И тут я заметил её. В тот самый момент, когда она выходила на берег и накатившая пенистая волна скрыла её по самую грудь. Затем волна ушла, а пена с довольным причмокиванием заскользила вниз по её упругим ягодицам и стройным ногам. Следующей волне уже ничего не досталось, она смогла только печально вздохнуть и нежно облизать ей пятки.
Сравнивать её с Афродитой или Лакшми было бы чересчур банально. Это была совсем другая богиня. Облегающие краски заката подчёркивали совершенство её фигуры. Она шла по рыхлому пляжному песку удивительно легко, бёдра её раскачивались из стороны в сторону в такт набегающим на берег волнам, мокрые пряди длинных волос трепетали на ветру и сквозь них, роскошествуя оттенками красного, мелькал закат.
Она прошла в нескольких метрах от меня, прячась за ширмой сумерек. Я не видел выражения её лица, но недосказанность её фигуры захватила моё воображение. Мир для меня будто замер, и она неслышно плыла сквозь него, грациозно обходя ещё не убранные пустые лежаки. Мне вдруг стало жутко интересно и к этому интересу заранее примешались нотки невесть откуда взявшейся ревности, а, собственно, куда она направляется, и главное, к кому. В преддверии ужина многие из постояльцев уже сидели в баре, кто за столиками под навесом, кто на открытой лужайке перед бассейном и, как мне чудилось тогда, тоже смотрели только на неё. Наверняка она это чувствовала и уже привыкла к тому, что притягивает к себе голодные, похотливые взгляды мужчин и надменно-презрительные зырки их спутниц. И зная это, вела себя, как заправская супермодель на подиуме, давая рассмотреть своё тело с разных сторон, и я не удивлюсь, если она втайне потешалась над тем, как просыпаются в дряхлеющих и бесформенных мужских телах инстинкты самцов, как втягиваются их не в меру раздутые животы и как они дружно прислушиваются к шевелению и росту своих достоинств, скрытых шортами и штанами.
Незнакомка подошла к прозрачной кабинке душа у бассейна, бросила на траву шлёпки, что держала в руке и встала под струи воды. Она долго и соблазнительно поворачивалась под ними, закинув голову назад, отчего её распущенные волосы полностью скрыли под собой ягодицы. Потом тщательно омыла обе ступни в ванночке для ополаскивания ног, что с точки зрения гигиены было уже лишним, а с точки зрения привлечения внимания – отнюдь, одела шлёпки и направилась к столикам на лужайке.
«Вот сейчас она кому-то приветливо сделает ручкой или даже присядет за столик и тогда я увижу этого счастливчика и смогу прикинуть, чем он её покорил и есть ли шанс у меня», – думалось мне в те минуты.
Но она прошла мимо и никому из присутствующих мужчин так и не выпала честь стать её приближённым. Меня это немного приободрило, а постыдное чувство ревности юркнуло в свою норку и затихло. Девушка тем временем продефилировала по ярко освещённой галерее, пару раз мелькнула в просветах между колоннами, свернула к полутёмному лестничному пролёту и исчезла из поля зрения.
«Значит, она живёт на втором или третьем этаже», – подумал я. – «Мой этаж второй. А вдруг наши номера рядом?»
Девушка, видать, поселилась в отеле только сегодня, иначе я на неё обратил бы внимание. «Главное, чтобы она не выехала из него завтра», – мелькнула в голове мысль. – «Хотя это вряд ли, мало кто оказывается в пляжном отеле всего на одну ночь».
Сам я приехал в Шри-Ланку просто отдохнуть. Я впервые в жизни попал в тропики и мой выбор не был случайным. Таиланд я отмёл сразу, как слишком популярный, разрекламированный и чересчур шумный. По этой же причине лишились моей благосклонности Вьетнам, индонезийский остров Бали и китайский остров Хайнань. Что касается Мальдивских островов, то от одной только мысли об отдыхе там я начинал свирепеть и был готов беспричинно кидаться на окружающих, как тигр, запертый в клетке. Добровольно изолировать себя на недельку с хвостиком на крошечном островке, с которого некуда деться, где всего десяток кокосовых пальм и жуткая дороговизна, который можно обойти гусиным шагом за полчаса, а ещё через два часа знать каждую зарубку на каждой пальме и наделить именами всех снующих под ногами крабиков или рыбок в лагуне, такая мысль вызывала во мне приступы клаустрофобии и неподотчётной агрессии.
«Лететь десять часов из Москвы, чтобы запереть себя пусть в красивой, но тюрьме, это как же надо устать от жизни!» – мысленно подбадривал я своё решение близко не приближаться к Мальдивам, даже на картах в популярных поисковиках. Нет, я ещё могу понять любителей дайвинга, для которых Мальдивы – это просто место ночлега и перекуса между погружениями, я могу понять молодых девушек, которые едут на Мальдивы за раем в комфортабельном шалаше, а потом фотографиями в социальных сетях стараются уесть подруг и похвалиться своими обеспеченными ухажёрами, раз те смогли раздобыть деньги на такую поездку, я ещё могу понять молодожёнов… Хотя, нет, не могу, отправься я на Мальдивы в свадебное путешествие, я бы развёлся на второй день пребывания там.
