— Уилл говорит, ты ждешь подругу по переписке.
— Да, жду, — с энтузиазмом промурлыкал Том, явно довольный тем, что брат проболтался, — Её зовут Сара, она подала документы в Оксфорд, играет на гитаре и любит Гюго больше, чем люблю его я. Она прекрасная, правда.
— Рада за тебя, — взгляд Александры скользнул на Уилльяма, что судорожно оттирал следы крови с рукава толстовки.
— Она нормально реагирует на то, что я пью таблетки и знает о мутации, — тише говорит Томас, широко улыбаясь.
— А ещё ты её в глаза не видел и на её месте может оказаться коренастый мужик, который открутит тебе голову, — усмехается Уилльям, — И придется бежать. Хотя… Ты же можешь делать это весь день.
— Уилльям, — перебила ещё не успевшую начаться перебранку Александра, — Может, не будешь задерживать Томаса и отпустишь его на вокзал, чтобы он встретился с Сарой и…
— Да, ты права, — перебил её Уилл и строго посмотрел на брата, после чего тот быстро собрал сумку и удалился из дома.
Явно смятенная раздраженная, сразу после того, как Том захлопывает дверь, Алекс падает на диван и без спросу берет кусок пиццы пепперони, и откусывает немного, после чего кладет обратно в коробку и делает глоток колы. Уилльям опирается предплечьем о дверной косяк и смотрит на неё, холодно и тяжело, но не без сочувствия. Он знает, что он сейчас скажет, и она знает, что он читает его мысли. Девушка оборачивается и начинает:
— «Сара распрекрасная», — вздыхает Старк, — Конечно, кто угодно лучше меня. Этим обязательно тыкать в лицо, словно… Мать твою, — она стискивает зубы до скрежета и оборачивается, стараясь сдерживать слезы, которые, непонятно почему, вырываются из глаз неистово и причиняя острую боль, — Какого черта я мерзкая, как… Как…
— Александра Морган Старк, прекращай это, — Уилл садится рядом с ней и гладит по руке, касается запястья ледяными пальцами, отчего кожа девушка покрывается маленькими мурашками, которые, благо, умело скрывает темно-зеленая блузка с какой-то пародией на жабо у шеи. Алекс выдыхает и смотрит ему в глаза, — Ты можешь быть миллион раз отвратительна, но ты — это ты, и от этого не убежать, не скрыться. В любом случае…
— Уилл, я не хочу быть отвратительной, я не хочу слушать про кого-то беспроблемного и задумываться о том, насколько я обуза для тебя, твоей матери, своей матери. Это ужасно слышать, об этом ужасно думать. Папа хотел, чтобы я была лучше всех, а я… Выросла неконтролируемой алкоголичкой и пытаюсь хоть куда-нибудь ногой вступить, а везде — чертово стекло и гвозди. Не умею я ходить по этому. Не умею.
— Это не вечно. Мы все что-то отдаем, чтобы в итоге получить свое счастье, добиться цели.
— Томас отдал свой рассудок взамен на скорость, которая ему не нужна, ты отдал свою безгрешность взамен на… телепатию, левитацию и телекинез, ты можешь делать, что хочешь, но способен только на разрушения. Тебе это настолько нужно? Ты считаешь, что это стоит жертв?
— Мы это не выбирали, Лекси.
— Я тоже не выбирала смерть своего отца. Но почему-то она случилась.
— Ты выбрала запить после неё, — говорит Уилл, откидываясь на спинку дивана и вытирая пот с лица, — Значит, впереди будет свет, если ты смогла пройти через тьму.
— Тогда я в сумерках, — Алекс закинула ногу на ногу и сложила руки на груди, откинувшись на спинку дивана. Она почувствовала лопаткой руку Уилльяма, и придвинулась ближе к его плечу.
— Что же тогда твое заходящее солнце, Алекс Старк?
На мгновение девушка задумалась и посмотрела на Уилла, опустила глаза и уткнувшись лицом ему в шею, тихо и хрипло выдавила из себя:
— Ты, Уилл Максимофф.
Александра поднимает голову, чтобы быстро посмотреть ему в глаза, и рыжие пряди падают на её плечи. Уилл смотрит на неё полуприкрытыми глазами, зарывается рукой в её волосы, и девушка прикрывает глаза, а потом медленно приближается к юноше, в конце концов, коснувшись лбом его лба, нежно и осторожно, чтобы не спугнуть в кой-то веке тепло в своем теле. Алекс осторожно скользит рукой по его ноге, а потом забирается тонкими пальцами под толстовку, гладит бок, за ним и спину. Уилльям, кажется, позабыл про стеснение, и небрежно трется носом о её нос, а потом, резко, внезапно, словно ударяя, целует её. Девушка, не задумываясь, садится ему на колени лицом, гладит его широкую грудь под толстовкой, пока он медленно и неумело расстегивает пуговицы её блузки. Алекс отстраняется и смотрит ему в глаза, пока большие и холодные руки Максимофф гладят её поясницу. Она смотрит в них, на их медовый оттенок, взгляд цепляется за длинные ресницы и широкие брови. В голове невольно появляются мысли о том, что она слишком долго откладывала эту встречу, этот поцелуй, чтобы вот так, за пару секунд, что-то прерывать. Набирая в легкие больше воздуха, девушка вновь касается губами губ Уилльяма, нежно, тепло, так, как целуют солдаты, пришедшие с войны.
