Лучше бы расстреляли. Даже Кощей норм Колымских не выдерживал, падал. Люди же обычные, мерли как мухи. До 53-го, пока кавказец-инородец дуба не дал, почитай – 8-м годов Кеша горбатился на "хозяина" и эшелон руды, одной киркой за эти года наковырял. Потом была амнистия. Кеша поехал в Смоленскую губернию – все же места знакомые, обжитые. Устроился в колхоз по специальности – сторожем. Колхоз домишко предоставил. И снова стал Кеша жить жизнью тихой, законопослушной. Днем отоспится и на приусадебном участке копошится, ночью с колхозным пожарником в подкидного режется, т.е. охраняет колхозную собственность от лиходеев. А страна тем временем шарахалась, то в "оттепель", то в Карибский кризис, в космос летать люди начали, чего-то там поднимали, осваивали, ускоряли, догоняли, перегоняли. Но как-то все мимо Кощея.
После Колымских разносолов, жизнью своей Кеша был очень доволен. Вышел, как положено, на пенсию. Целых – 7 рублей дали. На спички и соль хватало. Опять бороду до пупа отрастил, чтобы постарше выглядеть, да и живет себе, в ус не дует. Ушел Хрущев-кукурузник. Леня Брежнев тоже ласты свернул. Потом началась чехарда со сменой кремлевских старцев. Кеша их запоминать не успевал. Андроп, Черненко. Кто-то там еще. Потом лет на 7-м – Горбачев "меченый", как его народ прозвал. Этот и вовсе страну развалил. Почти как в 17-м бардак. Кеша уж решил, что до очередной гражданской дожил. Ан нет, видно время не пришло. Если и была, то вялотекущая. В ту-то Гражданскую, каждый за свое цеплялся, собственников много потерявших собственность было. Оттого-то люто так и резали друг друга. А в конце века как раз наоборот. Растаскивали ничье т.е. государственное. Но постреливали. Потом года эти назвали "лихие девяностые". Тот щелкопер, что это первый озвучил, истинного лиха и не видывал, но название прицепилось, как репей к собачьему хвосту. Так вот в эти то "лихие девяностые" Кощею действительно лихо пришлось. Сначала пропали из продажи спички, потом соль. Жрать стало нечего.
Колхоз развалился, все стали снова единоличниками. Поделили технику и угодья, причем руководство бывшее колхозное организовало АОЗТ/Акционерное общество закрытого типа/и по новым хитрым законам 80% бывшей колхозной собственности себе захапала. А закрытое, потому что никого кроме родственников председатель в него не принимал. Нет, ну на работу нанимайся, пожалуйста, но не полноправным членом, а бесправным. И это по всей стране. На заводах и фабриках, на электростанциях и рудниках. Даже Кеша, от политики далекий человек, плевался, наблюдая, за тем как ничтожная часть населения стремительно богатеет, а основная масса нищает со скоростью еще более стремительной. "Кто же это власть в стране захватил?"– гадал Кеша.– «Да большевики по сравнению с ними ангелы белокрылые»,– однако, нужно было что-то есть и как-то жить. Пришлось с приусадебного участка тащить на рынок редиску да помидоры. А что делать? Без спичек и соли как? Приехал как-то в райцентр Кеша, заплатил за место, стоит редиску свою нахваливает. Что, мол, и полезна, и от всяких хворей помогает. И тут подходят к нему трое обломов и требуют оплату за место: – Гони, дед, монету.
– Я уж, сынки, проплатил в кассу,– Кеша отвечает. Те смеются. – Мы,– говорят,– народные контролеры, по совместительству защитники и мстители, крыша – короче. Так что гони, дед, монету не выеживайся,– и сумму назвали такую, что Кеша, если бы не был бессмертным, то умер бы от инфаркта, даже дыхание перехватило. Ему и за месяц столько не наторговать. Что и озвучил незамедлительно. Обломы осерчали. Да так, что вспомнил Кеша минуту спустя и ЧеКа, и Гестапо, и СМЕРШ. Били его долго и вдумчиво. Неделю отлеживаться пришлось. Ну и по голове само-собой попало тоже. Лежит Кеша в своей хибарке голодный, да неухоженный. Друзей приятелей не завел, семьей не обзавелся. И вспомнилось ему, как хорошо кормили его в больничной столовке, перед Великой Отечественной. А еще те времена, когда он способностями обладал необычными.– "Эх, сейчас бы и краюха черного ушла за милую душу",– подумал Кеша и пальцами щелкнул. И… ну да, обалдел, краюха натурально с потолка ему в руку упала. Видимо битье на пользу пошло мозгам. Чего-то там, на место опять, как надо вернулось.
