Краски менялись стремительно. Над головой уже зияло чернотой бездонное космическое пространство, на котором каждое мгновение вспыхивали всё новые искорки-звёзды и эта тьма медленно стекала вниз к земле или кромке воды, словно кто-то наверху, в точке зенита, опрокинул бочку с чёрной эмалью. Густые подтёки затушёвывали последние проблески дня и только западный окоём, в жёлто-малиновых сполохах, обречённо стоял до последнего. Но тьма неумолимо напирала сверху и хоронила последние очаги света, казалось какой-то великан ходил туда-сюда вдоль линии горизонта и усердно затаптывал тлеющие головешки догорающего костра. А спустя ещё какое-то мгновение океан полностью растворялся в ночи, выдавая себя лишь разухабистым шумом прибоя да барашками пены, видными только с близкого расстояния.
Зато какое богатство звёзд рассыпалось по небу! Яркие и едва различимые серебристые точки были понатыканы повсюду. Мерцающая туманная пелена Млечного Пути широкой полосой тянулась от края до края по центру небосвода. Обилие далёких светил на чёрном фоне усиливало впечатление от бесконечности космического пространства и повергало в безотчётный восторг. Магические строки Ломоносова «Открылась бездна звезд полна; Звездам числа нет, бездне – дна…» идеально ложились на разостланное над головой ночное полотно.
В описываемый мною период только что миновала пора полнолуния, на следующий день после моего приезда Шри-Ланка отметила очередной ежемесячный День Поя (День Полной Луны). Он считался праздничным, нерабочим и что особо удручало беззаботных туристов – в этот день в отелях не подавали алкоголь, а винные магазинчики были закрыты. Будучи приверженцем здорового образа жизни, я с пониманием относился к нуждам тех, кто привык проводить время на отдыхе в «подогретом» состоянии, но та печать трагедии, что лежала на их лицах в этот день с утра и до глубокой ночи, словно они лишились близкого человека или были неожиданно уволены с хорошей работы, те гримасы, с которыми они пили минеральную воду, соки и кока-колу, немало забавляли и вызывали невольную усмешку. Самые запасливые, кто ненароком или в силу информированности позаботился о сём «чёрном дне» и не поленился накануне доехать на моторикше до ближайшего винного магазина или каким-то чудом сохранил заначку из дьюти-фри, те вообще не показывались на людях, пока не наступало время обеда и ужина, или не кончалась закуска, и тогда кто-то из них (обычно парами или тройками, чтобы унести побольше) шёл в кафе за гамбургерами, рыбными палочками и прочей снедью, что подавалась промеж основных приёмов пищи неограниченно и бесплатно (разумеется, тем, кто оплатил проживание «всё включено»). По их манере держаться и по тону сразу было видно, что состояние счастья не покидало их ни на грамм.
Когда светила полная (или почти полная) луна, маленькая, не больше чайного блюдца, но ослепительно яркая, окружающее пространство принимало совсем иной вид. Звёзд на небе не становилось меньше, свет луны подавлял их сияние только в непосредственной близости от себя, но зато с земли сдёргивалось непроницаемое покрывало тьмы и снова начинали просматриваться дали, пусть и нечёткие, как бы глядящие на тебя из-под чёрной вуали.
Я сразу пристрастился к одиноким прогулкам по пляжу под такой луной. Во-первых, это было не так опасно, не в пример безлунной ночи, когда крадёшься, словно слепец, наощупь, порой, не различая, что у тебя спереди и по бокам, и куда в следующим момент ступит твоя нога; во-вторых, не так жутко было сталкиваться с жителями окрестных деревень, которые, словно страшные демоны-ракшасы из местных поверий, что незримо шастали в ночи в поисках заблудших тел и душ, в силу своей смуглости, совершенно растворялись во тьме и появлялись перед тобой из ниоткуда, похожие на усмешку Чеширского Кота, когда из кромешного мрака сперва выныривала пугающая белозубая улыбка, а уже потом прорисовывался сам её обладатель с традиционными вопросами-приветствиями на английском: откуда я, как дела и не нуждаюсь ли в помощи провожатого? Получив на них должные ответы, со столь же традиционным «нет» на самый последний вопрос, вопрошающий мгновенно исчезал строго в обратном порядке – сперва растворялся он сам, а затем прощально вспыхивала и гасла его ослепительная «голливудская» улыбка и уже, будучи невидимым, он кричал напутственное: «Ни в коем случае не купайтесь! В такой волне это очень опасно!»
