— А рыба где?!
— На лавке сидит. Чао, мальчики, не скучайте…
Машина с визгом поехала дальше и быстро скрылась за углом дома.
Медленно обернувшись, Никита притих. На лавке и правда сидел кто-то, точнее, не кто-то, а вполне себе человек, правда, почему-то замотанный в старый плед, но всякое бывает, район-то неблагополучный, и не таких встретишь. Никита обошел его кругом, заглянул под лавку, в кустах посмотрел, перспектива разозлить Гошу была не самой лучшей идеей, даже худшей, чем завалить диплом, поэтому поиски были тщательные, пока сидящему на скамье это не надоело и он, наклонившись к лицу как раз заглядывающего под низ парня, не булькнул ртом, прям как пузырик лопнув, а позже добавил: «Добрый вечер», и лучезарно улыбнулся. В этот момент Ник почувствовал, как у него на шее захлопнулся капкан, было что-то неправильное в этой улыбке.
Никита только кивнул, впопыхах набирая номер Гоши. Тот трубку снять снял, но успел сказать только, что он недоступен, заржал и сбросил. Парень нервно докуривал остаток сигареты, уже почти обжигая пальцы. Молчаливый, но чересчур улыбчивый собеседник напротив, по непонятной причине помиривший двух дерущихся котов, сгреб их в охапку и стал наглаживать. Желание прочитать ему лекцию о возможных инфекциях скончалось в усталости, Никита ненадолго прикрыл глаза. Это на время. Не навсегда же. Надо попытаться наладить отношения и…
— Куда он делся!!!
Пустой двор пугал неизбежностью наказания. Слава всем, искомое обнаружилось, торча жопой из вытяжки, ведущей в подвал, и радостно орущее: «Там еще котики!»
— Там еще и тараканы, и клопы, — Никита вытянул ком из нутра дома и поставил на ноги, — гладить будешь?
В ответ на него смотрели два огромных голубых, как гладь водоема, глаза, без единого зачатка понимания.
Расслабив руки, Никита сразу почувствовал, как парень покачнулся, и снова придержал его за плечи. Травм на вскидку не наблюдалось, но все равно было что-то в его изможденности и бледности опасно-подозрительное. Не церемонясь, Ник закинул ношу себе на плечо, учтиво прикрыв оголившуюся крепкую задницу, и попер на свой этаж, лифт — вот же радость! — опять не работал.
— Как тебя зовут? — хозяин комнаты максимально плавно поставил гостя на пол и закрыл за ними дверь. В коридоре уже стали слышны переругивания, настроение резко ухудшилось, словно, попадая сюда, Ник растворялся в этом мрачном месте, теряя все хорошее, что в нем было. Все человеческое.
— Вод… эм… Володя.
— Я Никита. Не скажу, что сильно рад, — даже в ответ на грубость парень, по виду они были ровесники, обоим не больше двадцати двух, продолжал смотреть чистым, открытым взглядом, это остужало пыл и немного отрезвляло. — Тебе придется пожить здесь, но если хочешь уйти…
— Тебя Гоша убьет, — все та же улыбка.
— Чувствуй себя, как дома!
***
Водяной прогуливался по комнате, изредка подтягивая на плече плед. Кожа зудела с непривычки, глаза чесались, но мышцы постепенно приходили в норму, а значит, он уже мог стоять относительно крепко. Шум за стеной раздражал страшно, водяной привык к тишине и теперь с хмурой миной разглядывал стену, желая испепелить так яростно выясняющих отношения людей.
— Шумно, — вырвалось наконец, и первое слово, сказанное в тишине, было для обоих как раскат грома в ясный день.
— Привыкнешь, — пожал плечами Никита и, сверившись со временем, стал собираться. Жаль только знания нельзя так быстро утрамбовать в голову, как учебники и тетради.
— А еще места, где пожить, у тебя нет?
Ник честно растерялся.
— Думаешь, я бы тут жил, будь у меня выбор?
— Выбор есть всегда.
