Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Я все еще ощущала тяжесть мужчины на себе и от одной только мысли, что он может быть во мне, возбуждение накатывало с новой силой. Похоже, длительное воздержание положительно сказывалось на выносливости.

— Я люблю тебя, — прошептала, вновь скользнув ладонями по поясу джинсов.

— Малышка, — его ладони накрыли мои и помогли справиться с застежкой.

В два счета расправившись с джинсами, мы отпихнули их куда-то на дальний край кровати. Я мягко подалась вперед, упираясь ладонями в грудь Паука. Его член, горячий, твердый, упирался мне в живот, отчего внутренности скручивались в тугой ком. Мужчина сел на колени, упираясь спиной в стену.

Мои ладони прошлись по гладкой груди, спустились к подтянутому животу, огладили узкие бедра и наконец коснулись нежной кожи яичек. Это касание вырвало из горла Паука чуть слышный стон. Звук мне определенно понравился. Я хотела было наклониться и взять чуть влажную головку в рот, но боль в спине скорректировала мои планы. Ничего, у нас будет еще много ночей впереди. Мы все успеем.

Вместо этого я подалась вперед и, обхватив горячий ствол ладонью, направила его в себя. Прикосновение горячей плоти казалось обжигающим. Я медленно опускалась на член, чувствуя как растягиваются стенки входа. У меня уже год не было секса, а потому вторжение причиняло небольшую боль. Руки Паука оказались на моих бедрах, направляя и ускоряя. Чувство заполненности вызвало новую волну возбуждения, напрочь смывшую неприятные ощущения.

Я начала двигаться, опираясь о плечи мужчины. Скольжение посылало вспышки удовольствия по всему телу. В какой-то момент Паук опрокинул меня на спину и начал двигаться сам. Он жестко вбивался в мое тело, каждый раз касаясь головкой шейки матки. Размеренные, сильные движения вырывали из моего горла стоны, вторящие скрипу старой кровати. Где-то на периферии мелькнула и исчезла мысль, что отец Паука наверняка слышит все, что здесь происходит, но эта проблема была смыта чистым удовольствием, сияющей волной поднимавшемся внутри уже второй раз за вечер.

Оргазм накрыл нас одновременно. Паук задвигался быстрее и внезапно замер, до боли впившись пальцами в бедра. Я ощущала, как подрагивает его живот и слышала громкое, прерывистое дыхание. Не знаю, сколько мы провели в такой позе, все еще соединенные и с трудом восстанавливающие дыхание.

Наконец Паук соскользнул с меня и, устроившись рядом, притянул меня к себе. Я прижалась к горячему мужскому телу, глубоко вдыхая травяной запах. Внутри царило потрясающее ощущение правильности происходящего. Словно Вселенная пришла к долгожданному равновесию и таки определила меня на правильное место.

— Я люблю тебя, малышка, — голос мужчины внезапно прорезал тишину.

Я замерла, боясь спугнуть мгновение. Еще ни разу маньяк не признавался мне в любви. Между нами были угрозы, желание, страсть. Но ничего подобного. И это, пожалуй, было самым удивительным открытием сегодняшнего дня.

— Я тоже тебя люблю, — прошептала я, пряча лицо в подушке.

В комнате повисла уютная тишина. Расслабленная и уставшая, я начала было проваливаться в сон.

— Анета старше меня на шесть лет, — Паук внезапно заговорил, разрывая тонкую пелену дремоты. — Когда я был маленьким, сестра часто защищала меня перед отцом и ей доставалось вдвойне. Я часто прятался здесь, на чердаке и слышал, как он кричит внизу. Мать никогда не могла усмирить отца и ей тоже доставалось частенько. Анета была единственным человеком, которому было не все равно и единственный, кто в этом доме меня любил. Однажды ночью я спустился на кухню, чтобы попить воды. Мне было десять. Несмотря на поздний час внизу горел свет. В коридоре стояла Анета с большим рюкзаком. Я сразу понял, что она уходит. Знаешь, мы не сказали друг другу ни слова. Просто стояли и смотрели, пока она не открыла дверь и не ушла. Тогда я погасил свет и ушел к себе. На следующие несколько лет я остался наедине с отцом-алкоголиком и резко потерявшей вкус к жизни матерью.

Откровенность Паука оказалась полной неожиданностью.

