Во время нашей прогулки Алисия старалась развлекать меня и любым способом мне понравиться. Несмотря на то, что она была старше меня, выглядела она рядом со мной крошечной куколкой. Наверное, мы смотрелись очень мило…

Наверное, так подумала Милена, когда увидела нас вместе. Она гуляла с друзьями, когда мы едва не столкнулись носом к носу. Я поздоровался, она ответила что-то неразборчивое и тут же отвернулась. Но я успел заметить на ее лице такие перемены чувств… Лучше бы я отвез Алисию домой на извозчике или пошел ее провожать в Потоке. В самых нижних его слоях.

Прощаясь, Алисия с надеждой спросила:

— Рик, так ты спросишь ть… Хельгу? Я же могу пригодиться вам… как-нибудь… Позови меня, хорошо?.. Ну, до встречи! — она приподнялась на носочках, смешно, совсем по-детски чмокнула меня в щеку, хохотнула и побежала к подъезду.

— Это тебе на память! — крикнула она на прощанье.

Сначала я не понял, что она имела в виду, а потом заметил, что Алисия ухитрилась повесить мне на шею медальон — кусочек обсидиана в серебряной оправе.

— До встречи… — прошептал я ей вслед, ощупывая темный камень.

Расставшись с Алисией, я понял, что сегодняшний день был для меня все-таки слишком длинным. Придя домой, я вытянулся на своей постели и, хотя было совсем не поздно, моментально заснул.

Лучше бы я не засыпал.

Вообще, сны мне почти не снятся. Поэтому я даже запоздало удивился, когда понял, что под веками роятся не хаотичные воспоминания о прошедшем дне, а самые настоящие сновидения. Вы когда-нибудь удивлялись во сне тому, что спите?..

Я шел по незнакомой сумеречной улице. Несмотря на поздний час, вокруг меня было полно людей, но они меня не замечали: я шел в Потоке. Вместо живых людей меня обгоняли и шли мне навстречу одни человеческие ауры.

У меня как будто бы была цель, но ее знал будто бы не я сам, а нечто, скрытое от моего сознания внутри моей же собственной головы. И оно вело меня к этой цели.

Вдруг впереди показались смазанные очертания знакомого здания. Сначала мне показалось, что это кондитерская, в которой часто обретается Хельга, но потом я понял, что это лавка матери. Я обрадовался этому, я был рад ее увидеть. Но, когда я вошел в лавку, матери там не было. Нашего привычного товара, впрочем, тоже: едва различимый в зеленоватом сумраке, на витрине, почему-то закрытой стеклом, клубился белесый туман. Такой же туман, только разорванный на неровные куски, был развешан по стенам. А за прилавком, опираясь на него локтями и покачивая бедрами, стояла Хельга.

— А, Рик! Привет! — сказала она. Я видел ее как наяву, но голос был совершенно неузнаваемым. — Я давно тебя жду.

— Ты ждешь меня?

— Ага. Тебе давно пора бы заглянуть сюда.

— Сюда? А что это за место? — наш диалог казался мне таким логичным, таким настоящим, что я стал сомневаться, сплю ли. Мало ли — вдруг это Хельге вздумалось пообщаться со мной таким неординарным способом? С нее сталось бы.

— А ты что, не видел вывеску? Это магазин подержанных душ. Мое маленькое предприятие. Тебе, кстати, не нужно? Могу сделать скидку по дружбе.

Ну, что же. Если это игра — я принимаю ее правила. А если только сон… В такие минуты я не жалею о том, что сны мне сняться очень редко!

— Да нет, спасибо. У меня своя есть… вроде бы.

Хельга расхохоталась. Чужим, не знакомым мне смехом.

— Своя! Своя! Ну ты даешь, а!

— А что?

— Рик, скажи мне: ты демон?

— Я… Демон.

— У демонов не бывает душ. Все, что есть у них — это имя, сила и память. Но — скажу тебе откровенно — имена нынче не в цене, а все остальное не продается. Так что подумай. Товар, конечно, не первой свежести…

— Что? — переспросил я.

— Люди используют в среднем 5-10 % своего человеческого мозга, — задумчиво сказала Хельга. — Интересно, сколько процентов души люди используют? В среднем, как ты думаешь?

