«Будь что будет». — Элрик хлопнул себя по щекам и поднялся.
Да, отец повернулся к нему спиной, ушёл и с тех пор от него ни слуху ни духу. Но. Это совсем не означало, что Рой Мустанг поступит так же. Полковник четыре года терпел его выходки и дурное поведение, порой они не разговаривали неделями, а порой могли спорить до хрипоты. Но Мустанг никогда не оставлял его. Дулся, злился, ругался — но всегда был рядом. Стоило только позвать.
И Эдвард очень надеялся, что и в этот раз, несмотря ни на что, всё закончится хорошо.
Пусть опекун и повернулся к нему спиной, всё-таки ещё не ушёл. Ещё не совсем отказался. Ещё был шанс прийти с покаянием и получить прощение. Закусив губу Эдвард подумал, что за четыре года службы заветное «прости» покинуло его губы только пару раз.
Ему всегда было тяжело вслух признавать свои ошибки.
Оставшиеся три этажа мальчик поднимался около четверти часа — постоянно останавливался, сомневался, но в итоге находил в себе силы идти дальше.
Он должен был это сделать.
В сотый раз за день прокручивая в голове заготовленную речь, Эдвард вдохнул в лёгкие побольше воздуха и остановился у нужной палаты, подняв кулак чтобы постучать.
«Так, соберись. Просто начинай говорить сразу, как зайдёшь и не позволяй ему вставить и слова, — мальчик сглотнул ком слюны и нервов, сильно зажмурил и открыл глаза, — всё будет хорошо».
Стук вышел до нельзя слабым, даже сам Эдвард его расслышал с трудом. На мгновение промелькнула мысль, что это знак свыше и ему стоит повременить ещё немного, но голос разума не на шутку разозлился, обозвав трусом и не желающим отвечать за свои проступки мальчишкой. Это немного привело в чувство, и Эдвард, шумно втянув носом воздух, аккуратно, максимально тихо повернул ручку.
Дверь открылась без скрипов.
Мальчик недолго потоптался у порога и зашёл в палату, удивлённый, что Рой опять отгородился от остального мира занавеской. Он делал так в первые дни своего пребывания в госпитале и прекратил примерно через неделю, когда понял, что никто не собирается над ним подшучивать или беспокоить чисто из спортивного интереса. Однако в этот раз что-то было не так. Эдвард нахмурился в недоумении, всматриваясь в едва различимые тени за занавеской, про себя негодуя, что материал выполнен в довольно плотной ткани, очень плохо пропускающей солнечные лучи. Из-за этого понять, был ли с опекуном сейчас кто-то, было почти невозможно. Но интуиция утверждала, что Мустанг не один и что ему, Эдварду, следует затаиться и ещё несколько минут не выдавать своего присутствия. Должно было что-то произойти.
Молчание продлилось ещё несколько мгновений. Эдвард уже почти решил, что зря разволновался, когда приглушённый голос Роя разрезал тишину:
— Ты уверена?
Эдвард затаил дыхание. Вот оно!
— Да. Ребекка давно предлагала мне пойти к ней вторым консультантом. Зарплата хорошая, да и от дома недалеко.
«Старший лейтенант?!» — Элрик в неверии распахнул глаза. Девушка в это время всегда была на работе и в отличие от своего начальника никогда не покидала Штаб без причины. Ладно, посещение раненного начальника — причина, и довольно веская, но Хокай всегда приходила к нему во время обеда или до или после рабочего дня. Что-то тут было не так. И куда шёл этот разговор? Старший лейтенант решила сменить место работы? Или же это она Мустангу предлагала? Но он же вроде как хотел в преподы в академию идти, нет?
Эдвард потряс головой, понимая, что в край запутался.
— В таком случае, я спокоен: было бы больно видеть тебя с другим полковником. Извини, что вызвал посреди дня, но пока ещё в строю, хочу попользоваться своими привилегиями. Мне просто нужно было тебя увидеть.
«А-а, ну, тогда это всё объясняет. — Эдвард потёр лоб. Старший лейтенант не могла противиться приказам старшего по званию и, тем более, своего прямого начальника, даже если тот находился на больничной койке и был в двух шагах от ухода в отставку. — Думаю, теперь я могу заявить о своём присутствии. Конечно, хотелось бы сказать это наедине, но… лейтенант не позволит ему меня прогнать!»
