В один из таких дней, вернувшись как-то с пробежки в Серапейон, Бесс встретил во дворе Эсхила, который чертил какие-то фигуры и линии на песке. На лице философа читалось мысленное напряжение, высокий лоб был наморщен, глаза сосредоточенно следили за изображением, мудрец что-то беззвучно бормотал себе в бороду. Эсхил даже не взглянул на вошедшего — настолько был поглощен собственным занятием.

Бесс остановился у входа, с интересом глядя на философа за работой.

— Что ты делаешь, Эсхил?

— Пытаюсь решить задачу Делосского куба, — ответил философ, не оборачиваясь к нему. — Видишь ли, когда-то, в древние времена, дельфийский оракул предсказал жителям острова Делос страшные беды, которых не избежать, если только не сделать жертвенник богам ровно вдвое больше старого. Жертвенник Аполлона на Делосе имел форму куба. Островитяне, поломав над словами оракула головы, попробовали решить эту задачу просто: поставили на первый куб второй, равный ему по размеру. Однако оракул ответил, что это не ублажило богов, ибо новый жертвенник должен иметь также форму куба, только в два раза больше первого по объему. В общем, сколько делосцы ни старались, ничего у них не получилось, и остров в самом деле постигли страшнейшие беды и разорение. Последнее случилось не так давно, когда римляне опустошили Делос во время войны с вашим братом — пиратами… Ну а лучшие умы Ойкумены пытаются с тех пор решить эту непростую геометрическую задачу такими же средствами, как было задано древним делосцам: при помощи линейки и циркуля. Пока — безуспешно… Однако я чересчур увлекся; не об этом хотел поговорить с тобой, Волчонок-с-Севера.

— О чем же тогда? — воин внимательно смотрел на философа. — Я слушаю тебя, старик.

— Твоя цель… — начал Эсхил и осекся, следя за реакцией фракийца. Тот лишь на миг задержал дыхание, но не перебил старца, оставшись стоять напротив него с каменным лицом, скрестив руки на груди, и тогда философ продолжил: — Твоя месть — это дело, необходимое миру. Ты избавишь его от потустороннего зла, которому не место среди людей. И поэтому мы поможем тебе.

— Кто это — "мы"? — повел бровью Бесс.

— Я и мои сподвижники, — ответил Эсхил. — Если хочешь узнать больше, идем со мной. Разговор будет долгим, но если увидишь то, что я хочу тебе показать, ты поймешь меня быстрее.

— Мне сейчас не до твоих игр, старик… но я помню, что многим обязан тебе. Пойдем, — вздохнув, согласился Бесс и тяжелой поступью последовал за старцем. Тот повел его вдоль величественной колоннады, а затем — вниз по мраморной лестнице, куда-то в подвалы Серапейона, в которых воин никогда еще не бывал.

— Всё, что ты увидишь там, куда мы придем, должно остаться в секрете, независимо от решения, принятого тобой в итоге, — предупредил эллин. — Я открою тебе свою главную тайну, и ты должен будешь принять это условие, ибо от этого зависит судьба многих достойных мужей.

Случись этот разговор прежде, фракиец не преминул бы подшутить над седовласым философом, но сейчас, омрачен собственным горем, воин всего лишь кивнул: — Я буду молчать, Эсхил. Скорее веди!

Винтовая лестница вывела спутников в катакомбы, видимо, заложенные много раньше самого храмового комплекса. Низкий потолок довлел над головами вошедших. Глыбы фундамента Серапейона, образовывавшие стены зала, потемнели от времени и копоти. Тлеющие угли в решетчатых жаровнях, изредка полыхая язычками пламени, озаряли пространство красноватым светом с четырех углов.

Привыкнув к необычному освещению, воин вскоре понял, что они с Эсхилом здесь не одни: у дальнего края неподвижно стояли шесть фигур в длинных балахонах, с накинутыми на головы глубокими капюшонами. Поняв, что они замечены, незнакомцы тут же расступились, открывая взору фракийца прямоугольное каменное возвышение, похожее на алтарь или саркофаг, который охраняла пара сидящих по бокам беломраморных львов, неотличимых от живых хищников.

— Могила великого царя! — догадался Бесс, оглядываясь на философа. — Но кто такие эти люди в плащах?

Эсхил вышел вперед, встав между воином и людьми в капюшонах.

