Я видел. Но я знал и другое.

– Это самоубийство, Марк, – сказал я. – Кому это надо? Сколько ты вложил в эту берлогу?

– Четыре года строил – сказал Марк. – Когда стало ясно, что Пушной зверек придет.

– Лучше бы ты тушенки побольше купил, – сказал я.

И в это время в воздухе раздался звук. Как будто гроза вернулась и, низкий, прошелся вдалеке, после разряда молний, гром. Обложив горизонт и распугав ворон. Из пустого голубого неба выскочил, как всегда неожиданно они выскакивают, самолет.

– Какой-то странный самолет, – сказал я.

Самолет, похожий на болванку, с короткими крыльями, стремительно удалялся в сторону Крюково. Затем появился второй самолет, третий… И скоро за бором ахнул взрыв. Красное облако огня вздыбилось на полнеба. Сотряслась земля.

– Это крылатые ракеты, – сказал Марк. – В укрытие!

В дверях стояла Ольга с суточными пакетами и с деревянным Петухом в руках. За ней зияла дыра люка.

– В укрытие! – скомандовал Марк. – Оба!

– Это что, ядерные? – сказал я.

– Были бы ядерные, нас бы уже не было, – сказал Марк. – Ну, бегом!

Мы с Ольгой проскользнули внутрь. Марк задвигал за нами люк.

– Я на минуту, до Сереги, – сказал Марк, когда я повернулся и успел увидеть в щели голову и руки Маркуса. Крышка захлопнулась. И в то же время лопнула Земля. Так показалось. Кубарем, я полетел вниз с лестницы. Через меня прошло громадное тепло. Пронзило и ушло куда-то дальше, в пол. А затем Земля раскололась еще раз. Все погрузилось в жар и мрак.

Иногда я думаю, зачем Марк показал мне бункер. Он ни слова не говорил мне об убежище под дачным домиком до того дня, когда пришел, как говорил Марк, Пушной зверек. То есть Писец. ПП – Полный Писец. Мы, правда, сильно сблизились с Марком после Второй Волны. И, с другой стороны, как бы еще Марцелла с Ольгой добрались до садоводства?

Понемногу я разобрался в хозяйстве Марка. Кое-что знала Ольга, кое до чего допер я сам. Например, я догадался, что за штука висит в углу бункера, сразу за вентиляционной камерой. Покопавшись, я включил табло. Это был уличный дозиметр.

У нас с Ольгой хватило ума не пытаться сразу выбраться наверх. Да мы бы и не сумели этого сделать. Марк обустроил лаз так, чтобы чайник не мог сдуру повернуть запоры люка и пустить внутрь смерть. Как будто он рассчитывал нарочно на меня.

Он только немного не рассчитал с часом П. Думал, у него еще есть время, рано еще уходить в убежище с концом, на год или на два.

Что, все-таки, случилось в тот злосчастный день? Из тех обрывков, что были услышаны нами по радио, мы поняли примерно следующее. НАТО атаковала наши ядерные силы, в том числе Крюковскую часть РВСН, крылатыми ракетами. Ядерный арсенал России уничтожили. Только не весь. Секретный, в космосе у нас висел козырный туз. Над территорией Соединенных Штатов рванул спутник с водородной бомбой. Полностью закрыв Америку.

Мы не знали, что случилось с остальными. Последней выходила на связь с миром франкоязычная радиостанция из Конго. Переводить было не обязательно: Полный Писец и в Африке Полный Писец.

Только первые дни я казнил себя, что не взял в последнюю поездку сына и жену. Кто знал, что все так сложится? Сын, кстати, все равно бы не поехал. Он никогда не ездил с нами в садоводство, потому что в загородном доме не работал Интернет. И сам я давно не любил свой загородный дом.

Когда я думаю о сыне, я печалюсь о другом. Я почему-то вспоминаю, как сердился на него за то, что сын не любит лыжных выходных. Случалось, что в субботу или в воскресенье мы с женой, как все добропорядочные люди, начинали собираться в лес. Типа мороз и солнце! Но сын упирался. Ни в какую! И мы, в общем, сердились, но вздыхали с облегчением. Ни я, ни она не любили лыж. Мы оставались дома, убивая время, кто как мог. Черт его знает, почему я это вспоминаю.

