Шоркает Валентина Сергеевна чайник, а сама вспоминает. Когда цех к сдаче государственной комиссии готовили, всё в порядок приводили, красили стены, полы, драили все помещения.

Они в аккурат, с Надеждой обсуждали, что ещё сделать нужно срочно, а тут деваха к Надежде подбежала, молодая, из деревенских, из тех, что недавно только на комбинат устроились.

Подбежала и причитает, – Надежд Михаловна, Надежд Михаловна… Там у нас валики расползаются… – Что причитает, о чём – ничего не понять.

Цыкнула на неё Надежда, – Не блажи! Говорили толком – где это у вас, какие такие валики?

– Ну красим которыми… Все облезли уже… Мы пол на пульте управления докрашиваем… Теперь нечем, не успеем к комиссии!..

– Пойдём, глянем.

Посмотрели. Действительно, материал, что на валиках, весь расползаться начал, ворс полез и с краской на полу остаётся.

– Сейчас… сейчас… – Надежда начала лихорадочно прокручивать в голове варианты. – Сейчас… А-а!.. – Она махнула рукой, видимо что-то решила. – Сейчас приду! Иголку и нитки ищите! Быстро!

Валентина и девчонка, которая уже немного успокоилась, ничего не спрашивая, быстро кинулись в бытовку. Были уверены, Надежда что-то придумала, а уж иголка и нитки у девчонок в бытовой комнате всегда были под рукой, мало ли, иногда спецовку зашить надо бывает, или ещё что…

Надежда вернулась скоро, и Валентина буквально обомлела, глядя на неё. В руках подруга держала отпоротый каракулевый воротник от своего новёхонького модного чёрного пальто.

– Ты… ты… Как? – Она растерянно смотрела на подругу. – Это ж, Стёпин подарок?

– Стёпин, Стёпин… Чего встали, режьте напополам, да валики обшивайте! Времени мало…

– Ч-чё Стёпа скажет!?

– Чё-чё, не знаю пока – чё. Чё-то скажет, наверное… Не за воротник же он меня любит, я-то и без воротника – девчонка ничего себе!..

– Ну, ты, Надюха, даёшь!

– Даю… Даю… И вы давайте! Работайте уже…

Как выяснилось позже, Степан Надежде ничего не сказал, только философски пожал плечами, а на следующий день отнёс женино пальто в ателье, чтобы новый воротник к нему пришили.

А цех они подготовили вовремя, и приняли его члены комиссии без единого замечания. Пожилой, высокий с седыми висками генерал из министерства обороны, который комиссию возглавлял, в шинели с каракулевым воротником, в каракулевой папахе, поздоровался со всеми, причём с девчатами тоже за руку, сказал:

– Ну, молодцы! Хороший цех подготовили, самим приятно работать будет.

– И молодецки подмигнул Надежде. – Теперь ждём от вас качественной продукции!

– Служим Советскому Союзу! – Не растерялась Надежда.

Генерал усмехнулся тепло, как-то по-отечески, и, прощаясь со всеми – осмотр здания был окончен, комиссию повели подписывать акт приёмки в столовую – добавил, обращаясь к Надежде, – Служба – службой, дочка, а обед по расписанию. Заслужили мы обед…

Валентина замуж вышла на год позже подруги, поначалу она всё своего Сашу вспоминала, всё думала, почему он не принял её решение, почему расстались так глупо? Переживала. Но бурное развитие событий на новом месте, отвлекали её от прочих мыслей, и постепенно, все переживания притупились, отошли куда-то далеко на второй план, словно и не с ней это было, словно в какой-то другой жизни. Вокруг кипела стройка нового, важного для страны комбината, нужно было решать бытовые проблемы, связанные с обустройством на новом месте, с работой, с учёбой…

Как раз в то время, при комбинате открыли рабфак местного технического института, мастеров на производстве катастрофически не хватало, вот и решили подготовить их из рабочей среды, так сказать, из тех, кто уже был знаком с производством не понаслышке, и, конечно, хотел учиться дальше. Сначала поступали на подготовительные курсы. Было интересно, учёба многим давалась легко, тем более, у большинства поступающих за плечами уже было профильное образование. Да и руководство комбината, учитывая нехватку инженерных кадров низшего звена, наиболее зарекомендовавших себя в работе молодых специалистов, охотно назначало на инженерные должности – мастерами, технологами, но с обязательным условием, что они продолжат своё образование. Вот и Надежда с Валентиной руководили теперь разными сменами на одном участке, а по вечерам ехали на занятия, на рабфак.

