— Нет!

Упрямства водяным было не занимать. А как? Стоило только ему принять более удобный для перемещения в пещерах вид, как Никита, прибитый чувством вины и благодарности, не иначе, зажимал его в каждом свободном углу, и даже рыбы уже стеснялись заплывать к ним — такое безобразие творили там эти двое. Особо заняться было пока нечем, Ник не мог покидать воздушный карман, а водяной сам не хотел от него отходить ни на шаг, страх потерять близкого так прочно въелся в память, что оставил нерубцующийся след.

— Слезай, добром прошу, а то сам залезу!

— Изыди! — фыркнул водяной и спрыгнул вниз, окатив парня водой с ног до головы. Но сам же поплыл обратно. Привстав на хвосте, потянулся к губам, повиснув на шее. Инстинкты просили стянуть жертву вниз, спрятать ее на дне, присвоить себе, но с этим полунечем, или в простонародье — утопленником, было что-то не так, ему самому хотелось отдаться.

— Прости, что все это произошло с тобой из-за меня, — водяной снова сидел с ногами, голый, прикрываясь ковром из мягкого мха.

— Ты лучшее, что могло со мной приключиться, — честно признался Никита, наплевав разом на прошлую жизнь, на диплом, на оставленную комнату, даже на немногочисленных знакомых. Человека же держат на плаву не материальные ценности, а смысл.

— Ты пока не понимаешь, частью чего ты стал. Теперь ты всегда будешь один. Сплошные обязанности, рутина…

— Теперь я всегда буду с тобой.

— Звучит, как проклятье.

— Брось. Вдвоем веселее.

- Не уверен, но я рад, что ты умер.

— Вот это точно звучит, как проклятье.

— Извини…

— А можно вопрос? — Водяной неуверенно кивнул. — Когда водяные расстаются, то как они расходятся? Забирают с собой пол-лужи и строят новую?..

— Они и не сходятся. Еще не хватало в моем доме посторонних.

— А секс?

— Пф…

— Признайся… ты пялишь рыб?..

— Что?! Нет!

— Значит все водяные онанисты!

— Заткнись, пока на сушу не выбросил!

— Откуда вы тогда беретесь, если друг с другом не размножаетесь?

— Из икринки.

— А икринка?

— Из рыбки.

— Так, значит, все-таки рыб… — Домовой резко откинул ковер из мха и пошире развел ноги. — Понял, потом поговорим!