Оборотить свой взор на Карибское море, на острова со славным пиратским прошлым, ещё раз прочитать «Одиссею капитана Блада» или «Остров Сокровищ», что-нибудь про Бермудский Треугольник, я даже не пытался, меня бесповоротно тянуло в Азию, в Индийский океан. Сперва мой выбор пал на Индию, страну, хорошо знакомую мне с раннего детства по фильмам, книгам, по чаю со слоном на жёлтой этикетке, по обещанию родителей отправить меня туда за хорошую учёбу в первом полугодии уже не помню какого класса. Но это было во времена СССР и обещание так и осталось невыполненным.
Понятие «тропики» в моём сознании прочно ассоциировались с Индией, чёрной Африкой и бассейном Амазонки, но Индия была ближе, понятнее и желаннее. Все чудеса и красоты мира изначально грезились там. Я уже было совсем склонился в её сторону, как к месту моего первого отдыха среди кокосовых пальм – обязательного атрибута истинной тропической зоны, но опять споткнулся о массовость направления. Большое количество своих соотечественников в Гоа отталкивало, заграница на то и заграница, чтобы отдыхать от себе подобных. А ещё меня убивало это плебейское слово «чартер». Снобизм, свойственный русским на выезде, упрямо нашёптывал мне, что не барское это дело – летать нерегулярными рейсами каких-то сомнительных авиакомпаний. Пересадок я не боялся, а, наоборот, жаждал их, ибо, что это за путешествие без длинной дороги к цели, без соприкосновения по пути с чем-то новым и необычным. Транзитные аэропорты давали такую возможность. Я даже сожалел о том романтичном и золотом веке гражданской авиации 30-х – 60-х годов ХХ века, когда на дальние расстояния летали поршневые, турбовинтовые и первые реактивные машины со множеством промежуточных посадок и даже с ночёвками. Какой смысл сесть на самолёт в заснеженной Москве и перенестись в жаркое лето за несколько часов! А тут ты летишь немного, садишься в чужом аэропорту, в котором кипит уже другая жизнь, не похожая на ту, что была в пункте отправления, новые пейзажи за окнами, другие одежды и лица, уже иной климат (то ли поздняя осень, то ли ранняя весна, но точно уже не зима), потом снова взлёт, снова недолгий перелёт – под крылом степи, пустыни, горы, первые морские просторы и опять чужой аэропорт. Здесь весна, а то и лето уже прочно вступили в свои права, людская речь стала совсем уж забавной и непонятной, диковинные настороженные смуглые лица, закутанные в просторные и длинные, до пят, одежды, пряный аромат южных широт пробивается отовсюду: он исходит от строгих и богато украшенных нарядов местных женщин, струится из их невероятно выразительных глаз сквозь прорезь в парандже, им курятся прилавки с местными товарами и дурманящим жарким облаком обволакивает он тебя, когда ты спускаешься или поднимаешься по трапу. Сказка уже началась, а тебе ещё лететь и лететь, видеть и видеть, понимая, как мир велик и многообразен.
Нет, всё-таки Индия для меня ещё с детских лет, как и для русского человека в целом, начиная с былинных времён, была страной далёкой, сказочной и желанной. Часть моего детства прошла в Твери (тогдашнем Калинине) и «Хождение за три моря» Афанасия Никитина не было для меня просто образцом литературы средневековой Руси, а памятник знаменитому тверскому купцу и путешественнику на набережной Волги – записной исторической достопримечательностью. Из спокойной, летаргической, погружённой в медитацию Твери исходили зовущие в загадочную восточную даль токи, и Индия уже мерещилась за ближайшим изгибом Волги вниз по течению. Нечто подобное я позже испытал в Санкт-Петербурге, на набережной Невы, стоя возле Эрмитажа или на Стрелке Васильевского Острова. В ночные часы развода мостов я смотрел вослед уходящим вверх по реке кораблям и как только они исчезали из виду, то сразу оказывались для меня в мрачных, насквозь пронизывающих своим смертельным хладом водах Белого моря и Северного Ледовитого Океана, здесь бредилось иночеством и мистической обездоленностью полярных земель, Беринговым проливом и вулканами Камчатки. В дневное время, при взгляде в сторону Финского залива вставали уже совсем иные картины: Нева, текущая в Балтику, звала в кругосветное путешествие, к далёким экзотическим островам Атлантики и Тихого океана, к ледяным берегам Антарктиды, но Индийского океана в этом зове не было. Его можно было почувствовать только в Твери. А вот в Москве я не ощущал ничего. Москва никуда не звала, она, наоборот, приманивала к себе. Из Москвы не хотелось уезжать. Москва просто была центром обитаемого мира и все земли за пределами кольцевой автодороги подчинялись ей, в какую бы сторону ты не направил свои стопы и как долго бы ты ни шёл.
