Он очнулся на полу в своей аудитории, над ним нависало чье-то размытое и незнакомое лицо. Губы шевельнулись, но ни слова не прозвучало. Теплая рука прижалась к его лицу. Все тело Пола покрывала пленка холодного пота. На склонившемся лице проступили черты Рены Тремейн, и ее голос пробился к Полу, поднимаясь вверх по октавам, пока не приблизился к своему нормальному тембру.

– Мистер Галло? Мистер Галло? – произнесла Рена более мягким тоном, хотя ее лицо по-прежнему выражало беспокойство. – Ну, наконец-то.

Он изо всех сил попытался сесть. Кровь стучала в висках.

– Пожалуй, вам лучше пару минут не двигаться, – сказала Рена.

– Что случилось?

– Вы потеряли сознание.

– Как… – ему удалось повернуть голову, студенты смотрели на него широко распахнутыми глазами, кое-кто открыл рот от удивления.

– Может, я вызову скорую? – спросил один из ребят.

– Да, – ответила Рена.

– Нет, – возразил Пол, – нет, все в порядке.

На этот раз ему удалось сесть. Он прислонился к стене, опершись руками на колени. Отчего-то хотелось взглянуть на правую ладонь. Пол перевернул ее, но она выглядела как обычно, лишь была слегка испачкана мелом. Рядом на темно-зеленом линолеуме был нарисован несколько раз обведенный круг – порывисто, будто его рисовал рассерженный ребенок, – с грубой косой чертой в центре.

– Это вы сделали, – через силу произнесла Рена.

На Пола снова накатило видение, зернистое, словно старая кинопленка: он лежит на спине, смотрит в небо и чувствует чье-то присутствие, его окровавленная рука скользит перед глазами.

– Сходите хотя бы в медпункт, – предложила ассистентка.

– Хорошо, – сказал он. – Вы справитесь с группой?

– Да. А вы сами-то справитесь? Могу послать кого-нибудь с вами.

– Я дойду.

– А если по дороге снова упадете…

– Тогда я – везучий балбес, который получит компенсацию за травму на рабочем месте.

Рена улыбнулась, хотя беспокойство не сходило с ее лица. Она повернулась к аудитории и сказала:

– Ладно, ребята. Шоу окончено.

Студенты зааплодировали, когда Пол поднялся.

Той же ночью он снова набрал номер Райерсон, собираясь оставить голосовое сообщение. Внутренним взором, ярко, словно остаточное изображение фотовспышки, он все еще видел неулыбчивую, черно-белую физиономию Джозефа Мэллори. Растрепанные волосы и клетчатая охотничья куртка. Мэллори. Мэллори.

И всякий раз, когда Пол закрывал глаза, перед ним появлялась окровавленная ладонь, которую он теперь считал рукой Дэнни. Как бы невероятно это ни звучало.

Райерсон сняла трубку.

– Детектив Райерсон, это Пол Галло. Мы разговаривали с вами около года назад по поводу исчезновения моего брата, Дэнни Галло. Вы нашли его машину рядом с городом под названием Дредс Хэнд. Детектив, я прочел в новостях о том, что там произошло, и подумал… ну, подумал, что мне стоит позвонить.

– Конечно. Да, я помню наш разговор.

– В газетах сообщают, что ни одна из жертв еще не опознана.

– Совершенно верно.

– И как тогда мы поступим? – спросил он. – Я вам нужен для опознания тела? Или достаточно лишь проверить их отпечатки по какой-нибудь базе данных? У Дэнни была судимость.

– Ну, мистер Галло, боюсь, все не так просто. Учитывая условия, в которых находились тела, я имею в виду…

– О-о, – произнес он.

– Сейчас мы сравниваем их характерные приметы со всеми пропавшими без вести за последние пять лет. Мы также просим всех, кто подозревает, что они могут оказаться в родстве с кем-то из жертв, прийти и сдать образец ДНК. Учитывая вашу ситуацию, я бы рекомендовала так и поступить. Это можно сделать через местное отделение полиции, хотя здесь мы бы получили результаты быстрее. Не могу сказать, насколько затянется экспертиза где-то в другом месте.

– Понятно, – сказал он.

