– Чтоб я сдох, если это не керосин,– прогундосил здоровяк, получивший "леща". Приятели подтвердили.

– Эй, где ты там, дохлятина, подь сюда,– прибежал крендель в бабочке.

– Ты че, гад, творишь? Жить надоело? Ты над кем, обмылок, шутить надумал? Ты че не знаешь меня? Забыл? Я – Гоша!– и Гоша, чтобы закрепить намертво информацию о своей особе в извилинах кренделя, влепил ему пятерней в лоб. От такой плюхи тщедушного халдея унесло куда-то в глубины заведения, судя по грохоту посуды – на кухню. Вернулся крендель без бабочки, но не один. Рядом с ним вышагивал мужичина габаритами не уступающий Гоше со товарищи. Сзади сосредоточились еще трое таких же – шкафообразных.

– В чем дело, брателла, зачем маленьких обижашь?

– А ты попробуй это пойло, блин. За такое не бьют, а убивают в приличном обчестве,– Гоша протянул вышибале фужер. Тот нюхнул, лизнул и так же, как давеча крендель, непонимающе уставился на клиентов. На Кешин щелчок ни кто внимания не обратил.

– Ну, водка и водка, нормальная. Сам такую пью. В чем проблема, Гоша?– у Гоши глаза налились кровью. – Ты что издеваешься, сучье вымя? Там керосин,– и влепил мужичине в лоб, но уже кулаком… Махач получился славный, заведение разнесли вдребезги, из мебели целым остался только металлический поручень у барной стойки и тот в нескольких местах согнули. Победили вышибалы. Численный перевес, да и троица обломов пришла уже в Эльдорадо несколько уставшей. Тушки вынесли и сложили за ближайшим углом.

Кеша наблюдал за баталией с улицы. Через час обломы оклемались, начали приходить в себя. Кеша вынул из воздуха стул, сел, сделался видимым и терпеливо ждал, когда рожи обидчиков примут осмысленное выражение. Первым оклемался Гоша. "Крепкий организм у парня",– подумал Кеша. Гоша открыл глаза, сфокусировал взгляд, увидел Кешу и спросил: – Ты хто, где я тебя видел?– Кеша крякнул,– "Отбили видать парню память". Вслед за Гошой подтянулись и двое остальных. И вот уже троица, лежа на асфальте, пялится на чудного дедка, который сидит перед ними на стуле. – Те че надо, дед, пшел нах, не видишь – мы болеем? – Эх, робяты, не учили вас папы с мамами вежливости, а зря. Я ведь возмездие ваше, со мной надо разговаривать почтительно и через слово прощения просить,– Кеша укоризненно покачал головой.

– Ты че несешь, сморчок бородатый? Вспомнил я тебя. Че мало звиздюлей в прошлый раз получил? Час мы это дело поправим. Не уходи никуда. Вот малость отдохнем, день у нас нынче трудный, суетный, должно к дождю,– посмотрел Кеша на отморозков, нет не пробрало балбесов, как были свиньями, так ими видать и помрут. Недаром народ поговорку сочинил про черного кобеля, которого не отмоешь до бела.

– Ну, будь по-вашему, хотите свиньями быть – будьте,– и пальцами щелкнул. И на месте трех отмороженных обломов тут же появились три черных хряка. Что там с ними дальше стало, не знаю. Толи их милиция, как бездомных и агрессивных перестреляла, то ли обыватели выловили и на колбасу пустили. Кеша же улетел в самую глухомань и живет сейчас в Сибири, в маленькой деревушке. Название не скажу. Я сам оттуда. У нас там хорошо ни отморозков, ни обломов, ни кризисов.

СКАЗКА ПРО БАБУ-ЯГУ

Глава 1

В деревне одной бабка жила – Ульяна Харитоновна. Лет 70-ти, пенсионерка. Всю жизнь в колхозе за трудодни горбатилась, поэтому и пенсия была курам на смех. Кормилась огородом, десяток кур держала, да поросенка. Поросят всегда называла Борькой. Может быть, в молодости какой-то шалопай с этим именем бабке подгадил, чем нибудь, вот она в отместку всех своих поросят так и называла. Характер у Харитоновны был тяжелый. Скверный – можно даже сказать, отвратительный, скандальный и стервозный. Оно и понятно. Родилась-то она белой и пушистой, а жизнь подправила. То война, то перестройка… Да и личная жизнь не удалась. На той-то войне, что Отечественной Великой называют, мужиков-то поубивали. Какая к чертям собачьим личная жизнь?

