Он появился второй раз, когда я как-то утром возвращался домой. Я устал за ночь и решил воспользоваться конкой, и теперь я сидел, прислонившись виском к холодному стеклу, за которым занималось пасмурное, серо-линялое утро. Я потягивал силу из Потока, восстанавливая истраченное за ночь.

Он вошел в почти пустой вагон конки и как ни в чем не бывало присел рядом со мной. Как и при первой нашей встрече, на нем был школьный костюм и берет. Руки он держал в карманах брюк. Я никогда не узнал бы его, но и за случайного пассажира я бы его никогда не принял. Было в нем нечто, что задевало во мне все нервы, даже когда я находился в таком вымотанном, истощенном состоянии. Вот только не на поверхности, а где-то глубоко внутри, там, куда не достать взгляду.

— Не пей, братец, козленочком станешь, — произнес он и улыбнулся.

— О чем ты?

— Ни о чем. Точнее, о том, чего ты пока не понимаешь.

Пауза. Я думаю, есть ли смысл вести диалог. Наверное, нужно постараться выжать из него все, что он знает. Выяснить, он заставляет появляться эти проклятые пятна или нет. Но ведь он все равно не скажет больше, чем хочет сказать… Интересно, откуда я это знаю.

— Кто ты?

— Что тебя интересует? Имя?

— Хотя бы.

— У меня его нет, — он усмехнулся. — Людям свойственно придумывать для всего вокруг себя какие-то названия… Они думают, что этим они обязывают то или иное явление. Назвал его — и вот оно уже вроде бы в рамках твоей действительности, близко, понятно тебе и даже, может быть, подвластно… Вздор. Не близко, не понятно и не подвластно. Тогда зачем же его как-то называть?

Я отвернулся от него к окну. Я не хотел знать его.

Я не хотел знать того, кого и так уже знал лучше самого себя.

За окном пошел дождь. По лужам побежали крупные пузыри.

— Вот ты сейчас смотришь в окно. Дождь, лужи. Скажи мне, как ты мог бы назвать тот миг, когда капля, сорвавшаяся с неба, за секунду до соприкосновения с гладью земной воды вытягивается в длину чуть сильнее, чем этого требует сила притяжения, потому что чувствует близость готовящегося поглотить ее омута? Скажи мне, как бы ты назвал этот миг?

Я медленно отвернулся от окна. Посмотрел на него. Посмотрел… И ничего не увидел. Ни света, ни тьмы, ни самой ауры. Как если бы я, не прикрытый фальшивой аурой светлого мага, смотрелся в зеркало.

— Но тебе как-то надо называть меня, да? Придумай для меня имя. Давай, ты ведь уже делал это.

— Аристель, — неохотно произнес я. — Аристель Фитцджеральд. Подойдет?

— Даже так? Что ж… Неплохо!

Как по команде, мы отвернулись друг от друга. Я уставился в запотевшее окно, размывшее контуры города. Он, кажется, запрокинул голову и принялся разглядывать потолок.

Странное чувство было у меня на душе. Он мне ничего о себе не говорил, но я знал его, хотя и не хотел знать. А что испытывала он? Откуда он вообще взялся? И замечает ли его еще кто-нибудь, кроме меня? И вообще…

— Что ты имел в виду, когда сказал мне «не пить»?

— Не пей вина, красотка… — напел он знакомый мотивчик.

— Что ты имел в виду?!.

— Пьянство не красит дам…

— Эй!

— Извини, — он поднялся, скользнул к двери. — Мне пора. Еще увидимся!

Он легко соскочил с подножек вагона и скрылся из виду. В первое мгновение я хотел броситься за ним вдогонку, но потом передумал. Пусть идет. Мы все равно еще встретимся.

Не пей… Что он имел в виду? Вряд ли он сказал это просто так. Надо бы кое-что проверить…

Я поднялся, намереваясь опуститься в Поток и добраться до дома быстрее, пока не потерял одну важную мысль. Но стоило мне лишь шагнуть вниз… Очнулся я уже дома. Рядом был Колен. И кошки, наши бесконечные кошки…

— Рик?.. Рик, ты как?

— Ни… ничего, вроде бы. Как ты меня нашел?

Он пожал плечами.

— Как будто подсказало что-то. Или кто-то прислал зов.