– Еще к нам приезжали люди и осматривали вещи и одежду, которые изъяли в доме подозреваемого во время обыска. Не могу прислать вам фотографии этих вещей – они только для служебного пользования, но те, кто здесь, те, кто может приехать…

– Тогда я выезжаю, – произнес он.

Джилл курила, когда к участку подъехала машина без опознавательных знаков.

Было около десяти вечера, и температура сильно упала – сделалось так холодно, что Райерсон не могла отличить свое дыхание от сигаретного дыма. Электронный термометр, висевший у боковой двери, где она стояла, замерз и перестал работать еще прошлой зимой, но детектив полагала, что было ниже тридцати. Снежинки, словно тонкие нити набивки для подушек, проплывали в воздухе, даже не касаясь земли. Но к этому она привыкла.

Она родилась в Кенневике, штат Вашингтон, а в пять лет переехала вместе с семьей на Аляску, в Кетчикан. Семья у нее была большая – Джилл была младшей из пяти детей, – и отец, работавший в компании по лесозаготовкам, каждые несколько лет перебирался на новое место, чтобы получить повышение и оказаться на шаг впереди кредиторов. Она провела детство на юго-востоке Аляски, совершая со своими сестрами пешие вылазки вдоль берегов Махони Лэйк, где девочки частенько заплывали на лодке до середины ледникового озера. Вода там была настолько прозрачной, что можно было разглядеть дно. Славное место для жизни, если не считать сезон нереста: как только лосось заканчивал свою гонку, ручьи наполнялись распухшими рыбными трупами, а в воздухе стояло зловоние. Джил завязывала нос и рот мокрым носовым платком, спускалась к реке и тыкала палкой в дохлую рыбу, зачарованная зрелищем смерти.

Когда для восьмиклассников организовали экстремальную поездку, ее вместе с другими подростками береговая охрана переправила на небольшой необитаемый архипелаг. Ребята отправились туда на три дня, взяв с собой лишь по спальному мешку, рулону прочной полиэтиленовой пленки и кофейной банке, наполненной любыми предметами, которые они сочли нужными (те, кто поумнее, положили туда спички и растворимые супы). Райерсон научилась разводить костер и кипятить воду, чтобы убивать паразитов и не страдать от того, что кое-кто из одноклассников называл «медвежьей болезнью». Хотя большинство подростков считало это испытание адским, Райерсон понравилось (единственной ошибкой было хранить мыло в том же контейнере, в котором она заваривала суп, – по сей день она не переносила запах мыла «Диал»).

Именно во время той поездки тринадцатилетняя Джилл заинтересовалась не только искусством выживания, но и идеей помощи другим. Она показывала своим товарищам, как сооружать шалаш из полиэтилена и веток деревьев и как на ночь заворачивать спички в носок, чтобы головки не отсыревали. Этот интерес позже перерос в подлинную страсть и привел ее на курсы Академии общественной безопасности в Ситке, которые Джил окончила, едва ей исполнился двадцать один год.

В Фэрбенкс она попала лишь три года назад; как и отец, который всю жизнь гонялся за продвижением по службе, она приняла перевод, чтобы попасть в отдел особо тяжких преступлений. Но все-таки здесь было чертовски холодно.

Райерсон тряслась в своей меховой куртке, пока автомобиль без опознавательных знаков катился по изогнутой полосе асфальта к подъездным воротам. Стемнело, а окна седана были тонированными, но ей не нужно было заглядывать внутрь, чтобы понять, кто находится на заднем сиденье. Джил перекинула окурок через перила и вернулась в здание.

Патрульный Лукас Бристоль стоял у своего стола в вестибюле, глядя вдоль узкого коридора, который вел к въезду. Когда вошла Райерсон, он мельком посмотрел на нее. Его совсем еще детское лицо покраснело от холода. Лукасу было двадцать два, но на первый взгляд ему можно было дать не больше пятнадцати.

– МакХейл и Суинтон вернулись из Анкориджа, – сообщила детектив младшему коллеге.

– С тем парнем?

– Да. С ним, – кивнула она, догадавшись, что речь шла о Мэллори.

– Я думал, что его будут держать в Анкоридже.