– Ничего! Мы привычные, авось обойдется. Российский спецназовец – не кисейная барышня,– ответил капитан и Джеймс тревожно заозирался. Пять минут он с этим капитаном российским беседует и трижды услышал "эйвос", прав, похоже, Кларк. Умом тут не поймешь. И вот еще словечко проскочило "ничего". Не понятное",– и спросил капитана, стараясь как можно деликатнее формулировать вопрос. Даже вспотел, слова русские подбирая:
– А вот поясните, Анатолий, будьте любезны. Что означает слово "НИЧЕГО"?– Анатолий удивленно вытаращился на американца васильковыми глазами,– "Прикалывается Пендос или на самом деле не врубается?"– и даже шапку сдвинув, в затылке поскреб.
– Ну, ничего – значит ноу проблем по-вашему. Андестенд?– блеснул Анатолий знанием языка бывшего вероятного противника.
– Ес!– Джеймс пожал руку капитану Семенову, похлопал его по камуфлированному, крепкому плечику и пробормотав: – Ничего, ничего – будет керосин сегодня же,– помчался к Кларку. Послу США в России.
– Кларк! Мне нужен керосин!– заорал Джеймс Бонд, врываясь в кабинет посла.
– Присядь, Джеймс. И объясни толком, что там у тебя произошло. Какой керосин?
– Авиационный, черт его побери. У русских его нет и самолет они дали без топлива. А по дорогам ихним можно ездить только на танках. До Пскова дают борт, а от Пскова батальон танков. И наверняка тоже без солярки. Так что и для танков тоже горючее нужно заранее искать. Помоги, Кларк. Иначе мы завязнем тут надолго. А преступник тем временем потрошит систему безопасности штатов,– Джеймс обессилено, рухнул в предложенное ему кресло.
В течение часа посол по телефону «жал» на все, что можно. До президента Российского даже сумел дозвониться и минут пять с ним через переводчика пообщаться. Тот никак не мог взять в толк, зачем послу понадобился керосин. Свет что ли погас в посольстве и лампы керосиновые аварийные заправлять нечем? Добился в конце-концов посол обещания, обеспечить борт Джеймсу выделенным авиационным топливом, без лимита и проволочек. Машина бюрократическая завертелась, скрипя шестеренками и, не прошло недели /всего шесть дней/, как Джеймс со всей своей командой и ротой спецназа, во главе с капитаном Семеновым, загрузился в самолет и вылетел в направлении Пскова.
Глава 4
В Пскове, на военном аэродроме их встретили представители Псковской танковой дивизии и, загрузив в три автобуса, немедленно доставили по месту ее дислокации. А там их сам комдив встретил и долго расспрашивал у себя в кабинете, как и что он может со своей стороны предоставить. Ему позвонили из Генерального штаба и приказали оказать содействие вплоть до привлечения всего личного состава дивизии. Вот он и пытался понять, что за мероприятие собрались проводить на территории области эти янкесы, прибывшие в сопровождении целой роты элитного спецназа ГРУ. И зачем им может понадобиться целая дивизия танковая. Услыхав про хакера, мысленно выматерился.
– Ну, господа, да тут и танк-то не нужен, я думаю. Дадим вам пару троек БТР-в-60-ых. Одного-то штафирку изловить и то не много ли чести и шуму из ничего? Координаты-то имеются злодея?– вежливо все же отреагировал он.
Джеймс разложил на столе идентификационные карты, с пометками спутниковых отсечек искомого объекта. И даже спутниковые снимки вытряхнул с таким разрешением местности обследуемой, что генерал, их просматривая, только крякал от зависти.
– Деревушка-то центровая, бывшего колхоза "Светлый путь", а теперь АО и соответственно "Рыночный путь". И название у деревни хорошее, наше русское – "Олухово". Я распоряжусь насчет БТРов. Желаю успешно провести операцию,– в итоге благословил он предстоящую операцию по изобличению и изъятию злодея.
Такая вот нешуточная развернулась вокруг Емели возня. И угораздило же его на спутник этот американский по неопытности нарваться. Он то и думать про него забыл, ему и японского теперь хватало. Тем более, что ребята там не злобивые, душевные и покладистые оказались.
