Ровно через неделю он приходил снова и объявлял вердикт отца. При этом голос у мальчика был странно отрешенным, тихим и несмелым. Глаза его были мечтательными, когда он объявлял о том, что мэтр Климрод приобретает очередное издание, понравившееся его сыну. В этом случае Вагнер отправлялся в особняк, чтобы заключить сделку, а заодно побывать в сказочной библиотеке, которая каждый раз приводила его в восхищение.

Появившийся в магазине юноша ничем не напоминал мальчишку тех давних дней. Он вырос больше чем на полметра. Твидовый, английского покроя пиджак и брюки кирпичного цвета были ему явно коротки. Обут он был в добротные полуботинки в стиле ришелье, которые в Вене не носили лет десять. Вагнер подумал, что появившийся юноша по внешнему виду скорее англичанин, чем американец.

Реб Климрод спустился наконец пониже того места, где была когда-то третья ступенька. Он уже не стоял против света, и Вагнер уловил в его глазах что-то знакомое. Манера, с какой вошедший юноша стал расхаживать среди книжных полок, тоже показалась Вагнеру знакомой. Вагнер задал юноше вопрос по-английски:

– Вы ищете конкретное издание?

– Я ищу книги моего отца, – ответил Реб на немецком.

В этот момент он находился перед полкой, на которой стояли тридцать два тома Вольтера издания 1818 года. Вагнер сделал резкое движение и замер, словно испугавшись собственной поспешности.

– Вы – молодой Климрод, – произнес он после продолжительной паузы. – Калеб Климрод.

– Реб, я Реб Климрод.

– Вы невероятно повзрослели. И сколько же вам теперь лет?

Реб оставил издание Вольтера и прошел по книжному залу дальше. На полках стояли редкие книги: переплетенные в голубую кожу «Солдатские песни» Кастелли, «Дулина из Майнца» фон Алксингера, «Опасные связи» Лакло и очень редкая книга Абрахама а Санкта-Клара «Иуда, архиплут». На ее корешке виднелась выведенная золотом буква «К». Она была едва видна, и тот, кто не знал о ее существовании, не смог бы ее заметить без помощи лупы.

Реб прошел дальше.

– А почему вы считаете, что я продаю книги вашего отца? – спросил Вагнер. – Ведь я всегда только продавал книги ему, но никогда не покупал у него.

– И в последнее время тоже не покупали?

Этот вопрос был задан абсолютно невозмутимо, хотя продавец книг на несколько секунд пришел в явное замешательство.

– И недавно, и раньше я никогда не покупал книги у вашего отца. Да и ему в последние четыре года я не продал ни одной книги. А вы за все это время не зашли ко мне ни разу. Возможно, вас не было в Вене?

– Да, я путешествовал с матерью и сестрами, – ответил Реб.

Он повернулся к Вагнеру и, улыбнувшись, продолжил:

– Я очень рад, что снова увидел вас, господин Вагнер. У вас по-прежнему великолепные книги. Сейчас у меня мало времени, но я с удовольствием зашел бы к вам поболтать. Можно я зайду сегодня вечером?

– Конечно, я закрываю в семь вечера.

В это время было лишь три часа дня.

– Я приду пораньше, а если не получится сегодня, то завтра утром. Я постараюсь прийти вечером, но если опоздаю, то вы меня не ждите, не держите из-за меня магазин открытым.

В ответ Вагнер улыбнулся:

– Приходите в любое удобное для вас время. Вы всегда мой желанный гость. Передайте своему отцу наилучшие пожелания от меня.

Широким и спокойным шагом Реб пошел по Шенкенгассе. В витрине часовщика он увидел мимолетное отражение Вагнера, поэтому ему не пришлось оборачиваться, чтобы взглянуть еще раз на продавца книг. Он сам вышел за порог магазина, чтобы посмотреть вслед уходящему юноше.

Реб шел очень быстро и вскоре скрылся из поля зрения Вагнера. Он дошел до церкви Меньших братьев, вернулся по Ловельгассе к «Бургтеатру». Отсюда отлично просматривался вход в книжный магазин. Ему пришлось подождать минут тридцать-сорок, чтобы увидеть то, чего он ожидал. У входа в магазин остановилась черная машина, из которой вышли трое мужчин. Их лица были незнакомы, но Реб сделал вывод: люди такой внешности не интересуются книгами, особенно редкими или старинными.