Мальчик неслышно втянул ртом воздух и сделал шаг к занавешенной койке, когда опекун снова нарушил тишину. В этот раз мужчина приподнялся, приняв сидячее — это было заметно по едва проступившей тени — и протянул руку к Ризе.
— Раз мы всё решили, больше преград нет, и я просто не могу не спросить: ты выйдешь за меня?
«Что?!»
Эдвард замер, не в силах пошевелиться.
Его словно громом поразило, и он мог только открывать и закрывать рот, глупо таращась на всё ещё занавешенную шторку, за которой скрывались его опекун со старшим лейтенантом.
Ему не послышалось — мальчик был в этом уверен. Мустанг сделал лейтенанту Хокай предложение! Предложение! Тот Мустанг, который столько лет ходил вокруг да около, будучи не в силах даже на свидание её пригласить!
Невероятно.
Вместе с пониманием в груди вдруг поселилась пустота. На мгновение воз-никло чувство, что земля приостановила свой ход и всё вокруг, кроме бешено бьющегося о рёбра сердца, замерло. Эдвард шумно сглотнул, поняв, что сейчас опекуну будет совершенно точно не до него и его извинений. Вполне вероятно, что Рой теперь вообще предпочтёт сделать вид, что Эдварда не существует.
«Нужно было идти к нему раньше, а теперь кусай локти!»
В глазах почему-то встали слёзы, и мальчик поспешил смахнуть их тыльной стороной ладони. Нужно было уходить из палаты и как можно скорее — не хватало ещё ругани за подслушивание. Эдвард подавил вздох и развернулся. Чем-то вся эта история походила на детскую игру «третий — лишний», за одной лишь разницей, что теперь от осознания себя проигравшим на сердце было очень больно.
Ему некуда было возвращаться. Конечно, бабушка, Винри и Альфонс без раздумий примут его, но велика вероятность, что даже друг полковника не сможет убедить органы опеки переоформить опекунство и тогда — всё — здравствуй, детский дом. Мальчик передёрнул плечами от ужаса. Внутри теплилась надежда, что Мустанг с ним так не поступит, что согласится потерпеть его ещё полтора года, прежде чем навсегда вышвырнуть из своей жизни. Эдвард даже пообещал себе, что в этом случае станет самым послушным и вежливым ребёнком в Аместрисе.
Он не хотел в интернат.
— Эдвард.
Мальчик замер с протянутой к ручке двери рукой, чувствуя, как вдоль позвоночника побежали мурашки. Его заметили. И не кто-нибудь, а сам Рой Мустанг.
«Ну всё, мне конец»— Эдвард сглотнул и медленно повернулся, предварительно опустив голову, боясь встретиться взглядом с рассерженным опекуном.
— Подойди. — мальчик послушно сделал несколько шагов к койке, скрывающая шторка возле которой мистическим образом исчезла. Сейчас на него смотрели две пары внимательных глаз, и Эдвард не был уверен, как будет оправдываться. К счастью, прежде чем он открыл рот, Мустанг осторожно протянул к нему руку. — Ты совсем не умеешь прятаться, ребёнок, что случилось, всё хорошо?
От спокойного голоса опекуна у мальчишки защипало в глазах. Он был уверен, что сейчас его отругают, в крайнем случае — дадут подзатыльник, но чего он точно не предполагал, так это что о нём начнут беспокоиться. Горло сдавило спазмом, а пальцы принялись мять подол футболки.
Он будет последним идиотом, если сейчас не поборет свой страх и не скажет всё как есть.
Эдвард зажмурился, сгорбился и, сам не зная от чего, закричал во всё горло:
— Прости, пожалуйста! Я больше никогда!.. Я не хотел такого, я!.. Я не заслуживаю, но…
Его вопли чистого раскаяния были прерваны аккуратно лёгшей на его щеку большой ладонью.
— Иди сюда, малыш.
Элрик в неверии распахнул глаза. Голос опекуна был необычайно ласковый, а глаза светились добротой. Это было настолько неожиданное зрелище, что на мгновение мальчик решил, что ему привиделось. Но рука взрослого всё ещё лежала на щеке. Неведомым образом присутствие полковника успокаивало. Мальчик облизнул сухие губы, снова открыл рот, чтобы что-то сказать, но промолчал и закрыл его. В глазах ещё стояли слёзы стыда и вины и как бы ребёнок ни старался, никак не мог засунуть их обратно. Толком не соображая, что творит, Эдвард сделал ещё шажок и уткнулся мужчине в грудь.