Кеша от радости про болячки забыл. Вскочил с постели, будто ему не 1000-а с хвостиком, а лет 20-ть. Способности проверяет. Все вернулись до одной, даже кой-чего прибавилось. Раньше он летать не мог, а теперь только пожелал, пальцами щелкнул и чуть потолок спиной не проломил. Перекусил на скорую руку, бросил свою завалюху – бывшую колхозную собственность к чертовой матери и, сделавшись невидимым, в райцентр полетел. Обломов-обидчиков быстро разыскал. Эти ребята все трое там же на входе у рынка в иноземном драндулете обосновались. Двери распахнули, музыку врубили тоже ненашенскую и баночное пиво сосут и тоже забугорное. Ну, чисто басурмане, только морды конопатые. Кеша минут 10-ть круги над ними выписывал, все никак им наказание придумать не мог. Что в голову ни приходило – все недостаточным казалось. Для начала колеса у таратайки все проколол. Решил издалека начать. Когда на все 4-ре обода "телега" дружно присела, обломы озадачились. Вылезли, вокруг ходят, пинают скаты, бошками вертят уж не прострелил ли кто. А Кеша тем временем за стекла взялся и в 5-ть секунд все вынес в мелкие осколки. Ну, заодно и по музыкальной хрени прошелся. Наступила тишина, аж в ушах зазвенело. Обломы остолбенели. Их любимое транспортное средство за минуту превратилось в непойми что. Будто в жуткой аварии побывало.
А Кеша только начал во вкус входить. Оказывается хулиганство завлекатнейшее занятие, если тебя никто не видит. Пролетая над растерянной троицей, отвесил самому здоровенному облому леща по шее. Удар-то так себе для этой шеи, но придурок, никого кроме приятелей рядом не видя, понял правильно, кто его зацепил. И не тратя время на разбирательства, вмазал со всей дури одному, а потом и другому. Завязалась потасовка. Про авто обломы забыли напрочь, зато вспомнили все обиды друг на друга накопленные. Бились насмерть. Через пять минут без содрогания на троицу смотреть было нельзя. Народ начал собираться любопытный. Близко не подходили, опасались. А троица билась из последних сил. Но и они все же иссякли и теперь сидя на асфальте, обломы рассказывали все, что думают друг о друге. Народ подтянулся поближе и слушал, как завороженный. Столько интересного и в одном месте – это ведь праздник для души любознательной. Но и плохое и хорошее, все когда нибудь заканчивается. Отплевались обломы, отлаялись. Глянули на авто свое забугорное в хлам убитое, поднялись и пошли в ближайший трактир горе запивать. Кеша за ними. Ну, вот мало ему, не удовлетворилась душа содеянным. Трактир не трактир, но надпись мигала и переливалась – "Эльдорадо". Туда троица и нырнула. Следом вошедший Кеша, увидел их уже сидящими за столиком, рядом согнулся халдей в белой рубашонке без рукавов и с черной бабочкой на шее. Согнувшись кренделем он торопливо чиркал ручкой в блокноте, с опаской косясь на помятые лица клиентов. Кеша присел за угловой столик. Через стол от объектов наблюдения. Халдей убежал, приняв заказ и, через минуту уже вернулся с подносом. Графин, фужеры, маринованные грибочки. Сноровисто расставил все перед клиентами, набулькал граммов по 150-т и убежал. Объекты молча взялись за фужеры, Кеша щелкнул пальцами. Начали пить, но сделав по глотку все трое дружно начали отплевываться:
– Эй, морда, ты че нам принес?– заревели все трое хором. Примчался крендель в бабочке.
– Водочку-с, как и просили, что-нибудь не так-с?
– Сам попробуй, козел,– сунул ему в нос фужер один из троих. Крендель взял фужер, Кеша щелкнул пальцами, крендель лизнул и недоуменно уставился на клиентов. – Ну да – водочка-с, как я и осмелился доложить. Пейте, не сомневайтесь, господа, не паленая-с,– и убежал. Обломы уставились на фужеры. Понюхали. Водкой пахнет без сомнений. Подняли, Кеша щелкнул пальцами, сделали по глотку и снова начали плеваться.
