Я снова заснула и на следующее утро увидала ее осунувшейся и имевшей вид человека не в своем уме. Я хотела узнать причину этого и что именно ей показалось ночью; она мне ответила, что не может сказать. Я знала, что она верит в привидений и призраков; очень часто она уверяла, что ей являлись видения; она говорила, что родилась в воскресенье и что все, кто родился в какой-нибудь другой день недели, не имели такого хорошего зрения, как она. Я рассказала матери, что со мною случилось. Она уже привыкла к бредням Каин, однако иногда эта девица была способна напугать и встревожить мать. Я часто удивлялась, как это приключение не сделало меня трусливой.
В октябре того года умерла Анна, императрица Российская, и немного времени спустя скончался Карл VI, император Римский. Эта последняя смерть чуть не потрясла часть Германии. Но она ничуть не расстроила берлинский карнавал, который уже начинал мне сильно нравиться.
Мне было тогда одиннадцать лет, и я была очень высока для своего возраста. Мне кажется, в 1741 году принц Август Вильгельм Прусский женился на принцессе Брауншвейг-Люнебургской. Я присутствовала на этой свадьбе, где находились также Карл Евгений, герцог Вюртембергский, и его оба брата; герцог был годом старше меня; его братья были маленькими мальчиками. Принц Генрих Прусский стал очень меня отличать; это значит, что на каждом балу мы танцевали вместе либо менуэт, либо контрданс.
Между тем я услыхала однажды, что герцогиня Филиппина Шарлотта Брауншвейгская, сестра принца, шептала что-то на ухо моей матери по поводу склонности ее брата ко мне; в результате я стала замечать, что он оказывает мне внимание. Моя невинность была причиной того, что я раньше вовсе этого не заметила. Кроме того, я не считала себя созданной для того, чтобы нравиться. Я вовсе не заботилась о нарядах: мне внушили отвращение ко всякому кокетству; я даже не знала, в чем оно состоит, и знала одно только название.
В начале 1742 года у отца в Штеттине был удар и отнялась левая сторона. В это время разразилась первая война в Силезии, и я помню, что он еще не вставал с постели, когда привели в Штеттин много австрийских офицеров, взятых в плен войсками короля Прусского среди зимы, в Глогау, в Силезии. После того как отцу стало лучше, он получил приказание оставить Штеттин, дабы двинуться со своим полком и вступить в обсервационный лагерь возле Бранденбурга. Мать следовала за ним до лагеря, откуда отправилась в Дорнбург. Там я служила учителем чистописания для моих братьев, у меня был тогда довольно красивый почерк.
С того дня, как я покинула Штеттин, я уже больше не видала места моего рождения. Но прежде чем его покинуть, надо рассказать следующее. Я помещалась в третьем этаже этого замка, во флигеле, налево от входа во двор; моя комната была как раз возле церкви. Между ними находилась потайная каменная лестница. Очень часто вечером и ночью слышно было, как играл орган в этой церкви; причины тому не знали и даже делали розыски, чтоб ее открыть. Это очень пугало всех обитателей в замке. Я думаю, что это были слуги отца, между которыми было много способных на такие проделки.
Летом мать снова заехала в лагерь, где я увидела принца Леопольда Ангальт-Дессауского, командовавшего этим лагерем, принцессу, его супругу, которая была дочерью аптекаря, и двух принцесс, ее дочерей – принцессу Вильгельмину и принцессу Генриетту. Мать забеременела в этом году. Бабушка со своей дочерью, принцессой Анной Голштинской, навестили ее в Дорнбурге, который всего в двух лье от Цербста. Там случайно находился при владетельном принце Ангальт-Цербстском принц Вильгельм Саксен-Готский, племянник владетельного принца. Этот принц, который был хром, становился в церкви всегда возле меня. Понравился ли ему мой голос, никогда, впрочем, никого не восхищавший, или по какой иной причине, стали только говорить, что он хотел на мне жениться, что отец ему отказал, и тогда он предложил отцу женить его на моей тетке, принцессе Анне Голштинской, которой было тридцать шесть лет. Отец направил его к бабушке и тетке; этот брак состоялся, обручение происходило в Цербсте.
