Скурра принялся кружить по классу. Дверь, скрипя, распахнулась, и демон замер где-то посередине.

– И вовсе не обманул, не так ли, Невилл? – невозмутимо заметил Дамблдор, заложив руки за спину.

Скурра обернулся на голос. Вздох. Невилл уже стоял на ногах, вытянув сжатую в кулак руку вперед. Как только он разжал ее, капля алой крови вырвалась наружу, звонко ударяясь о пол. Выдох. Невилл опустил руку. Сквозь тонкое полотно ковра начали просачиваться красные линии.

Рот демона скривился в беззвучном крике, глаза засверкали, тело выгнулось дугой. Скурра смог двигаться, лишь когда рисунок полностью проступил. Обезумев, демон принялся метаться из стороны в сторону, но оковы пентаграммы крепко держали его.

– Ты смог, – замерев на месте, выпалил Скурра.

Он выглядел растерянно и жалко, как брошенный зверек, которого когда-то хозяева оставили на помойке.

– Ты больше никого не тронешь, – прошептал Невилл, а громче добавил, – никогда. Я об этом позабочусь.

Скурра поднял голову, очень медленно он как можно ближе подплыл к Невиллу. Бесплотное черное тело демона, подобное дыму, начало принимать знакомые черты. Медленно, очень медленно Скурра обратился Невиллом. Но выглядел он немного странно: он был ужасно худ так, что даже костяшки пальцев выпирали, а кожа грозилась вот-вот порваться, он был бледен, волосы были растрепаны, а на его лице застыло выражение муки. Послышался звук, подобный только что зарождающемуся плачу, Скурра закрыл рот ладонью, опустил голову и вдруг засмеялся скрипучим истерическим жутким смехом.

– Я вернусь, мальчишка, я убью всех, кто тебе дорог! И ты, хе-хе-хе, будешь выглядеть вот так, – Скурра мучительно скривился, лицо выражало острую боль, из глаз брызнули слезы, он схватился за волосы, зрачки сузились, он закричал, изображая голос Невилла. – Я виноват! Это я убил вас!

Окончив представление, демон снова глупо захихикал, захихикал и неестественно на этот раз взаправду в агонии закричал, растворяясь в красной дымке. Пентаграмма тоже стиралась по мере того, как исчезал Скурра.

И вот, наконец, осталась лишь вязкая темно-бордовая лужица.

– Я буду их защищать, – обессиленно выдохнул Невилл и рухнул на колени.

Сердце его неистово колотилось, он не чувствовал облегчения, которого следовало бы. Дамблдор подошел к мальчику и погладил по спине.

– Ты справился, Невилл, все хорошо.

– Профессор, ведь во всем был виноват я, – голос Невилла был спокоен, несмотря на бурю в его душе.

Около минуты Дамблдор не отвечал, а потом, вздохнув, проговорил:

– Легко совершить ошибку, сложно её признать, – Невилл поднял глаза, – и гораздо сложнее… её исправить.

Дамблдор помог мальчику подняться, положив руки ему на плечи.

– Я не стану наказывать тебя, не стану осуждать, не буду спрашивать о причинах и никому об этом не расскажу, потому что, как и ты, я тоже ошибался. И моя ошибка стоила жизни. Я понимаю тебя.

Лицо Дамблдора озарила теплая улыбка, но в его глазах отражалась только печаль и тоска.

– Я правда не думал, что все обернется именно так, – прошептал Невилл.

– Ты не желал никому зла, а значит ты не виноват, – твердо произнес Дамблдор, словно уверяя и себя тоже.

Комментарий к Глава 13. Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним

Сюжет меняю на ходу. Глава должна была быть не о том, и изначально я планировала передать эту историю двумя-тремя строчками из уст того же Дамблдора, но в итоге моя муза засопротивлялась.

========== Глава 14. Том и мандрагора ==========

События последних дней эхом проносились в голове Гермионы, переплетая реальность и вымысел, смешиваясь в один странный, полный нелепостей и глупостей сон:

Гермиону окружали толпы, серых и безликих, похожих один на другого. Они стояли в очереди в Большой Зал, потому что вот-вот должен был приехать знаменитый шутник, и каждый из них, завидев Гермиону, начинал тыкать в нее пальцем и шептать: «Это она».

