– Я согласен с Бондом, Проф. Никому до тех пор, пока не выйдете на академика лично. В НИИ наверняка есть крыса, и скорее всего она окопалась именно в отделе безопасности. Поэтому туда сообщать не надо.
– Рядовой Кора… – Бонд повернулся к вездеходу, из которого высунулся немного побледневший Корнейчук. – Если ты хотя бы выражением лица намекнешь на то, что видел и слышал, вылетишь из отдела со свистом. Отправлю домой в Архангельскую область дослуживать, но сначала язык откручу и на грудь тебе же повешу заместо медали.
– Товарищ лейтенант! Ну че вы все ругаетесь, разве же я дурной, ну? – обиженно протянул рядовой. – Да я не то что болтать кому, да я после службы вообще забуду всю эту Зону к чертям собачьим.
– Этих наверняка искали, а может, и до сих пор по Зоне ищут. Шансы на это невысоки, но все же есть. Поэтому смотреть в оба, слушать моторы и вообще не расслабляться. Полюбовно мы с ними все равно не разойдемся, им свидетели не нужны. – Я осмотрелся. – Их было пятеро, вон там стоят два ствола, конечно, уже убитые ржавчиной по такой погодке. Соответственно где-то еще есть пушки, надо поискать, вдруг рабочие. И вообще, Проф, опротестуйте вы это неумное правило, чтоб стволы только у сопровождения были. Не думаю, что ученые настолько дурной народ, чтобы друг друга перестрелять в научной дискуссии или не знать, с какой стороны за автомат взяться.
– Вы там пушки искали, да? – печально и торжественно спросил Бонд, исследующий УАЗ. – Ты как в воду смотрел, Лунь. Тут машинка стволами под завязку набита, до крыши, черт бы ее подрал. Прямо в ящиках, с завода, считай. Натовские все, по ходу, контрабанда. Охренеть. Еще взрывчатка, пластит, килограммов двадцать в расфасовке, и детонаторы. Тут, считай, можно пехотный взвод вооружить и еще про запас останется. И да, там еще один старый жмур лежит, в кустах за домом, вон, ноги вижу. Не нравится мне это, друзья-товарищи. По-хорошему, ничего тут не трогая, надо бы свалить нам. После таких находок живыми редко оставляют.
– Итого – шесть. – Я взглянул на «уазик». – Проф, их столько месяцев не находили. Тут одно из трех. Или рейд по поиску груза не удался и они рукой махнули, но это… очень маловероятно, такой товар не бросают. Или контрабандисты другого отряда тоже погибли, что для нас лучше. Или… самый паршивый вариант остается, который, по закону подлости, будет единственно верный.
– Какой же?
– Такой, что тут налажен целый поток, и потеря одного каравана не слишком чувствительна, хотя здесь, считая с оружием, многие и многие тысячи в американских рублях. И шанс нарваться на очередных караванщиков весьма велик, учитывая глухомань и закрытость этой Зоны. А там… – я неопределенно махнул рукой на юг, – в свое время много оружия завезли, тонны. База западная для охранения Периметра, которую бросили во время срочной эвакуации вместе со всеми складами. Оттуда дровишки, как мне кажется.
Бонд, кряхтя, выволок длинный ящик из машины, положил на землю.
– «Хеклер и Кох». Ящик, правда, не родной и маркером подписан. Глянем?
– Естественно.
Отверткой, той самой, которой была вскрыта «Нива», я со скрипом отжал доску кустарно сбитого ящика, где под пленкой и несколькими слоями плотной вощеной бумаги обнаружились мелкие пенопластовые кубики, сухие и сыпучие. Уже хорошо, влага не пролезла. Я аккуратно, стараясь не рассыпать по земле слишком уж заметный на темном фоне белоснежный пенопласт, вытащил штурмовую винтовку. Да, ребята. Такого я не встречал у барыг Зоны даже в самые роскошные дни. Четыреста шестнадцатый «Хеклер и Кох», в современной «длинной» модификации А5 20, неброского, матово-черного цвета. Новенький ствол, ни царапины, и уже с хорошей оптикой в защитных крышечках – Leupold VX-R 3–9x50. Ничего себе…
– Эй, Лунь… ты это, не смотри на нее так. Не влюбляйся, в общем. Наверно, сдать придется, если и заберем груз, – вздохнул Бонд.
– Да разве ж кто видел, что я ее взял? – улыбнулся я. – Хип, ты видела?
– Не.