Несколько недель спустя умер мой старший брат, двенадцати лет. Мать была безутешна, и нужно было присутствие всей семьи, чтобы помочь ей перенести это горе. Бабушка снова уехала, а мать отправилась в Берлин производить на свет дочь, которая умерла в 1746 году.
Пока она рожала, отец получил известие, что его двоюродный брат, владетельный принц Ангальт-Цербстский Иоганн Август, при смерти. Отец отправился к нему и, как только тот умер, вступил во владение княжеством Ангальт-Цербстским от имени своего и старшего брата, принца Иоганна Людвига, который жил в Йевере. Ангальтский дом не знает права первородства; все принцы Ангальтские одной ветви имеют право на раздел; они так много делили, что почти ничего для дележа не осталось, и потому младшие в интересах семейного благосостояния уступают обыкновенно старшему владетельное право, довольствуясь удельной землей; но так как у отца были дети, а его старший брат не был женат, то они владели вместе.
Мать, как только поправилась, поехала к отцу, чтобы поселиться в Цербсте. Таким образом в одном доме находились: принц Иоганн Людвиг, отец, мать, тетка, сестра отца, вдова принца Иоганна Августа из Вюртемберг-Вейльтингенского дома, брат Фридрих Август, отличившийся столькими странными выходками на свете, я и сестра моя Елизавета, которая только что родилась. Говорили, как будто не всегда было прочное согласие в этой семье, и особенно обвиняли мою тетку в том, что она сеяла раздор между обоими братьями, которые, однако, были очень расположены жить в мире и имели все необходимые для того добродетели; но как бы то ни было, наружу ничто не выходило.
В 1743 году мать получила известие, что ее брат, принц Адольф Фридрих, был избран наследным принцем Швеции вместо своего питомца, герцога Карла Петра Ульриха: последний отказался от шведской короны, перешел в православие, получил имя Петра и был объявлен наследником Российской империи и преемником императрицы Елизаветы с титулом великого князя. Оба эти известия вызвали большую радость в доме отца и матери и больше, чем по одной причине. До тех пор спорили иногда для развлечения о том, за кого меня выдадут замуж, и когда при случае называли молодого герцога Голштинского, мать говорила: «Нет, не за этого. Ему нужна жена, которая влиянием или могуществом дома, из которого она выйдет, могла бы поддержать права и притязания этого герцога. Следовательно, дочь моя ему не подходит». И, правду сказать, не останавливались ни на какой партии, всегда находилось много всяких «если» и «но»; правда также, что не из-за чего было спешить, я была еще чрезвычайно молода. После этих неожиданных перемен уж не говорили больше, что я неподходящая партия для русского великого князя, и молча улыбались. Это взволновало меня, и в глубине души я предназначала себя ему, потому что из всех предположенных партий эта была самая значительная.
Отец и мать, дядя и тетка, брат и сестра отца отправились в этом году проехаться по Йеверскому владению, которое принадлежало Цербстскому дому и на которое имеют право дочери. Мы с братом участвовали в этой поездке. Последний из принцев Остфризских, женатый на принцессе Бранденбург-Байрейтской, приехал из Ауриха, своей резиденции, в Йевер навестить нас, а также и графиня Бентинк, дочь графа Альтенбургского, побочного сына последнего графа Ольденбургского. Эта дама нашумела в свете. Я думаю, что если б она была мужчиной, это был бы человек с достоинствами, но как женщина она слишком пренебрегала тем, что скажут. Наружностью она походила на мужчину и была некрасива, но обладала умом и знаниями.
Отец поехал со всей семьей в Аурих к принцу Остфризскому; у него был прекрасный замок и довольно многочисленный двор. Принцесса, будучи бездетной, тщательно воспитывала маленькую графиню Сольмс: ей можно было дать лет одиннадцать, и она была уже ангельской красоты.
Пробыв некоторое время в Йевере, где я помещалась в своего рода башенке, которую раньше занимала некая графиня Мария, владевшая всей округой, а между тем имевшая одну только комнату, мы отправились в Варель к матери графини Бентинк, вдове графа Альтенбургского: она была из Гессен-Гомбургского дома. Бентинк выехала к нам навстречу верхом. Я еще никогда не видела женщин верхом и была в восторге при виде нее: она ездила, как берейтор.