Вот и доживала свой век одна, как перст, бабка Ульяна. За характер сволочной, односельчане за глаза, прозвали ее Бабой Ягой. И действительно было даже некоторое внешнее сходство с киношной, которую играет актер Миллер. Даже платок Харитоновна повязывала так же – узлом на лбу. Разве что в лохмотьях не ходила и изба у нее на куриных ногах не вертелась. На этом сходство с прототипом и заканчивалось. В отличие от мифической -эта Баба Яга, ничего такого делать не умела, а наоборот – ни в Бога, ни в черта не верила. И будучи в юности комсомолкой, искренне полагала, что их придумали буржуи 2000-лет назад, чтобы легче управлять темными тогдашними рабочими и крестьянами. Опиум – одним словом – больше ничего. И когда Россия вдруг, как по команде, бросилась после-91-го во вновь открывающиеся храмы креститься и причащаться, припала так сказать к истокам, Харитоновна одна, из немногих старух в деревне, осталась при этом своем атеистическом убеждении, а потому креста не носила и икон в избе не держала. В 91-м, когда СССР приказал долго жить, а в Беловежской пуще собрались самые большие тогдашние начальники, чтобы его похоронить, Харитоновне исполнилось 70-т и, была она еще вполне бодрой и здоровой старухой. Только вот жизнь становилась все трудней. В 92-м инфляция взвинтила цены и, на пенсию жить стало и вовсе невозможно. Огород только и спасал.

Деревушка находилась км в 30-ти от областного города и ее жители вскоре одними из первых в стране получили возможность наблюдать, как появляются и встают на ноги так называемые "новые"русские. Они скупали земли и строили себе особняки из кирпича, стекла и пластиковой черепицы. "Это же какие деньжищи люди в строительство эндаких хором вбивают. Где берут?"– чесали в затылках деревенские. Вскоре рядом с деревушкой вырос целый элитный поселок "домиков-пряников", со своей инфраструктурой. Вот эти "новые" и переменили жизнь бабки Ульяны. Началось с того, что кто-то из них начал расспрашивать местных, а нет ли у них в деревне какой-никакой ведьмы или ворожеи, которая умеет что нибудь эдакое. Кто-то возьми да и укажи на избенку Харитоновны – эвон, мол, у нас целая Баба-Яга имеется.

Пошутил, конечно же, всяк знал, что никакая бабка Ульяна не ведьма, про комсомольскую юность и что даже партизанила в прошлую войну знали. Однако пальцем кто-то из озорства ткнул. И как-то днем бабку Ульяну, ковыряющуюся на грядках, кто-то окликнул:

– Уважаемая, не Вы ли Ульяной Харитоновной будете?– у перекошенного забора стоял здоровенный дядька в кепке с длинным козырьком. На кепке имелась надпись не нашинскими буквами и лошадиная морда.

– Ну, я. А че надоть?– Харитоновна выпрямилась и, уперев руки в бока, уставилась на дядьку с лошадиной мордой на кепке.

– Поговорить хочу за жизнь, Ульяна Харитоновна. Просьбишка у меня к Вам есть пустяшная для Вас, если договоримся по душам, то и отблагодарю в меру сил своих финансовых,– заискивающе улыбнулся дядька.

Харитоновна недоуменно пожала плечами и, не видя пока причины для скандала и ругани, ответила:

– Ну, проходи в избу коли так,– в избенке у нее было хоть и тесно, но чисто. Гость, усевшись на табурет, огляделся, хмыкнул и изложил свою нужду:

– Прослышал я, меня Толяном все кличут, что сильная вы ворожея, Ульяна Харитоновна, что всякие там народные способы ведаете и можете удачу в делах наговорить или, наоборот… там,.. порчу навести. Вот с этим к Вам и пришел.

– Да хто это вам ляпнул такое?– возмутилась Харитоновна.– Сроду я такими делами не занималась.

– Да я заплачу Вам, сколько скажете, не сомневайтесь,– Толян выхватил из кармана кошель и затряс купюрами перед носом опешившей бабки.– Бабла не жалко, только помогите!

– Да что стряслось-то, милок? Может чайку заварить?– от вида эдакого количества денег Харитоновна обомлела.

– Да конкуренты, будь они неладны, того и гляди весь бизнес порушат,– стал жалобиться Толян, прихлебывая из старой, расколотой кружки предложенный чай.– Особенно один гад, Борисом звать. Мне бы его как-то нейтрализовать, а с остальными я уж как-нибудь сам управлюсь.