Там, Валентина и познакомилась со своим Дмитрием Викторовичем. Парень был старше её года на три, окончил местное техническое училище, работал по специальности – слесарем в одной из мастерских на новом комбинате. Человеком Дима был работящим, серьёзным и ответственным, из потомственной рабочей семьи. Родители у него трудились на одном из эвакуированных сюда в первый же год войны промышленном заводе. Жили они в своем доме на окраине города, держали корову и кур. Когда родители были на работе, Диме приходилось управляться с хозяйством, так что, к труду парень был приучен с малолетства.

Немного поработав, после окончания училища, Дмитрий решил, нужно расти дальше, и поступил на рабфак. А после занятий, так получалось, он частенько провожал Валентину до общежития, тем более что и жили они с родителями неподалёку. Ну, и как это частенько бывает, провожал-провожал, а на третьем курсе, взял и сделал Валентине предложение руки и сердца. Сходили в ЗАГС, подали заявление.

И начались предсвадебные хлопоты, вот у Валентины смена заканчивается, нужно пройти посмотреть, проверить – всё ли в порядке. А мысли о другом – свадьба!.. Нужно же заготовить все, продукты закупать, платье белое обязательно, с фатой… Без белого платья она не согласна! В конце концов, первый раз замуж выходит, и хочется верить, что навсегда…

Задумавшись, зашла она на приёмку, чтобы выработку снять… а там никого нет. И конвейер остановлен уже, и пороховые шашки, которыми снаряды для «Градов» комплектуют, на специальных ложементах рядками выложены… Холодно на приёмке – она отдельно от здания в небольшом металлическом «теремке»… И – ни приёмщицы, ни грузчика…

«Не иначе, греться пошли в здание! – Подумала. – Придётся, наверное, поругать их для порядка!». Хотя понимала, попробуй-ка, постой в этом металлическом «теремке» шесть часов кряду, когда на улице мороз за тридцать. Хоть и двигаешься, хоть и изделия тяжёлые с конвейера снимаешь, выкладываешь на ложементы, обмеряешь их штангель-циркулем, всё равно холод под одежду проникает вкрадчиво, вроде и незаметно, но, чем дольше ты на морозе, тем сильнее каждую мышцу он пронизывает. А к концу смены вообще кажется, что его из тела уже ничем не выгнать.

«Ладно, – решила, – сильно ругать не буду, скажу, чтоб по очереди греться ходили». Вспомнила, как сама на приёмке начинала. Вот в такой мороз – вроде и семь одёжек на тебе, и пимы тёплые, и носки в них шерстяные, и ватник толстый… – уложишь ты изделие на ложемент, оно тёплое, только-только с формовки, сядешь рядом с ним, прижмешься спиной прямо к пороховой шашке, будто к печке, и греешься, пока новое изделие к тебе с формовки не выползет по ленте конвейера…

Греешься, и забываешь, что прямо за спиной у тебя «его величество порох», с которым, как известно, не шутят, и ты с ним, чуть ли не в обнимку сидишь, как с милым другом. Но, не дай Бог, разряд электрический искоркой с тела проскользнет к шашке, вспыхнет она как свечка. Хотя и всё предусмотрено, вроде, чтоб избежать этого: и спецодежда вся, вплоть до нижнего белья – без всякой синтетики, и инструмент весь из дюралюминия выполнен, но как знать, за каким углом чёрт стережёт…

Так и работали, а куда деться, снаряды стране нужны.

Меняла Валентину – Надеждина смена. Всё Валентина Надежде в журнале расписала – выработку, параметры технологические, а потом ещё немного с подругой в бытовке посидели, чая попили.

– Ну как, к свадьбе-то готовишься?

– Ох, и не говори, подружка, забот – полон рот!

– Не печалься, справимся! Девчонки все помогут, чай – не чужие…

– Спасибо вам… Я-то, если честно, не знаю за что схватиться.