Девушка тяжело пробиралась сквозь толпу, она размахивала руками, прокладывая себе путь, и чем ближе подбиралась к цели, тем тяжелее становилось.

Она вломилась в Большой зал, согнувшись и скорчившись. Не успела она и отдышаться, как вдруг кто-то набросился на нее. Это был кот, а точнее это был Гарри, точнее это был Гарри, который был котом.

Припечатав Гермиону к полу, он, разлегшись, расчесывал свои пышные усы, приговаривая: «Беги, беги, куколка».

Чуть поодаль с надувным шариком в руке бегал Рон, перевоплотившийся в одиннадцатилетнего себя, он размахивал руками и кричал: «Бери кольцо!»

А кроме них по залу бегали сотни студентов таки же безликих, как люди в толпе. Царила суматоха, неразбериха, голоса терялись, фразы обрывались.

Вдруг с потолка упало нечто белое и волосатое, а затем громом прозвучал голос Дамблдора:

– Бороду не прищемите!

На что Рон, выпутывавшийся из бороды профессора, отвечал:

– Кольцо забери, старый пень!

Гарри заурчал и заорал, впиваясь когтями в живот Гермионы:

– Беги! Куколка!

Потом появился и Малфой, а Рон с боевым кличем накинулся на того, Гарри же завизжал, кидаясь в бой:

– Беги-и-и!

– Поттер, спаси!

– Не могу, беги-и-и!

– Кольцо забери…

Всё перемешалось, закружилось, завертелось. В голову Гермионы тихим шепотом врезался посторонний голос: «Проснись».

Она проснулась лишь на секунду. Перед глазами плыло, а свет слепил так ярко, что Гермиона зажмурилась.

– Все хорошо, Гермиона, все будет хорошо, – послышался голос из сна, а затем кто-то, приподняв ее голову, дал непонятной жидкости.

Гермиона, морщась, проглотила.

– Ш-ш-ш, все хорошо, – слова потонули, и Гермиона снова погрузилась в сон.

На этот раз она очутилась на снежной поляне. Стояла полная тишина, светила полная луна, звезд не было видно. Горел костер, летели искры, столбом валил дым. Чуть поодаль дремал Дьявол.

Гермиона присела рядом с ним, она позвала его, но тот не откликнулся, лишь тяжело дышал.

Это были не единственные сны, вовсе нет. Одна череда сновидений сменяла другую. Сколько Гермиона проспала?

– Гермиона! – воскликнуло сразу несколько голосов, до этого споривших с мадам Помфри.

Девушка, моргая, повернула голову. Зеленые глаза, растрепанные волосы – около нее стоял Гарри. Он чуть наклонился вперед, руками опираясь на кровать, внимательно вглядываясь в девушку. Следом за ним стоял Рон, на лице которого читалась некая потерянность, а чуть поодаль мелькнула еще одна рыжая макушка. Это была Джинни.

Мадам Помфри, ранее спорившая и прогонявшая гриффиндорцев, смягчилась, позволяя им хоть пару минут побыть с подругой.

– Как ты? – почему-то шепотом обеспокоенно поинтересовался Рон.

– Как ты себя чувствуешь? – взгляд Гарри был подавленным.

Секунду Гермиона молчала, собираясь с мыслями. Сейчас она чувствовала себя так, словно кто-то окатил ее ведром холодной воды. Ребята заметно напряглись, ожидая ответа.

– Я… в порядке, – наконец прохрипела Гермиона, и ее голос показался ей незнакомым.

Послышался тройной вздох облегчения. Но к кровати уже подоспела мадам Помфри, она сунула Гермионе в рот ложку с какой-то противной жидкостью и утешила девушку, что скоро она оправится, потому как Дамблдор вовремя подоспел, и её здоровью ничего не грозит

– Разве что пару дней время от времени будет жутко болеть голова, и тело будет казаться ватным, – добавила она. – И… не волнуйся, всё вернется, мм, на свои прежние места.

Мадам Помфри искусственно закашлялась. На лицах друзей читалось сочувствие.

«Я чувствую себя прекрасно… О чем это она?» – не поняла Гермиона, пытаясь приподняться. Гарри, спохватившись, устроил подушку поудобнее и помог девушке облокотиться на нее. Она посмотрела Гарри в глаза, опустив голову.

– Гарри, – все еще хрипя, начала она, – я бы хотела…