Хозяин ли Я вам, Бог-Вседержитель? Разумеется. Не более, впрочем, чем вы хозяева своему мозгу и воображению. Или бородавке. Или печени.

Часто довольно, гм, увеличенной печени…

Последним серьезным игроком был один европеец, смолоду занимавшийся наукой, но большую часть жизни посвятивший сверке чисел из Священных книг. Вот с ним Мне было интересно. Партия осталась незаконченной.

С тех пор игроки сильно измельчали и перевелись, изжули-лись. То есть однажды их не стало вовсе.

Люди привыкли говорить, что чувство юмора – это единственное, что их отличает от природы. Обыкновенная гордыня. Если приглядеться, то заметно, как улыбается на солнце тыква. Особенно после дождя. Лежит и лыбится.

Но – пусть. Только перемудрили что-то люди с чувством юмора. Прохохотали, проплясали Землю.

Наступил цейтнот.

Дождь из мертвых птиц обрушился на Италию, и покраснело море в Израиле, и там, где был север, стал юг. Вам бы не тратить время, выясняя, есть Я или нет, а попытаться найти ответ на вопрос, откуда взялся Бог.

Обычно Меня представляют как нечто Великое, космических масштабов и поэтому далекое. Можно и так. Но чтобы понять Бога, надо идти в другую сторону. Я бесконечно мал.

Видели вы снегирей в морозный день? В зимний морозный день, клюющих просо из кормушки? А водопады? А рассветы и закаты на реке?

А просто зимняя дорога? Или летняя дорога. Даже не въяве, а показанная вдруг по телевизору – мелькнувшие в экране елки, сосны, колея… Что-то действительное, настоящее. А если кто-то просто хорошо споет? Разве не вздрогнет душа, не захочет человек немедленно встать, и пойти и сделать что-то важное и вечное? – то есть в любви и в радости, по своим силам и сверх сил.

Есть ли еще вопросы, зачем это все было затеяно?

Я спал один на громадной кровати. Постель не была расстелена. Значит, вчера я уснул, не дождавшись начала футбола Россия – Андорра, и жена выключила телевизор и ушла спать на диван в гостиную.

Одному лучше думалось. Вселенная, подумал я, – аналог человеческого мозга. Или наоборот.

Когда-то, в юности, я представлял нашу Землю с ее пространствами, с заводами и пароходами, полицией, политиками, атомными бомбами всего лишь косточкой в коленной чашечке какого-то Гиганта, огибающего… Что? Вопросы бесконечности в то время занимали меня более всего.

Казалось, что от нахождения ответов на эти вопросы зависит и все остальное. Смысл жизни.

И лишь сегодня, необычно рано, затемно проснувшись, я вдруг ясно-ясно понял, что – не косточка. Не в чашечке.

Я закрывал глаза и видел точки в темноте. Эти мерцающие точки были звезды на небесном своде. Если внимательно к себе прислушаться, то было слышно, вплоть до легкого шуршания, едва заметного, как эти звезды разбегаются, и это есть процесс мышления, рождения мысли. И очень внятно понималось, что он бесконечен. Их же мириады, нервных клеток, как пишут в учебниках.

Вот тут, на этом уровне догадки, я остановился. Но те, кто знают больше, могут пойти дальше. Возможно, строение Вселенной станет нам яснее, если обратить внимание на мозг. На то, например, что он состоит из пары полушарий.

То есть я понял, что Земля – не косточка в коленной чашечке Колосса, а именно нейрон, клеточка Его мозга. Которая живет, поскольку еще не успела умереть. Они же отмирают миллиардами, пишут в тех же учебниках. Но ведь и время у Гиганта, разумеется, свое. То, что для Него секунда, для нас – вечность.

Это никак не отвечало на вопросы, не вносило ясности в смысл жизни, но создавало некую иллюзию причастности к ходу Истории, иллюзию соавторства с Колоссом. Богом.

Если сам Он – не косточка в чьей-нибудь коленной чашечке…

Я усмехнулся. И пошел, сварил себе чашечку кофе. Стаканчик. Нервные клетки восстанавливаются, господа. Это неправда, что они не восстанавливаются. Обязательно!

г. Санкт-Петербург

Автор поэтической книги «Ненужные стихи» («Скифия», 2016). Родился в Ленинграде. Окончил Ленинградский политехнический институт по специальности «Экспериментальная ядерная физика». Работает в НИИ электрофизической аппаратуры им. Д. В. Ефремова.

Из интервью с автором:

Здесь представлены мои стихи из цикла «Третий тайм» и эссе о поэзии.

Мы живем в несоседних мирах,

никогда не касаясь друг друга,

нам достались косые дороги

и ночлеги в сквозных номерах.

Мы однажды явились на свет

по какой-то неведомой блажи,

быть отдельными, видимо, ближе

к назначенью, которого нет.

Я не родился каскадером

и не рубился на войне,

моя баронская корона

исподтишка мешала мне.

Я эту дрянь в сундук закинул,

за что хвалю себя вдвойне,

иначе б конь в трясине сгинул,

притом со мною на спине.

Теперь все дело только в шляпах,

они мелькают, как во сне,

одну забыл в медвежьих лапах,

с другой расстался на луне.

Зато я уток бью попарно

через каминный ход в стене

вчера – обжаренных шикарно,

сегодня – тушенных в вине.

Давно живу на этом свете,

шутить умею, но не лгу,

и где-то бродит мой свидетель

с вишневым деревцем на лбу.

Падший ангел, обломаны крылья,

за очками нездешний покой,

не нашлось бы трамплина на крыше,

возвратился живой и пешком

в то жилье, ту бездонную пропасть,

коммунальный роман про двоих,

где сегодня отпраздную пропуск

на свободу из мира войны.

И неважно, какие сожитель

обустроит поминки с листа,

только крылья получше сложите,

хорошо бы на море слетать.

Всегда найдется третий, свободный от забот,

он вовсе не стареет, поскольку не живет.

Вокруг бушует время, разгромлен бывший рай,

с утра в своей тарелке, улыбчив, как вчера.

Вулканы где-то зреют, кончается вода,

кончаются деревья, приходят холода.

Но что бы ни нагрезил очередной пророк,

попутчик наш не crazy, он просто умер впрок.

На поверхности пусто, из живности ряска да мошки,

в глубине затаилась чужая зеленая жуть,

я держусь наверху в интерьере из красок домашних,

я еще не готов за тобой в этот омут нырнуть.

Там нездешний покой маскирует себя под болото,

зазывая заблудшие души усталых людей,

там non stop для входящих без виз, паспортов и билетов,

но вернуться уже невозможно, а я не Орфей.

И в намеченный час достаю черно-белое фото,

от которого каждая клетка сочится тоской.

Не кончается ночь, не кончается кровь на салфетках,

не кончается зябкая дрожь за последней строкой.

Любой из нас – чудак,

эльф, человек и гном,

имеет свой чердак,

забитый барахлом.

На чердаке живут

обрывки фраз и слов,

забытых в суете

бесчисленных минут,

и я, старьевщик снов,