— Ты больше не виделся с сестрой? — спросила я, чувствуя, как еще один кусочек мозаики становится на место.

— Один раз на улице. Я не стал останавливаться и пошел дальше.

— Почему? Разве тебе не хотелось поговорить?

— Она бросила меня, даже не сказала, что уходит. Наверное, это глупо, но я так и не смог этого ей простить.

— Возможно, она боялась, что что-то пойдет не так и ей не удастся сбежать, — предположила я. — Ей было всего шестнадцать.

— С тех пор я боюсь любить и еще больше боюсь потерять, — голос Паука звучал совсем тихо, так что едва удавалось разобрать слова.

— Я всегда буду тебя любить, — прошептала я, теснее прижимаясь к мужчине. Этот разговор порождал внутри отчаянное желание проявить сочувствие, но приходилось держаться, памятуя, чем жалость обернулась для меня в прошлый раз.

— Я знаю, малышка, — мужчина коснулся моих волос легким поцелуем.

Больше не прозвучало ни слова и я таки провалилась в долгожданный сон.

Утро началось с боли в спине. Она была противной, ноющей и неожиданно сильной. Разлепив глаза, я несколько секунд созерцала дощатый потолок, подсвеченный розовым светом восходящего солнца и пыталась понять, где нахожусь. Память с трудом восстанавливала события прошедшего дня. Наконец, нужное воспоминание всплыло на поверхность, расставив все на свои места.

Поездка к дому Ганса, пепелище, отец Паука, ссора, примирение, секс, ночные откровения. Да уж, ну и денек выдался. Повернув голову, я обнаружила, что Паука в постели нет. Судя по прохладной подушке, ушел мужчина довольно давно. Внутри шевельнулось беспокойство, тут же заглушенное болью от попытки сесть.

Стиснув зубы, я попыталась перевернуться на бок, но вышло плохо. Вспышка боли была такой сильной, что в глазах потемнело. Пришлось остаться на месте, глотая слезы. Наверное, стоило позвать на помощь, но гордость не позволяла. Может, сейчас отлежусь и все пройдет? Вместе с болью и вынужденной неподвижностью пришел и страх. Что со мной такое? Еще вчера все было в порядке, а теперь даже встать не могу. Похоже, активные занятия любовью не пошли мне на пользу.

Боль утихла минут через десять. Попробовав еще раз, я таки смогла сесть. Было все еще больно, но я терпела. Так, теперь передышка, а потом попробуем встать. Возможно поврежденные мышцы просто затекли за ночь и нужно лишь расходиться. Думать о том, что проблема может оказаться серьезнее не хотелось.

Наконец, спустя полчаса мне удалось встать с кровати, крепко держась за спинку. Босые ноги холодил грязный пол, но нагнуться за обувью нечего было и думать. Ну что же, можно себя поздравить — я стою. И что дальше? Вряд ли в таком состоянии у меня получится спуститься по лестнице. С другой стороны, я просто обязана быть огурчиком, иначе мы не сможем нагнать Ганса.

Разжав судорожно сжатую ладонь я отделилась от кровати и сделала несколько медленных шагов по комнате. Ходить оказалось не так плохо, как наклоняться или садиться. Добравшись до письменного стола у противоположной стены, я ухватилась за столешницу, переводя дух. Взгляд упал на рисунки, пришпиленные к стене. Они заинтересовали меня еще вчера, а теперь выдалась отличная возможность их рассмотреть.

С клочков пожелтевшей бумаги на меня смотрели лица. Просто быстрые зарисовки, сделанные, по всей видимости, в школьных тетрадях, а затем небрежно вырванные и приколотые к обоям. Портретов было много, больше двух десятков. Особенно выделялся рисунок Яна, размещенный ровно в центре. Несмотря на явную разницу в возрасте, отца паука я узнала безошибочно. Здесь он был изображен в спящим в кресле, с бутылкой, грозящей вот-вот выскользнуть из руки.

Да, детству Паука не позавидуешь. Неудивительно, что у него начались проблемы с психикой, переросшие в убийства. Проговорив последнюю фразу про себя я поняла, что факт того, что я сплю с серийным убийцей больше меня не беспокоит. Как будто с кожей на спине Ганс срезал остатки моей морали. Однако додумать мысль я не успела.

30
{"b":"650483","o":1}