Идиллию, которой не суждено было сложиться годами, которая, словно по волшебству, сложилась за несколько минут, прерывает звонкий стук в дверь. Алекс отстраняется от Уилла, смотрит в сторону входной двери, кусая губы. Уилл притягивает её обратно за шею, но Алекс вскакивает и отпускает его, застегивает блузу на ходу, и идет к двери, из-за которой всё ещё раздается звонкий стук, будто кто-то стучит в неё совсем маленькими кулачками. Старк открывает дверь, пока Уилльям идет к ней, поправляя толстовку, пряча кровь, что въелась в рукав.
За дверью стоит блондинка с каре, одетая в довольно облегающий черный костюм с накидкой, украшенной звездами, и наплечниками, словно покрывшимися коркой льда. Алекс не может даже предположить, кто это, и с раздражением смотрит на Уилла, который сразу же её узнал:
— Фрида? Что случилось?
Девушка, с лицом, полным тоски и горечи, зашла в дом, щелкнула пальцами, и вместо королевских одежд на ней появились темные джинсы, серый свитер под горло и косуха с заклепками. Она сложила руки на груди и зашла в дом, стуча поп полу ботинками на платформе.
— Моя сестра не смогла защитить Асгард, и я иду на неё войной. Мне нужны люди, которые против того, чтобы народы просто так искоренялись, во имя «тестов ядерного оружия».
Алекс и Уилл с непониманием переглянулись.
— Что происходит? — спросила Старк, — Кто ты такая?
— Фрида Локисдоттир, законная королева Йотунхейма, принцесса Асгарда, знакомая твоего парня, предотвращаю войны, побеждая их, — уверенно говорит девушка, не выдав ни единой эмоции на лице. Алекс кивнула, словно что-то поняла.
— Как тебя сюда занесло? — Уилльям, кажется, вовсе позабыл, что было ровно минуту назад. Алекс окутала грусть и ревность.
— Я уже сказала, — она коснулась руками плеч, опустила глаза и произносила каждое слово, не двигая челюстью через приоткрытые губы. Её кожа из темно-синей становилась мраморно белой, без единого изъяна, словно у древнегреческой статуи, — Моя сестра не сберегла Асгард. Бомба взорвалась прямо над дворцом, и больше я ничего не знаю. Но подозреваю, что отец мертв, и дядя тоже, а значит, меня ничего не остановит. Я поклялась, что если хоть одно стеклышко треснет, пока она правит Асгардом, я её убью. Мне нужны люди на моей стороне — те, кто против безумия, против того, чтобы виновные оставались безнаказанными. Уилльям, ты все ещё идиот, раз каждое слово тебе приходится разжевывать.
Алекс скрипнула челюстью и чуть нахмурилась. Никто, кроме неё, черт возьми, не может называть Уилльяма Пьетро Максимофф идиотом. Юноша лишь усмехнулся, и вставив руки перед собой, неловко начал:
— Остынь, Фрида, таких людей куча, почему ты пришла ко мне?
Блондинка закатила глаза.
— Твоя магия сильнее, чем у неё. Вместе мы её уничтожим. И я взойду на трон Асгарда, так же, как на трон Йотунхейма много лет назад. Вместе с ней уничтожим и тех, кто против меня. Уилльям, ты же на моей стороне? — на мгновение глаза Фриды сверкнули алым, и Александра, заметив это, затряслась. Уилльям переглянулся с Лекси, та стиснула зубы и опустила руки, чтобы сплести его и её ладони. Фрида смотрела на них с незаметной завистью — столько доверия и тепла в каждом движении у влюбленных она видела в последний раз на балу, когда были живы её родители, и танцевали рядом с пустыми лицами, пустыми душами, словно пламя свечи пляшет во тьме прежде, чем затухнуть. А затухло оно в тот самый день, когда погибла её мать. И больше, если верить слухам, её отец так ярко не горел — словно умерший пару месяцев назад Сириус, — Я пойму, если ты откажешься. Никто не хочет брать на себя ответственность за тысячи смертей. Особенно когда тебе есть, ради чего жить. Но… Войне, любой, на это все равно. И этой войне тоже.
