все что просил – получил. О чем еще просить, чтобы назад все вернулось – ему маету, мне жизнь беззаботную?.. Глупо.

Мы замолчали. Он, видимо, потому что все сказал, я – просто потрясенный свалившимся на меня признанием.

Холодными осенними вечерами часто задумываюсь – отчего такой повышенный интерес к нему. У меня. У тех, кто заходит к нему время от времени выпить?..

Может быть, он – живое напоминание того, что не все в жизни всегда гладко и однозначно, любой из нас может оказаться на его месте. Возразите?.. Я промолчу.

О другом – разговаривая со Всевышним, особенно, когда что-то просите у Него, обдумывайте свои просьбы, пожалуйста, даже, если они вполне искренни и идут от самого сердца. А если уж точно надумали просить, – потом не раскаивайтесь, не ищите виноватых. Их нет. Просто так все устроено в этом мире.

Отчего у меня мысли такие, тоска эта?.. Может просто осень остаточная дотлевает. А может что еще… Снег, слава Богу, лег и укрыл все лишнее. Теперь – белизна в окне необыкновенная, ослепительная. Только рябина.

Осень запозднела быстро, точно торопилась куда. Казалось, вчера ещё стояло золотое бабье лето, когда листья на тополях не совсем опали, но воздух уже отстранённо-прозрачен, и небо глубокое, синее, торжественное небо. А поутру нынче, заложило всё кругом чем-то тяжёлым, свинцовым, низким. Холодно, и дождь моросит мелкий, противный, не прекращается. Вот уже и в дом промозглость проникла, и в душе – холодно, неуютно.

Несмотря на непогоду, сегодня, как обычно, Валентина Сергеевна с утра чайник чистит. Чайник – старый, вместительный, с массивной черной ручкой, когда-то красивый, блестящий. Только сейчас, глядя на него, об этом даже и вспоминается-то с трудом, поверхность толстым слоем копоти покрылась, а внутри – накипь на стенках. Чистить его, конечно, дело бесполезное, вроде немного оттёр, даже какой-никакой блеск будто бы проявился снаружи, но – вскипятил в нём воду разок, и снова он тёмный, закопчённый, неприглядный.

Однако Валентина Сергеевна чистит. Сначала снаружи содой оттирает, потом кипятит с яблочными шкурками, при этом накипь внутри от стенок кусками отваливается. Потом сливает воду, ополаскивает чайник, и снова трёт его снаружи содой. И так – изо дня в день.

Дочь постоянно Валентину Сергеевну за это упрекает, – Чего ты, мам, трёшь старьё это. Давно выбросить пора! Гляди, уж скоро дыры прошоркаешь. Есть же новый чайник, электрический, мы ж тебе его на день рождения и подарили… Зачем тебе этот-то!?

– Да привыкла я к нему как-то…

Дочь не понимает, молчит. А ей действительно жалко, этот чайник – родительский, она его ещё из Чапаевска с собой привезла, когда сюда после техникума по распределению приехала.

Частенько вспоминает Валентина Сергеевна, как техникум окончили, как гуляли с подругами, с парнями-сокурсниками вдоль берега реки, окончание отмечали. Вина немного выпили, не без того, как-никак взрослые уже – дипломированные специалисты!

Валя тогда во второй раз в своей жизни вино попробовала, первый – на Новый год родители ей шампанского налили немного, так тогда она даже не поняла.

А тут – дипломы! Никто их не контролировал, и она как-то быстро захмелела. Голова приятно кружилась, язык смешно заплетался, говорила много, правда, то и дело перескакивала с одного на другое. О том говорила, что теперь новая самостоятельная жизнь у них начинается, как это здорово… скоро она в Сибирь поедет на строительство нового химического комбината, сама на распределении напросилась…

С Сашей помнит, как целовалась, это с тем мальчиком, что в техникуме дружила. Только вот он её решение не одобрил тогда, насчёт Сибири. Как-то так неопределённо расстались: не чужие, но и не друзья. Она в Сибирь поехала, а он в Москву – дальше учиться.

Дома, когда родители её собирали, ворчали сильно, но у неё-то самостоятельность уже в голове взыграла, – Пап, мам, ну что вы меня как маленькую обхаживаете! Сама всё и соберу!