Зов… Ну да, конечно.

— Что случилось?

— Обморок.

— Кажется, я сегодня ночью перетрудился.

Колен нахмурился.

— А не начинается ли у тебя то же самое, что и…

— Вряд ли. Может быть, конечно, но… Вряд ли, Колен. Маги… Они ведь они даже не понимают, что с ними происходит.

— А мы? Мы — понимаем?

Я долго думал перед тем, как решиться рассказать ему все.

— Колен, меня кое-кто преследует, — сказал я и попытался приподняться. Комната поплыла против часовой стрелки, я поморщился, безрезультатно пытаясь вернуть все на место, и почувствовал, как Колен мягко, но настойчиво заставляет меня снова лечь.

— Рик, ты устал. Может быть, ты отдохнешь немного? Поспишь, поешь, потом мы с тобой поговорим…

— Да послушай же! — я чувствовал, что, к своему стыду, вот-вот расплачусь. — Я не знаю, что это за существо. Оно владеет магией, и немалой, не оставляет следов и даже не имеет ауры. Оно отлично знает меня. Это после разговора с ним я упал в обморок, потому что сегодня ночью развеял полторы сотни этих вязких тварей, но так и не смог понять, он их создает или нет. У него нет имени, он попросил меня придумать его для него. Я назвал его… Колен, я назвал его своим именем. У него моя внешность, мое лицо, моя память. И ведет он себя так же, как вел бы себя я, если бы… Если бы все было иначе. Колен, я знаю его, только понять не могу, откуда. Мы с ним еще встретимся… Он так сказал, и я точно знаю, что мы встретимся.

Я выдохся, но Колен молчал. Он молчал долго. Потом спросил:

— Двойник?

Я кивнул. Кивок отдался новым приступом головокружения.

— Уже… — прошептал Колен. Он встал и направился к выходу из комнаты.

— Колен, постой! — окликнул я его.

— Отдохни, Рик. — ответил он. — Отдохни. А потом мы поговорим.

«Хорошо», — хотел сказать я. Но не сказал, потому что снова провалился в забытье.

Глава 2. Возвращение Хельги

Мне кто-то об этом уже говорил. Хельга, наверное. А может быть, и не она… А может, и не говорил… В последнее время я перестал быть в чем бы то ни было уверенным.

Двойники. Они появляются… иногда. Существует старое поверье, что, если человек увидел своего двойника, он обязательно умрет. Будто бы сама смерть принимает обличье человека, и тот может увидеть ее незадолго до кончины. Возможно, это правда — поверья редко существуют в течение долгого времени, если для них нет оснований. Но бывает иначе.

Двойник может появиться и у того, чья судьба резко и непредначертанно изменяется. Особенно если перемена как-то связана с практикой магических искусств. Двойник в таком случае — что-то вроде другой вероятности развития событий, но не настоящей, а словно отраженной в кривом зеркале. Двойник сохраняет связь с оригиналом, он похож на него, но все же другой. У двойника есть все черты оригинала, но в ином соотношений, а кое-что у него отсутствует. Душа? Если душа — это то, что сдерживает наши желания ради других людей, то да, душа. Но что-то я не уверен, что душа есть у меня самого.

Двоих мы все-таки не уберегли. В штабе не исчезала атмосфера тревоги и подавленности: двое — это, кажется, не много, но как посмотреть! Для их друзей и родных этого более чем достаточно. Для того чтобы осознать всю серьезность ситуации — тоже. Впрочем, все и так понимали, насколько тяжелое у нас положение: около половины магов уже стали жертвами эпидемии. Большую их часть удавалось пока спасать за счет силы других магов, но многие так и пребывали в глубокой коме, и никто не знал, удастся ли их вернуть.

Природа связи пятен и эпидемии по-прежнему была неясна. Поток, в котором эти существа обитали уже сотнями, стал густой, вязкий, как сахарный сироп, и маги, пытаясь опуститься в него, застревали в нем, как насекомые в сахарном сиропе. Сила Потока стала неприятной: липкой, тягучей и непитательной. Я старался пользоваться своими ресурсами и не прикасаться к ней без необходимости. Но силы мне было нужно много — я не только охотился на пятна, я задался целью поймать своего двойника. Как сказал Кальт? Поймать — и прищучить? Вот-вот, оно самое.