Я молчал. Я не видел, что находится под стеклами витрин. То есть, я не видел ничего определенного, что можно было бы сравнить с очертаниями, знакомыми моим глазам. Никаких символических копий человеческих силуэтов, никаких рук, слабо скребущих об стекло с другой стороны, никаких глаз, наполненных вселенским страданием. Это были даже не чувства, когда-то принадлежавшие людям, не смутные их воспоминания и идеалы, а сами возможности быть кем-то лучше себя самого — возможности неосуществившиеся, отяжелевшие, дремлющие под покровом забвения. Смотреть на них было жутко; становилось как-то невыразимо тоскливо, хотя не было ни единой мысли о том, кому мог принадлежать товар в лавочке Хельги.

— Откуда они здесь?

— Ид ада, — пожала плечами она. — Откуда же еще. Срок контракта, заключенного на них, истек, куда их еще девать…

— А разве вечность может истечь?

— Конечно, может.

— И они попадают к тебе?

— Не только ко мне. У меня есть конкуренты.

— А… клиенты? Кто твои клиенты, Хельга?

— Ну, много кому хочется стать кем-то другим по сравнению с тем, кем они являются. Хотят понять, как это. Но для такого понимания нужно сравнение, а его-то как раз не получается: нельзя быть двумя разными существами одновременно… Но я этого, конечно, никому не говорю. Товар обратно не принимается. А потом, есть такие, кто коллекционирует разные души и пользуется ими поочередно, как актер своими масками, — продолжала она все тем же, чужим голосом. — И, знаешь, что самое интересное? Они никогда не обманывают. Каждый раз они именно те, кто они есть. Правда, только в данный момент. Некоторым другие души просто необходимы, чтобы сделать карьеру или влюбить в себя какого-то человека… А еще тут недавно заходил один. Он продал душу за мировое господство, да вот, спохватился, захотел вернуть, стал искать. Но ко мне товар так быстро не попадает. Сначала, как полагается по контракту, — вечность…

Мельком взглянув под стекло, Хельга сунула туда руку и что-то там поправила.

— Хельга.

— Да?

— В чем же тогда наказание, если человек не имеет ничего общего с тем, что продает в вечное рабство?

— Какое наказание, Рик? О чем ты? Демоны — те вовсе рождаются без души, и — знаешь, что? — они считают это счастьем. Точнее, не счастьем, а… свободой, что ли. Это человеческое слово, пожалуй, наиболее точно передает то, чем мы владеем от рождения. Хотя, оно тоже не совершенно, конечно…

— Тогда зачем же человеку дается душа?

— Да так. В качестве извинения.

— Извинения?

— Да. Кусочек создавшего этот мир в качестве его извинения за то, что он создал.

Кажется, Хельга повторила эту фразу несколько раз. Но за это время она менялась: расплывалась, теряла очертания и становилась кем-то иным, смутно знакомым.

— В принципе, с ним можно сделать все, что тебе заблагорассудиться, — продолжала она. — Даже продать… Разве ты никогда не думал об этом, Рик? — произнес вдруг тот, кем она обернулась. — Ты расстаешься с душой не тогда, когда умираешь, а тогда, когда заключаешь сделку о ее продаже. Но теряешь ты ее даже не в тот момент, когда подписываешь договор — или даешь устное обещание, теперь это не важно. Ты теряешь ее тогда, когда в твоей голове в первый раз появляется мысль об этой сделке. Все остальное — только вопрос времени, потому что назад дороги уже нет…

Ну, конечно. Кто бы мог сомневаться. Это он. Маскировался. Но зачем? Зачем ему это было нужно? Зачем?!.

Я вырвался из сна, как заживо похороненный из свежей могилы. Я был мокрый, меня трясло, хотя не кошмар же мне снился… Да нет, кошмар. Самый настоящий кошмар.

Вокруг было темно. Сквозь щель под дверью проникали приглушенные голоса и едкий запах цитрусов. Я поднялся и выбрался из своего логова. Спать больше не хотелось. Хотелось вылить на себя пару ведер воды, что я и сделал.

Хотя в комнате еще царила ночь, в гостиной уже рассвело. Там собрался целый консилиум: Хельга, Колен, Лай. Хельга покусывала соломинку, опущенную в стакан с апельсиновым соком. Колен, прикрыв глаза, протирал очки белоснежным носовым платочком, Лай задумчиво курил свою трубку.