Меня бесконечно трогало неподдельное и немеркантильное радушие ланкийцев, но ещё больше я поражался их искренним ослепительным, как само тропическое солнце, улыбкам, и сгорал от белой зависти по ровным и здоровым зубам даже у, казалось бы, самого последнего бедняка. Пожалуй, только дряхлые старики могли привычно «щеголять» беззубыми дёснами или отталкивающе бурыми ртами вампиров, недавно вкусившими свежей крови, но это было связано не с тем, что они вели свою родословную от безжалостных ракшасов или принадлежали к родиям – касте отверженных, проклятым якобы за людоедство, а с тем, что часто жевали листья бетеля.
На Шри-Ланку я приехал просто отдохнуть, поддавшись на уговоры моих знакомых, побывавших здесь ранее. Это то самое место, словно сговорившись, уверяли они, где полностью рвётся нить с твоей прежней жизнью, где ты забываешь о своих невзгодах и промахах, а возвращаешься назад без кармы твоих прочих жизненных неурядиц и как бы заряженным на успех во всём. Не то что бы у меня были какие-то проблемы в делах или в личной жизни, но поднабраться положительными эмоциями мне не помешает, подумал я. И поехал. Спустя неделю расслабленного отдыха и, завёрнутых в мистическое покрывало ночи, прогулок наедине с собой по пляжу, я убедился в истинности их слов и жалел только об одном, что не отправился сперва в экскурсионную поездку по стране. Мои соотечественники, что поселились в отеле после нескольких дней путешествия по внутренним районам острова, взахлёб рассказывали о своих впечатлениях от увиденного и охотно демонстрировали умопомрачительные снимки на своих смартфонах и громоздких профессиональных фотокамерах. Насмотревшись и наслушавшись вдосталь, я решил, что обязательно поеду и увижу всё собственными глазами, даже если ради этого придётся пожертвовать уже проплаченными ночами здесь, на побережье.
Размышлял я недолго. Уже на следующий день я позвонил в туристическую компанию, заказал себе индивидуальную экскурсию на пять дней с водителем и гидом, и стал готовиться к путешествию. Поездка влетала мне в копеечку, поскольку я был один, а брать абы кого в спутники не хотелось, можно было испортить всё предприятие, попадись мне какой-нибудь нытик или, что ещё хуже, чрезмерно позитивный любитель селфи.
Но незримый управитель моей кармой решил по-другому. В прошлой жизни он, наверное, был ланкийцем и, скорее всего, поваром. Ланкийскому повару сколько не объясняй, что перец в кушанье добавлять не надо, он втайне всё равно его положит хотя бы для виду, и сделает это из самых лучших побуждений, ибо есть не перчёное с его точки зрения – это кулинарное святотатство.
Я сам очень люблю острую пищу, даже очень острую, густо приправленную жгучим красным перцем грубого помола. Но это хорошо в том случае, если речь идёт о еде, а не о женщине…
II.
Она впервые явилась мне вечером, накануне моей поездки по острову. Утром за мной должен был заехать гид и всё, прощай на время пляжная нирвана ничегонеделанья, да здравствует неисповедимая стезя Индианы Джонса!
Я не зря вспомнил о популярном киногерое. Блюдя заведённую традицию, я прогуливался по пляжу на закате и смаковал ожидания от грядущей поездки. У меня было время покопаться в интернете, и кое-что прочесть о тех местах и достопримечательностях, которые я собирался посетить. И я уже знал, что вторая часть похождений Индианы Джонса снималась в центре острова, в Королевском ботаническом саду близ древнего города Канди. Создатели фильма угадали с выбором места. Сведения, которыми я успел вооружиться, блуждая по мировой паутине, убедили меня, что Шри-Ланка для современного охотника за тайнами, что болтун для шпиона со старого советского плаката – находка.