– А вы, Проф?
Профессор покачал головой и улыбнулся.
– Ну а если серьезно, Бонд, то нам сейчас могут понадобиться все руки, которые в состоянии держать оружие. Извини, но я тебя ставлю перед фактом, что этот ствол я заберу. Возможно, даже насовсем. Но на время экспедиции – точно. Хотя и крепко надеюсь, что стрелять нам не придется.
– Ладно, сталкер, так-то ты все верно разложил, крыть нечем. Хорошо, я ничего видел. – Лейтенант грустно вздохнул. – А чтоб я совсем-совсем ничего не видел, посмотри, нет ли там еще такой же цацки? Чтоб заодно и ее забыть?
Вторая «цацка» нашлась под первой, и почти той же модели, единственно, ствол был короче и в качестве прицела стоял коллиматор Trijicon. И к ним на самом дне ящика в сугробах пенопласта лежали антибликовые бленды, восемь запасных магазинов в полиэтиленовой запайке, сошки, два комплекта для ухода и даже буклеты с инструкцией. Лейтенант взял свою винтовку, уверенно подбросил к плечу, отрегулировал под себя выдвижной приклад.
– Ослеп. Совсем ослеп, ребята, и память подчистую отшибло, – буркнул он, со всех сторон разглядывая приобретение.
– Такой сталкер пропадает под погонами, – восхищенно вздохнула Хип.
– И неправда ваша, барышня. Я присягу давал и оную соблюдаю, – довольный Бонд повесил автомат на плечо. – А поступаю я сейчас согласно пункту восемнадцать отдельных правил армейского контингента, что при исполнении воинского долга в условиях АЗ военнослужащий имеет право экспроприировать и применять любое стрелковое оружие, если замена штатного автомата оправданна и целесообразна. Кстати, барышня… присмотрите и вы себе подходящий шпалер, раз уж пошла такая пьянка.
Хип охотно помогла вскрыть еще два ящика, в которых оказались около десятка ПП той же немецкой фирмы, но они ее явно не устроили – все-таки в условиях Зоны такое оружие слабовато. Зато в пяти плотных картонных коробках под самой крышей обнаружились кордуровые чехлы с гораздо более интересными стволами.
Девушка расстегнула молнии кофра-переноски и освободила от упаковочной пленки легкий, изящный FN SCAR-L светло-бежевого цвета.
– Товарищ лейтенант… если мы сдадим не пять таких стволов, а четыре, будет ли это большим преступлением или нет? – спросила Хип, с явным удовольствием, даже с восхищением рассматривая бельгийскую штурмовую винтовку. Интерес стажера к хорошему оружию я подметил уже давно, еще после первых совместных выходов, и он явно не остыл до сих пор.
– Вообще да, преступлением будет, – серьезно ответил Бонд. – Дело это подсудное, и можно присесть всерьез и очень надолго. Но у меня, барышня, это уже пятый выезд не на армейский полигон, а в Зону, где я и жив только и исключительно благодаря нарушениям правил и законов ради выполнения приказа и сохранения жизни подчиненных. А я боевой офицер. И пока нахожусь здесь, с вами, и выполняю приказ, то все правила, уставы и прочая хрень собачья останутся там, где они приняты и где им самое место – на Большой земле. А здесь они не нужны, мы не на плацу. Здесь нужно, чтобы Проф живым остался и этот енот Кора тоже, чтоб я его живым и по возможности здоровым мамке вернул после службы. И если уж мы с вами, сталкеры, выполняем одну боевую задачу и, если придется, на одной стороне сражаться будем, то вы хоть на танке рассекайте, я слова не скажу и про этот самый танк забуду на фиг сразу по возвращении. Я понятно выразился?
– Понятно. Спасибо.
И я в первый раз за всю, наверно, «сталкерскую» карьеру здесь, в Зоне, крепко пожал руку военному как своему, как другу. А ведь когда-то давно наши бродяги с вашими бойцами воевали, товарищ лейтенант, но времена, по счастью, иногда меняются.
– Как вы относитесь к импортным стволам, Проф?
– Ну, не очень. Вряд ли управлюсь, по правде говоря. Всегда «калашников» пользовал, он мне и по руке, и привычный, и верю я ему, это хорошее, надежное оружие. Сколько километров по Зоне вместе отшагали.
Бондарев кивнул, и я передал автомат лейтенанта профессору, а Хип вернула АК-74М рядовому Корнейчуку как законному владельцу.