По узкой дорожке между двумя отелями до пляжа оказалось рукой подать. Днём она курортный берег практически и не видела — рыбацкая бухта не в счёт, да и вид у неё был не очень привлекательный, с грязноватым на вид песком и кучами водорослей. Сейчас же, в лунном свете, море напоминало фантастический инопланетный пейзаж, с гигантской, неправдоподобно яркой луной, серебряным песком и полосками ажурной пены на свинцовых волнах.

Побродив босиком по тёплой воде линии прибоя, Василиса решила, что столь романтической картиной стоит полюбоваться спокойно и с комфортом, чтобы проникнуться и запомнить. Она вернулась к началу пляжа, уселась на прогревшийся за день на песок и попыталась облокотиться на пальму. Выяснилось, что лицом к морю это сделать невозможно — все стволы сильно наклонялись в сторону воды. Повозившись, она притулилась к пальме сбоку, но всё равно было неудобно, и планируемое спокойствие снисходить не спешило.

Девушка немного послушала раковину — гипнотический шум немного изменился: теперь в него вплеталась тихая, на грани слышимости, мелодия. Василиса почувствовала, что засыпает и, чтобы придти в себя, попыталась продолжить музыкальные упражнения. В этот раз раковина издала чистый, звенящий, радостный звук, который как бы говорил: — Я здесь!

В ответ мелодия из раковины зазвучала громче, торжествующе и зовуще. Ошарашенная, она опустила свой музыкальный инструмент на песок и взглянула на море — картина изменилась: волны утихли, а луна, раньше равнодушно освещавшая окрестности, нарисовала на водной глади чётко очерченную дорожку. И по этой дорожке к берегу двигался силуэт мужчины, протягивающего к Василисе руки.

Она пристально вгляделась, неверяще вскрикнула, вскочила и бросилась навстречу. Вбежав в воду, Василиса не остановилась, а так же стремительно пошла вперёд. Ей казалось, что она даже не идёт, а летит по лунной дорожке. Проснувшаяся Ликси ожила, замяукала, и вонзила коготки в плечо девушки, которая, покачиваясь, брела уже по колено в воде.

Лёгкие царапины Василиса даже не заметила. Тогда хранительница, увеличившись до размеров обычной кошки, впилась когтями в спину своей подопечной, и заорала ей прямо в ухо — безрезультатно. Ликси заметалась, попыталась лечь девушке на голову и закрыть ей лапами глаза, но та резко дёрнула плечами и сбросила назойливую помеху в воду. Забив лапами, кошка ухитрилась зацепиться за край юбки, мокрой уже до пояса, и отчаянно, как до смерти испуганный ребёнок, закричала.

Подняв тучу брызг, рядом плюхнулся огромный чёрный зверь и попытался заступить Василисе дорогу. Но та с нечеловеческой силой оттолкнула препятствие, погружаясь всё глубже и глубже. Окунувшаяся с головой Тави вынырнула, отфыркалась, и исчезла, успев крикнуть Ликси:

— Зови её! Не отпускай!

Через мгновение пума снова возникла практически в том же месте, но не одна: носом она подталкивала полуодетого плечистого молодого человека, явно ничего не соображающего. Тави ударила его лапой, и прохрипела:

— Вытаскивай её, идиот!

Молодой человек начал озираться с безумным видом, потом увидел впереди распластавшуюся по поверхности косу, потемневшую от воды, очнулся и бросился вперёд. Он почти догнал Василису, успевшую уйти на десяток шагов, но внезапно море перед ним вздулось пузырём, из которого вылупилось, распространяя запах несвежей рыбы, отвратительное чудище: лягушачья кожа, устрашающий клюв на морде, короткая шерсть на голове, увенчанной блюдцем с опалесцирующей жидкостью. Растопырив длинные лапы с перепонками, нечисть пошла на парня, отсекая его от своей жертвы.

От первого мощного удара в грудь зверь даже не пошатнулся. Зато второй удар, пришедшийся в переносицу над клювом, заставил его отдёрнуть голову, отчего светящаяся вода выплеснулась из блюдца. Подоспевшая Тави попыталась зацепить чудовище когтями, но промахнулась, и оно лишь покачнулось, а потом внезапно упало навзничь, ушло под воду и исчезло из вида.