Водяной присел и поднял с пола упавшую с кровати книгу, аккуратно ее обтер от крошек и положил Нику в рюкзак, еще он засунул туда наволочку, сбежавшую от подушки, носок из-под кровати и недоеденный, уже изрядно подсохший бутерброд. Он очень старался. Ник смотрел на него квадратными глазами, но как ни пытался анализировать происходящее, не шло из головы его высказывание, оно так крепко ухватилось за подсознание, что не получалось переключиться хоть на что-то. Мысли кололи насквозь. А был ли вообще выбор? Рожден вторым ребенком в семье, но старшего брата не знал, того рано забрали органы опеки. Бабушка с дедушкой умерли рано, от чего не ясно, по причине их гибели заводили уголовное дело, слишком все там было неоднозначно, но так и спустили на тормозах. Квартиру пропили быстро — оказывается, деньги не делают жизнь лучше, они убивают быстрее. Единственное, купили эту комнату в коммуналке у родственников, таких же алкашей, в итоге драки, ссоры, смерть отца от двух ножевых и суицид матери, по которому у следствия тоже были вопросы. Малого не выгнали, но пособие забирали, ладно хоть учиться не запрещали, помогали соседи, хотя сами в таком же положении — в этом доме счастливых не было. Потом мальчик вырос, узнал свои гражданские права, отвоевал себе место в законной собственности и — неблагодарный ублюдок! — можно сказать, вступил в холодную войну. Еще… ладно, об этом лучше не вспоминать.
Водяной потряс его за плечо, взгляд парня стал темнеть, зрачок резко увеличился в размерах, а лицо исказила гримаса. Стало не по себе.
Стряхнув и руку, и оцепенение, Ник поднялся, борясь с тяжестью на сердце. Потом, правда, чуть не упал обратно. Володя его к себе притянул, мягко поцеловав в губы, сказал, что на удачу, но Нику было достаточно самого присутствия чужих губ на своих, чтобы, пятясь, быстро свалить, не успев дать указаний по поводу пребывания, а зря…
***
Возвращался домой Ник уже привычно для себя — с низко опущенной головой и накинутым поглубже капюшоном. Руки в карманы вытянутой толстовки, глаза в пол и никак иначе, видеть страх или, еще хуже, жалость сейчас было как тупым лезвием по только затянутым ранам — невыносимо. Войдя в комнату, он даже растерялся, просто забыл напрочь, что тут его кто-то может ждать. Парень сидел на кровати в Никовых спортивных штанах и расстегнутой олимпийке на голое тело. Ник стал рассматривать гостя, наплевав даже на то, что тот рылся в его вещах, тряпки было не жаль, а скрывать ему в принципе нечего (тяжело что-то скрывать, когда у тебя ничего нет). В ответ его разглядывали еще более тщательнее, только вот взгляд не ласкал, как Ников, а жег до зуда и расчесывания кожи в вороте толстовки.
— Болит?
Ник от простого вопроса растерялся, а потом понял, что сам и показал сбитые руки, все еще перепачканные кровью.
— Нет, — он так и стоял, не решаясь шагнуть дальше. Внутри здравый смысл привычно уже отключился, а все остальное дожигал адреналин, до отходняка было далеко, злость все еще гуляла в крови, улыбка сама просилась наружу.
— Выглядит не очень, — водяной лениво сполз с кровати, Нику его действия казались слишком медленными, это тоже бесило, руки снова сжались в кулаки, стены словно завибрировали, прося удара, чтобы успокоиться, но приходилось терпеть, и это было еще хуже, чем выпустить злость. — Пойдем.
Водяной взял человека за руку прямо поверх свежих ран, не заботясь о боли физической, ее-то парень терпел с достоинством, а вот с внутренними конфликтами надо было что-то делать. В человеческом теле у неча почти не осталось сил, но имелись варианты, как поделиться ими с человеком…
В душе было холодно и скользко, старый, порядком потрескавшийся кафель отталкивал, особенно плесень на нем и грязевые разводы, но водяной привык жить и не в таких условиях. Затолкнув парня под воду, стаскивал с него одежду уже там, рывком с плеч, медленнее и нерешительнее по бедрам. Ник наблюдал за чужими руками как со стороны, чувствуя от них лишь холод, но всякий раз, разворачивая ладони, залипал на синие кресты вен на запястьях, и так хотелось вцепиться в них зубами, что пришлось вовсе закрыть глаза. Это не помогло. Ник чувствовал, как телу становится легче, как мокрая прохлада забирает зной лета и усталость дня, он чувствовал, а может, ему только казалось, что следуя за руками странного парня, так легко подошедшего ближе, раны перестают кровоточить и затягиваются, впрочем, так и было, но с опущенными веками Ник не мог этого видеть. Тело стало напрягаться, каждая мышца, от шеи до пяток, одним затянутым намертво узлом.