Забрасывал им иногда дружеские танку и хайку. А они как дети, честное слово. Рады и иначе как Сенсэем его уже и не величают. Да еще с заглавной буквы. Даже особый иероглиф в его честь придумали и ему преподнесли. На русский язык если перевести, то дословно звучит так.– "Тот, который танку и хайку в спутнике нашем сочиняет". Ну, по-русски корявенько получается, а вот на японском просто блеск. Изящно. Не язык -песня. За две последних недели Емеля преобразился. Даже маманя порой его узнавать переставала и пугалась. Как подменили парня. Слова непонятные говорит. Оделся как то не обычно. А главное и ей покоя не дает. Работать уборщицей не разрешает, одежду велел переменить. Удобную, правда, предоставил, но не привычную. Вот хоть шуба эта соболья. Ну, до чего в ней неудобно ходить. Длинновата больно. Но терпит Ефросинья. А Емеля смеется: – Мама, да эта шуба, знаешь ли сколько из соболей стоит? 50000 долларов американских,– ну Ефросинья в американских рублях сроду не разбиралась и не поняла много это или мало. У нас вон булка хлеба нынче три тысячи рублей стоит. Раньше на эти деньги дом купить можно было в деревне и, еще на корову бы осталось. А сколько хлеба можно купить на американские 50000? Спросить у Емели стесняется. Вдруг буханок сто можно, тогда это же золотая шуба-то. А Емеля и за дом принялся. Расширил его слегка и этаж еще один надстроил, только не вверх, а вниз. Вот ведь выдумщик. И соседей не обидел, солнце ни кому не загородил и места там под землей сколько хочешь. Когда Ефросинью он туда первый раз на лифте доставил, у нее ноги подкосились.
А уж когда на кухню ее завел и все показывать начал, то она и вовсе за сердце хвататься стала. Но ничего, освоилась. И с плитой плазменной, и с телевизором шестикомфорочным, и с холодильником при двух морозильных камерах. Свет только никак не могла научиться включать. Он по команде голосовой или по хлопку загорается, а она все по стенкам шарит, клавиши ищет. А к ванной и к туалету быстро приноровилась… и машинка ей стиральная очень понравилась. Емеля ей показал, на какие клавиши жать и Ефросинья дня два от нее не отходила, по два раза все перестирав. Даже задремала однажды прямо рядом с ней, уютно по-кошачьи поуркивающей.
На печи теперь Емеля не валялся, а торчал возле экрана компьютера с утра до ночи. Отрываясь только от него для принятия пищи и в зал спортивный с тренажерами. Ефросинья все помещения их дома подземного обошла и со счета сбилась. Сколько их всего. А по площади метров 700-т квадратных, никак не меньше. Залище, вон спортивный только, метров 200-ти. Ведь с бассейном соорудил. Высмотрел в компьютере своем и осуществил один к одному. И вода в нем с подогревом. А парилку какую отгрохал. И под веник, и так посидеть, попотеть. Сауной называется. Говорит, что это он у фиников на сайте скачал.– "Умный видать народ эти финики",– Ефросинья пугаться и удивляться уже в первую неделю устала. И махнув рукой на страхи, решила положиться на сыновью голову. Ему лучше знать, как и что. А ей-то много ли надо? По морозу с ведрами за водой бегать не нужно – и уже хорошо.
А тем временем Джеймс с сотрудниками Скоттом и Джоном, в сопровождении роты спецназовской уже погрузились в шесть БТРов. И колонна их медленно поползла в сторону деревни Олухово.
Не прошло и трех часов, как колонна, ни разу не завязнув в сугробах, уже вползала в этот населенный пункт. Сориентировавшись на местности, отыскали нужное строение и метров за двести выгрузившись, оцепили его силами роты спецназа. Домишко стоял на самом краю деревни и время было уже темное, поэтому местными жителями действия эти замечены не были. Только Петруха, вышедший по нужде, удивленно пялился минут пятнадцать на торчащий сразу за его домом БТР. С притушенными фарами. И никак не мог понять, что это за техника тут появилась,– "Уж не Емеля ли опять танк свой поставил",– но силуэт был на танковый не похож и Петруха, распираемый любопытством, двинулся, раскрыв рот в сторону БТРа. В опорках из валенок на босу ногу и в наброшенном на голые плечи полушубке драненьком он и был нейтрализован, сидящими в засаде спецами. Спеленали в две секунды. Заклеили рот спецсредством и зашвырнули в его же Петрухин сарай, прямо под ноги удивленно-взбрыкнувшей корове. Жевать даже бедное животное перестало. Петруха ворочался у нее под копытами, пытаясь освободиться от пут и, мычал так яростно, что корова совсем обалдевшая, начала отвечать: – МММ-ы-ы,– свирепел Петруха.– Му-у-у-у,– сочувствовала ему корова.