— А я бы попытался… — начал Эрик и тут же, оглянувшись назад, воскликнул: — Берегитесь!

Над нами, пронеслась узкокрылая красная тень. Она спикировала с одной из крыш, но, прочертив по камням алмазными когтями, не поднялась снова в воздух, а вся ощетинилась, выгнула длинную тощую шею — и перегородила дорогу.

— Что это такое? — удивилась Роксана.

— Птица, — ответил Эрик.

— Какая-то она странная.

— Это точно…

Она выглядела, как попавшая в бурю цапля, но, несмотря на неестественную худобу, была крупнее и жилистее. На голове ее, бледной и почти плешивой, выделялись огромные, выпуклые, как у рыбы, глаза, в которых будто бы колыхалось мутное, давно зашедшее солнце. Глаза эти были такими большими, а голова птицы такой маленькой, что казалось, будто бы полоской перьев прикрыт насаженный на шею причудливый камень. Я вглядывался в него — и мне хотелось заговорить с птицей, сказать ей что-то вроде: «Не бойся меня. Умница, хорошая птица… Ты же покажешь мне свое гнездо?..» Но мои спутники, к сожалению, сочли ее опасной.

Эрик не размышлял долго — равно как и Роксана. Двойная атака устремилась в сторону растопырившей крылья птицы, но та даже не дрогнула. Когда сумрачный шар в окружении бешено вращающихся колец, похожих на маленькие вселенные, — два темных заклинания, слившиеся налету в одно целое, — почти коснулся ее впалого зоба, птица изо всех сил заверещала, и магия, превратившаяся в бесформенную кляксу, впиталась в перья. Исчезла. Не причинив птице ни малейшего вреда. Красный глаз сверкнул со злорадным чувством превосходства.

В то же время ближайшие крыши ожили. Тонкие, разорванные силуэты крыльев стали вздыбливаться над ними. Со всех сторон доносилось шипение, скрежет… и звуки, похожие и на гоготание, и на хихиканье, — птицы переговаривались между собой. Обсуждали, что делать дальше. Джен закопошился под своим плащом.

Длилось это считанные секунды. Птица, первой спланировавшая на улицу, испустила еще один клич — и на этот раз он прозвучал как призыв к битве. Ночные обитательницы Бродячего города посыпались с крыш одна за другой.

— Эрик, что делать? — взвизгнула Роксана, закрывая голову руками.

— Бежать! — ответил за него Джен. И, вытащив из-под черных складок ослепительно сияющее перо, он швырнул его в предводительницу красной стаи. Та заверещала — и неохотно, сопротивляясь, рассеялась. Птицы подняли оглушительный крик.

— Бежать! — повторил Джен.

В этом не было необходимости. Мы и так неслись со всех ног. Птицы все падали с крыш, выпархивали их окон, но, однажды опустившись на мостовую, снова подняться они не могли, и поэтому были вынуждены преследовать нас по земле, а по земле они передвигались медленнее, гораздо медленнее… Птицы не столько летали, сколько планировали, так что мы стали петлять по ломающимся на каждом шагу улочкам. И, наверное, призрак возможного спасения придал бы нам сил, если бы в конце концов мы не поняли, что не возможно убежать от врага, который ВЕЗДЕ.

— Что это такое? — глотая воздух, выкрикнула Роксана.

— Это… А я знаю? — огрызнулся Эрик.

— Это тоже город, — машинально ответил я.

Я бежал вместе со своими спутниками, понимая, что могу и не бежать. Птицы не тронут меня. Город не причинит мне зла. Откуда у меня была такая уверенность? Я не знал — просто вспомнил, как вела себя со мной Цитадель… И крики, топот ног стали отступать, даже шорох крыльев, почему-то похожий на шелест волн, перекатывающих мелкую прибрежную гальку, начал стихать. Чтобы не мешали силуэты бегущих людей, подвижные декорации зданий и мечущиеся птицы, я прикрыл глаза. Стало темно и тихо — но эти темнота и тишина были как преддверие чего-то другого, совершенно не похожего на них…

— Что… Что ты хочешь мне сказать?..

— Рик! — послышалось над самым ухом.