— Вот и пришла пора открыть тебе мою тайну, Волчонок-с-Севера, — улыбнулся старик, указав рукой на незнакомцев. — Это мои единомышленники. Мы — Семеро. Мы — те, кто стоит на страже разума и благоденствия человечества. Те, кто изучает этот мир и развивает его через познание. Те, кто хранит накопленную людьми мудрость от самой зари времен. Мы — последователи Гермеса Трисмегиста, основателя магии, хранители Великой Изумрудной Скрижали.

Шестеро обнажили головы, сняв капюшоны. Эсхил встал рядом с ними седьмым, и Бесс увидел лица разных оттенков кожи: бородатые и безбородые, старые и молодые, аскетически худощавые и жизнерадостно упитанные. Семеро были очень разными, но в то же время во всех них имелось неуловимое сходство: умудренный взгляд, устремленный, казалось, в самую твою сердцевину, и загадочная легкая улыбка, добрая и вместе с тем какая-то снисходительная, отчего фракийцу стало еще больше не по себе.

— Та-а-ак… — пробормотал воин. — Значит, вы — герметисты? Мог бы и раньше рассказать, Эсхил. Не ожидал от тебя такой скрытности. Впрочем, мне давно следовало догадаться.

— Это не моя тайна, — пожал плечами Эсхил. — Но теперь ты знаешь.

Высокий длинноволосый старец слева от грека — кажется, кельтский друид, — произнес, обращаясь к воину:

— Эсхил призвал нас и поведал твою историю. Мы здесь, чтобы помочь тебе покончить с тем, во что превратился Осторий. Эта сущность родом из иного мира. Она нарушает равновесие вселенских сил. И только ты можешь избавить наш мир от нее.

— Почему только я? — не понял Бесс.

— Четвертый принцип герметизма, — вмешался меднокожий персидский маг, стоявший по правую руку от Эсхила, и, видя недоумение воина, пояснил: — Что наверху, то и внизу; и что внизу, то наверху. У каждой сущности есть свой антипод, и ты — антипод Остория. Борьба друг с другом — это ваша судьба.

— Любите вы, философы, напустить тумана, — недовольно проворчал Бесс. — А по-человечески можно сказать?

— Хорошо, — улыбнулся Эсхил. — По-человечески, наши интересы совпадают. Такое объяснение тебя устроит? Так уже случалось в прошлом: вспомни, к примеру, Родос или Тартесс. Когда я видел, что Бесс Фракийский может послужить на благо человечества, то делился с тобой нужными сведениями, и всё заканчивалось к нашей обоюдной выгоде.

— Теперь понятно, — хмыкнул воин. — Ну а в чем заключается ваша помощь? Надеюсь, не в одной только заумной болтовне?

— Что ж, твоя правда, перейдем от слов к делу, — кивнул философ и повернулся к саркофагу. — Взгляни сюда, Волчонок-с-Севера. Подойди ближе и посмотри внимательно. Что ты видишь?

Бесс шагнул к гробнице и пристально присмотрелся. С обратной стороны от саркофага, отбрасывая на стену длинные тени, лежали два копья, нагрудник, шлем, щит и меч в отделанных бронзой старинных ножнах. Оружие древнее — такого не видели на поле боя уже, наверное, лет двести — однако оно на удивление превосходно сохранилось. И тут внезапно фракийца осенило: гробница, львы, вооружение… Словно призрак из тьмы веков, выступивший на свет, перед ним возник образ великого воителя.

— Здесь лежит Александр?! — не веря своим глазам, спросил Бесс у Семерых. — Тот самый Александр?

— Именно, — Эсхил положил ладонь воину на плечо. — Легендарный македонский царь захоронен здесь, в Серапейоне. Он прожил столь неординарную жизнь, что даже его могила стала великим местом силы. Бытует легенда, что Александр не только завоевал полмира, но также поверг величайшее зло, которое стремилось прорваться в наш мир. Если это правда, то возможно, он уничтожил темную сущность вот этим самым клинком, ибо перед тобой один из девяти мечей самого Александра. Понимаешь? Я говорил о задаче Делосского куба и ее неразрешимости. Однако, если прибегнуть к иным геометрическим средствам, кроме циркуля и линейки, то у задачи возникает даже несколько верных решений. Помимо геометрического, у вопроса удвоения куба есть и философский смысл: найдя ключ к неразрешимой задаче, человек может совершить невозможное. Не стану нагружать тебя излишними подробностями, Волчонок. Я лишь подумал, что меч — это ключ. Возможно, с его помощью ты сумеешь избавить мир от крылатого исчадия…