Я вообще не помню время с тридцати до сорока пяти. Хотя я продолжал выполнять личный план. Последние пять лет я помню хорошо, и то лишь потому, что после сорока пяти я твердо знал, что все это не то. И это понимание конца, которое накатывало, стоило мне посмотреть в окно.

В бункере окон нет. Разбираясь в хозяйстве Марка, я понял, что Марцелла собирался вытянуть наружу трубу перископа, но не довел эту работу до конца. Теперь это было невозможно. Да и что бы мы увидели снаружи!

Я, большую часть времени, кручу педали велогенератора, или копаюсь с запчастями к агрегатам. Или пишу свои заметки за столом, затянутым в зеленое сукно. Ольга читает, вырезает деревянные скульптурки или шьет. Мы редко говорим. Или, бывает, говорим взахлеб.

Вероятно, вот в таких же, или покомфортней, бункерах сидят еще где-то по миру группы уцелевших идиотов. А, может быть, мы с Ольгой остались вдвоем на планете. Возможно, мы должны стать новыми Адамом и Евой человечества. Если не сдохнем в вырытой своими же руками годовой могиле. Вернее, руками моего соседа Марка. Который знал, что Пушной зверь придет.

Да, это было в год Большого Взрыва, когда из морей и океанов вдруг выросли стрелы молний, скоро опоясавших земной шар причудливой сеткой – как ударами плетьми. Оказалось, что подводный мир кишел железными акулами, и вот наступил момент, когда они, почти одновременно, выплюнули ядерными жалами на сушу смерть.

Плети ударили и с суши. Долгожданный Конец Света наступил. Это почувствовал в эти минуты каждый на Земле. Люди вдруг поняли, что шутки кончились.

– О Господи! – кричали они, поднимая к небу руки. – О Великодушный!

Жаль, что они не видели в этот момент себя со стороны. Они то срастались в бурые большие пятна, то, как заряженные одинаково частицы, отлетали друг от друга. Будто бильярдные шары. Странно, но люди никогда не думают, что объективно ходят по Земле вниз головой.

– Спаси и сохрани! – молили они в своих разметаемых ядерным ветром, как картонные коробки, городах. Тьма заволакивала Землю – на короткое мгновенье появились звезды и погасли. Для внешней стороны, если смотреть от звезд, погасла, превратилась в черную дыру, Земля.

Там еще теплилась какая-то, – в подводных лодках, в бункерах, на дальних островах, в пещерах, – жизнь. Еще шла самая короткая в истории мира война. Глохли и стушевывались генералы, и садились молча, понимая, что никто не слышит их команды.

Сотни пилотов, успевших поднять машины в небо, в эти мгновения, ослепшие, сошли с ума. Их корабли вспарывали стратосферу, пролетали по ночи ракетой и валились обратно на Землю. Законы физики еще работали.

– О Господи, – шептали те, кто уцелел. – О Всемогущий!

Не к кому больше было обратиться. У всесильных королей и президентов, и у серых кардиналов, вдруг не оказалось слуг. Народы увидели, что их вожди бессильны. Теперь надежды не было ни у кого. Никому в голову не приходило винить в Конце Света власть, как обычно ее обвиняли во всем, что не нравилось народу.

Люди вставали на колени и молились Богу.

А потом обрушивали на Бога проклятья – видя, как сползает мясо с костей их еще живых детей:

– Как Ты мог, Бог? Видишь ли, что Ты наделал, Господи?! Да есть ли Ты, если позволил допустить такое?!

Да есть Я, есть. А что Я мог?

Люди любят представлять Меня Кем-то вроде гроссмейстера, переставляющего на доске фигуры.

Ну, хорошо, пусть шахматы…

В любой игре есть правила. Есть время на игру. Есть цель.

Жаль, говорю, люди не видят никогда себя со стороны. Хотя это не сложно. Как не сложно понять, что в любой игре есть, минимум, два игрока. Один делает ход – время пошло.

Вот, если вместо шахмат начать на доске играть в Чапаева, то что получится? Обычно, впрочем, со Мной начинают играть в дурака.

Или если у человека нет желания выигрывать или хотя бы свести партию вничью?

Я скажу больше: пусть второй игрок садится на Мое место, сыграет за Меня. Будто с самим собой. Это довольно часто происходит в шахматах.

Кто победит?

О, эти мольбы миллиардов! Ежедневно, еженощно. Но если человек хочет стать овощем, это не значит, что Я стану помогать ему в этом. Овощей у Меня и так полно.