Кто-то сильно дернул меня за руку, рванул в сторону и вперед, потом поймал, заставил остановиться. Неохотно открыв глаза, я увидел Джена. Тот крепко держал меня за плечи, темнота его глаз блестела сухо и странно. Роксана и Эрик стояли неподалеку. Никто уже никуда не бежал. Среди доносящихся отовсюду звуков возни птичьей армии, в живом красноватом свете фонарей эталоном безмолвия и неподвижности была страшная скульптура, возвышающаяся посредине площади.

Птицы приближались. Крыши зданий, окружавших огромную площадь, были слишком далеко, и они, не желая рисковать своими тощими крыльями, подбирались к пришельцам по земле. Все отчетливее в тени ближайших улиц и подворотен звучало озлобленное шипение и жуткий, безумный смех.

— Чего они хотят? Может, мы сумеем договориться с ними?

— Рик, ты… Да что с тобой?

— Ничего. Я в порядке.

Джен опустил руки.

— Тебя никто не держит. Если хочешь, можешь идти. К ним.

— Джен, ты чего? Джен? Эрик? — ворожея переводила испуганные глаза с одного из них на другого. — Да что происходит, в конце-то концов?

Эрик пожал плечами. Джен промолчал.

— Рик?

— Роксана… Сзади!

Ворожея метнулась в сторону, на ходу швыряя в птицу какое-то заклинание — то, конечно, не развеяло ее, но замедлило ее движение, и девушка осталась невредимой.

— Да когда же это кончится?! — взвыл Эрик.

— Не стоит, Эрик. Это бессмысленно.

Джен был единственным, кто не двинулся с места. Он стоял, опустив руки, и наблюдал, как, перемещаясь большими прыжками из стороны в сторону, к нему приближается птица. Выгнув крылья, распахнув короткий, искривленный клюв, она уже давно измерила расстояние до своей жертвы и точно знала, когда нужно оттолкнуться от округлых камней площади чуть сильнее, чтобы, пропустив под собой случайный порыв ветра, подняться с ним — а потом спикировать вниз и вонзить когти в плоть…

Тонкая, легкая тень скользнула перед ним, и птица, нелепо, совсем по-человечески вскинув крылья, рухнула на камни, не окончив своего последнего прыжка. Перья обратились в пепел, почернели. Треснув, раскололся огромный глаз.

А тень понеслась дальше, едва касаясь красных птиц. Я наблюдал за ее движениями, красивыми, сильными и плавными, как порывы ветра, и думал о том, что теперь я и в самом деле могу уйти…

— Эй, Рик! — воскликнула Роксана. — Рик, тебе что, жить надоело? Рик!

Я не оглянулся. Не надоело ли мне жить? Нет, не надоело. Джену — возможно, но он совсем не понимает, что такое жизнь. А мне — точно нет.

А тень между тем все чаще и чаще прикасалась к мостовой, и вот уже ее движения стали больше походить на быстрые, легкие шаги, а сама она превращалась в высокого человека, с головой закутанного во что-то темное.

— Магистр? — поперхнувшись, прошептал Джен.

Я слышал его голос, отделенный от тысячи других звуков. Я прислушивался к нему. Хотелось ли мне, чтобы он меня окликнул? Не знаю…

Звезды, плывущие над Бродячим городом, с одного края неба стали бледнее. Но большая, розовая и улыбчивая луна не спешила покидать небосвод, и площадь была затянута длинными оранжевыми тенями. Тени шевелились, как будто бы только их раскачивало ветром, и в их движениях я читал послание… Город звал меня. Не манил, как если бы хотел завести в западню, не охотился на меня. Город звал…

Я разглядывал скульптуру, так хорошо знакомую мне. Я уже успел заметить, все дороги Бродячего города так или иначе приводят в это место. Я наклонился, разглядывая причудливую тень скульптуры, потом вовсе присел на корточки. Как сама скульптура, она была неподвижна. Но крутых булыжников площади под тоненьким покровом этой тени не было видно. Я протянул руку, почти коснулся ее — тень оставалась неподвижной. Она ждала…

Я вдруг вспомнил девушку, раскрашивающую в парке деревце, самое настоящее деревце, пробившееся сквозь красную плоть города и протянувшее над ней свои тоненькие, но упрямые ветви. Я вспомнил родник в «Ржавом ручье» — тот выносил из недр земли настоящую воду, богатую железом — воду, принадлежащую Чернолесью, а не городу. В конце концов я подумал о себе: Город не отталкивал меня, наоборот…

— Расскажи, кто ты, — попросил я его. — Откуда ты?