и сам не знал, хотел он уйти, или нет, но все же поднялся, прочувствовав волнение Лейса. Греясс, внезапно, тоже встала.

— Мигит, вы еще придете ко мне?

В ее глазах Мигит увидел почти мольбу. Просьба казалась немного неуместной после произошедшего разговора. Но, в то же время, как-то очень болезненно кольнула в грудь. Слова вырвались сами по себе:

— Конечно. Так быстро, как только смогу.

— Превосходно! — объявил Лейс, — а теперь пора в дорогу. Счет идет в буквальном смысле на секунды. Я все расскажу по пути.

***

Кучер гнал так, что карета едва не разваливалась на ходу. За окном Мигит видел знакомые картины, только в обратном порядке. Они возвращались в город.

— Куда мы едем?

— Точно не скажу, какой-то дом на улице Хитрецов.

Это в городе. В самой, в некотором роде, интересной его части. Улица Хитрецов, или, в простонародье, Хитрецова, представляла собой один огромный притон, где можно было найти самое большое в Грате число способов истратить деньги на разнообразные развлечения всех степеней благопристойности, а также столь же великое число возможностей проститься с жизнью. Шваль, разбойники и бандиты, воры, проститутки, мошенникии аферисты — туда стекались все, кто хоть одной ногой побывал за чертой закона. Конечно, нельзя было сказать, что честным людям вход туда был заказан. На улице Хитрецов глядят не в лицо, а в кошель. Да даже и безденежных там ошивается немало — студенты-шалопаи, артисты-гастролеры — постоянные посетители улицы Хитрецов. Близость греха притягивает молодые и чувственные сердца. А вот какое дело в развратном улье нашлось у огромной и уважаемой компании?..

Ответ на этот вопрос безусловно знал Лейс. И он, по обыкновению, давал ответ еще до того, как вопрос будет озвучен:

— В тебе я не сомневаюсь, — сказал он, — но лучше лишний раз напомню. Об этом деле не должен знать вообще никто. Во всей компании пока знают только трое — Дарда, Галивалл и я. Ты будешь четвертым.

А как же без этого, подумал Мигит. Ясное дело, компания не желает, чтобы ее людей видели обделывающими дела на Хитрецовой.

Но если Лейс говорит правду, а он, как помнил Мигит, еще ни разу ему не лгал и ничего не скрывал, дело действительно серьезное. Да и исходит, к тому же, от самого руководства компании.

— Так, что мы должны сделать там?

— Если все пойдет как задумано, мы просто поговорим кое с кем и уйдем.

— А может пойти не так?

— Я думаю, нет. Но полностью не уверен. Лонзо Валенте — крайне вспыльчивый и трудноуправляемый человек.

Мигит чуть не раскрыл рот от изумления.

У компании не просто дела на Хитрецовой. У Саладея Дарды дело к бандитскому королю!