Впрочем, со стороны родителей возражения категорически не принимались. Отец её, Сергей Гаврилович мужик был правильный, старых, домостроевских устоев, – Ишь, са-а-ми… с усами… Ну-ка, дочь, не перечь родителям! Чай не чужу девку, дочь родную в дальние края собираем. В Сиби-ирь… Поехала – не спросилась, теперича терпи, будь добра… А то – са-ами!.. – И жене уже. – Мать, слышь чего, собирай давай дочь! И чтоб всё как положено!..

Всегда в семье так было, отец сказал, значит, так оно и будет. И мать засуетилась сразу – бельё тёплое, носки шерстяные, варежки, валенки… Пирожков опять же в дорогу разных наложила, сала кусок… Вилку, ложку, кружку… И чайник вот этот. Чемодан да сумка всяческого добра получилось.

Ехали весело, она и ещё человек десять выпускниц Чапаевского техникума. Настроение у девчонок было самое что ни наесть романтическое. На новое место ехали, все как один с новыми, только что полученными дипломами, новый комбинат строить, и запускать. Молодые, красивые, шумные…

Всю дорогу Вале Саша вспоминался, поцелуй их прощальный. Ну что ж, не захотел он её тогда понять, не поддержал, значит, не судьба им вместе дальше по жизни идти. Как поётся: «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону…»

Веселье и общий подъём царили в купе, девчата не утихали всю дорогу, шумели, песни пели, у одной из них – Надежды гитара с собой была, и играла она на ней неплохо. Наперебой рассуждали, как устроятся, как работать будут… Что за город такой там, на самом краю Сибири, в котором такую химическую громаду-комбинат построить решили? Вопросов много было, ответов на них пока – увы… Но никто и не думал сомневаться, что всё обязательно наладится – всё, в конце концов, хорошо будет. Соседи по вагону на девчат не сердились, напротив, смотрели понимающе, улыбались, спрашивали, – Валенки-то, девчата, не забыли? В Сибири без валенок худо.

– Взя-яли валенки!.. И калоши взяли…

И звучало в вагоне: «Едут новосёлы по земле целинной…».

На перроне у небольшого старинного здания вокзала снег был не чищен, видимо только выпал, не успели убрать. Здесь встретил их молодой парень в солдатской ушанке с дырочкой вместо кокарды, в новом ватнике, сам немного нескладный, часто снимал очки, протирал их меховой рукавицей, снова надевал, и они тут же почти моментально затягивались полупрозрачной инеевой плёнкой.

– Здравствуйте, девчата! Из Чапаевска?

– А что, похожи!? – Отвечала за всех самая бойкая на язык Надежда.

Спросила, а сама так вызывающе на парня глядит, с лукавинкой в уголках глаз.

– Ну, факт. Из Чапаевска. Сразу видно, бойкие такие. – Утвердительно кивнул парень, себе ли, ещё ли кому.

– Прям-таки, и факт… Смотри-ка, какой глазастый! Всё сразу и рассмотрел.

– Надежда глазами смеётся, а сама ждёт будто, что он ей ответит. – А ещё чего увидел?

– Ну ладно, девчонки. Я тут начальник по кадрам. Вот вас и встречаю…

– Надо же, по кадрам!.. Больно молод, для начальника-то…

– Да какой есть. У нас тут все молодые, со всех концов страны. – Парень нисколько не смутился. – Степан – я.

– А я Надежда, стало быть. – И руку ему манерно протянула. – А скажите, товарищ начальник, отчество у Степана есть?

– Е-есть… Николаевич… – Немного-таки смутился парень. – Можно и без отчества. Короче так, девчата, сейчас все идём в библиотеку…

– Вы, Степан Николаевич, нас кадров-то, поскольку главный вы по нам, по кадрам, как говорится, сначала накормите, напоите да спать уложите!.. А потом уж и книжки читать будем! Вместе. Про любовь… – Никак не сдавалась Надежда.

Девчонки с любопытством следили за их интересной шуточной перепалкой, чего это Надежда?.. Неужто, понравился Степан?..

– Вот я и говорю, в библиотеку сейчас идём. Там и покушаете, и расположитесь…