Вагнер, вероятно, предупредил приехавших по телефону и уже поджидал их. Он вышел сразу же, едва они появились, и, жестикулируя, стал что-то рассказывать, показывая рукой в ту сторону, куда ушел Реб. Юноша догадался, что продавец книг описывал приехавшим мужчинам его внешность. Двое из них вошли в книжный магазин, а третий, припарковав автомобиль, укрылся в подъезде дома напротив. Реб понял, что этот будет стоять на стреме.

Вена 1945 года уже не была Веной Иоганна Штрауса и оживленных ресторанчиков в Гринцинге. Имеющее мировую известность золотое венское сердце – das goldene Wienerherz – больше не стучало в ритме вальса. Город был полуразрушенным и полуживым. Несмотря на то что светило июньское солнце, в городе стоял полумрак. Популярный парк Пратер располагался в советской зоне. На его территории было множество подбитых танков, которые начали покрываться ржавчиной и зарастать травой. На Кертнерштрассе, которую можно сравнить по значимости с рю де ля Пэ и Пятой авеню, не уцелело полностью ни одного дома, остались лишь закопченные обломки, первые этажи которых только начали восстанавливать. Жителей на этой улице, как и во всем городе, также было очень мало. Многие погибли или были ранены, многие возвращались в родные дома из разных мест, разбросанных по Европе.

Реб не стал обращаться в австрийскую полицию, а к оккупационным властям тем более. К тому же у него не было никакого удостоверения личности, да и одет он был в украденную гражданскую одежду британского генерала. Хотя все это меньше всего беспокоило юношу. Реб боялся того, что и в полиции могут быть такие же продавцы книг, как этот Вагнер.

Дэвид Сеттиньяз сделал вывод: Реб Климрод знал о том, что его отец погиб, и догадывался, что главная роль в его смерти принадлежит Эриху Штейру.

Эрих Штейр, скорее всего, находился в Вене. В июне 1945 года многочисленные военные преступники, после того как война официально закончилась, просто-напросто разошлись по домам. Точно так же мог поступить и Штейр. Некоторые из преступников даже вновь открыли в Гюнцбурге частные врачебные кабинеты.

Сеттиньяз считал, что Реб навестил Вагнера только с целью установления некоторых фактов. Юноша отлично знал, что еще с 1940 года Вагнер и Штейр находились в достаточно близких отношениях. В результате своего визита он самолично убедился, что те трое, появившиеся в магазине, – наемные убийцы. Их направил Штейр с целью захватить и убить Реба.

Но у самого Реба была совсем иная цель: найти хоть какой-то след Иоганна Климрода. Три дня он прятался в Вене, отсиживаясь то в особняке, то в разрушенных зданиях. В конце концов он нашел женщину из Райхенау, которая помогла ему выйти на зальцбургского фотографа. С этого момента для Реба начался настоящий кошмар.

До Пайербаха Реб доехал на двуколке. Прощаясь с крестьянином, который подвез его, Реб сказал:

– Большое вам спасибо за то, что сделали мой путь легче. Надейтесь, и ваш внук вернется, обязательно вернется.

– Да услышит тебя Бог, мальчик мой, – кратко ответил старый крестьянин.

Пожалев парня со сбитыми до крови ногами, бредущего по обочине дороги, крестьянин в двуколке подобрал его в четырех километрах от Нейнкирхена. Реб пошел по извилистой тропинке, которая вела на высоту более чем две тысячи метров к вершинам Ракса и Шнееберга.

Он вышел из Вены на рассвете и добрался до Райхенау поздним утром 23 июня. Большую часть пути, до соборной площади Винер-Нейштадта, он проехал на джипе, где ему удалось найти место. На этой полуразрушенной площади война также оставила свои следы.

Райхенау оказался обычной деревней. В первом же доме, куда зашел Реб, ему подсказали, как и где можно найти Эмму Донин. Направляясь к этой женщине, он пересек небольшой альпийский луг и дошел до хижины, сложенной из полукруглых бревен. Первое, что он увидел, были дети: трое мальчишек, по виду от двух до семи лет, все с золотистыми волосами и голубыми глазами, сидели у большого каменного корыта. Притихшие и неподвижные, с торчащими голыми коленками, они были ужасно грязными.