В два прыжка догнав Василису, парень придержал её за косу, рывком подхватил на руки и, не обращая внимания на сопротивление, потащил к берегу. Девушка извивалась и отчаянно сопротивлялась, пустив в ход ногти. Спасатель, едва удержав ей, зашипел от боли в разодранных плечах, тяжело вздохнул, и пробормотал:

— Извини, Вась, так надо.

После этого он решительно окунул её с головой в воду, досчитал до трёх, и, вытащив безвольно поникшее тело, побежал к берегу. Тави, поймав зубами за загривок и закинув себе на спину судорожно бьющую лапами по воде Ликси, бросилась следом.

Бережно уложенная на сухой песок Василиса, не дожидаясь реанимационных мероприятий, села, потом вскочила на ноги и попыталась броситься к морю. Тави толчком опрокинула её и придавила лапой:

— Куда, идиотка? В последнюю минуту ведь вытащили!

Пытаясь выкатиться из-под лапы и встать на колени, девушка надрывно закашлялась, и прохрипела:

— Пустите! Он меня зовёт!

Не убирая лапы, Тави спокойной поинтересовалась:

— Зовёт — кто?

— Да Макс же! Он там!

Оглядев безжизненный горизонт и тающую лунную дорожку, пума мягко, успокаивающе замурлыкала:

— Нет там никого. Померещилось это тебе. Посмотри сама.

Обернувшись к парню, она вполголоса поинтересовалась:

— Макс — это кто?

— Парень её бывший.

— Расстались?

— Нет, он погиб, почти два года назад.

Тави нехорошо оскалилась:

— И, пожалуй, я догадываюсь, как он погиб. Утонул?

Василиса уже спокойно села и резко возразила:

— Значит, не утонул, если за мной пришёл.

Она посмотрела на тёмное море, перевела взгляд на парня и с невероятным удивлением воскликнула:

— Гриша, а ты здесь что делаешь?

Григорий, выливающий воду из туфель, с облегчением вздохнул, многозначительно взглянул на Тави и спокойно ответил:

— Знаешь, я и сам хотел бы узнать.

Убедившись, что морок отступил и Василиса более-менее пришла в себя, гигантская кошка села между ней и морем, брезгливо отряхнулась, и коротко объяснила:

— Сирены.

На недоуменные вопросы уточнила так же конспективно:

— Русалки. Ундины. Лобасты… Кто-то из них.

Потом задумалась, и опасливо добавила:

— Судя по силе зова, как бы не сама Морена была.

Григорий возмутился:

— Да что этой нечисти от нашей Василисы понадобилось?

Поведя лопатками, Тави скинула со спины как будто прилепившуюся к ней, дрожащую Ликси и кивнула в сторону девушки:

— Давай, на место. Между прочим, это ты не доглядела. Позвала бы раньше — не пришлось бы границы ломать и этого тормоза, — она кивнула в сторону Гриши, — сюда волочь.

Ликси, даже не стряхивая налипший на мокрую шкурку песок, рванулась к хозяйке, и уменьшившись, обвилась вокруг запястья.

Пума одобрительно кивнула:

— Вот сразу бы так. И не вздумай с этого места сдвинуться, пока от открытой воды подальше не уедете. А я сейчас попробую рассказать, что по поводу этого безобразия думаю.

Грациозно встав, она несколько раз прошлась взад-вперёд перед слушателями, как бы собираясь с мыслями. Василиса и Гриша синхронно хихикнули.

Тави остановилась и сухо поинтересовалась:

— По какому поводу веселье? Поделитесь со мной, а то мне ситуация представляется весьма серьёзной, но, видимо, я чего-то не понимаю?

Сдерживая смех, Василиса извинилась:

— Мы не нарочно. Просто ты почему-то вдруг стала на одного нашего преподавателя похожа.

— И кто же этот достойный человек?

— Ты её не видела. Профессор Никифорова.

— Никифорова? Вот такая? — и кошка ухитрилась придать своей морде хорошо знакомое доброжелательно-снисходительное выражение.

Ребята пришли в восторг и подтвердили, что, точно — она. Тави отреагировала уважительно и обрадованно — мол, если ужа сама Внучка в их судьбе участие принимает…

Василиса с Гришей переглянулись и хором спросили:

— Чья внучка?

— Как чья? Бабы Яги. Любимая и единственная. Вертит старухой, как хочет, Прекрасная и Премудрая вообще из рук есть. Сам Кощей её побаивается, а уж Иван-Царевич — тот и вообще до дрожи и недержания.