Сашку редко отпускали гулять одного – в его обязанности входило следить за младшей сестрой, поэтому она таскалась за ними, как хвостик. Причем далеко не безобидный рудимент, а такой хвостище – управленец, который, чуть что, ехидно сощуривал свои карие глазки – вишенки и заявлял: «А я маме с папой расскажу». И брат с Яром наперебой старались ей угодить.

Она была не по годам развитым ребенком, эдаким Кевином в юбке, провокатором и подстрекателем.

Отец у них в семье был непререкаемым авторитетом, и его слово было нерушимо – мог лишить любого удовольствия, и это так сказать мягкий вид наказания.

И вот Варенька-ангелочек, пока Саша – Ярик (как их называли в обеих семьях) резались в морской бой, папа мирно читал газету, мама решала кроссворд, а бабушка вязала носки, вышла на середину зала и громко сделала заявление:

– А мне Саша – Ярик про секс рассказали!

Обстановка в квартире вмиг стала похожа на репродукцию картины «Перед грозой», и отчетливо стали слышны раскаты грома. Саша – Ярик, несмотря на увлеченность игрой, выронили ручки из рук и замерли.

Папа сжал кулаки так, что они побелели. Медленно, угрожающе встал и направился к друзьям.

Довольная произведенным эффектом, Варенька сказала:

– И сказали, что идет за сексом.

Мама метнулась за корвалолом себе и бабушке. Даже наглый кот предпочел сделать вид, что проголодался и шмыгнул на кухню к своей миске.

– Севен! – завершила Варя высказывание и обвела всех торжествующим взором. – Шесть, а за ним семь. Учите английский!

Потом она решила, что выйдет замуж за Яра и тем самым заложила основу нерушимой, как Великая Китайская стена, дружбы между Яром и Сашей. Ведь только истинная дружба способна выдержать такие испытания.

Яр не струсил, не бросил ее брата, но с тех пор заработал себе фобию – панически стал бояться всяческого давления на него, особенно со стороны женщин.

Именно по этой причине она никак и не могла рассчитывать на взаимность. Яр не смог бы примириться с ее огненным темпераментом и ее желанием всеми управлять.

Если в детстве это был Кевин в юбке, то сейчас – генерал Кевин.

И вот этот генерал, надев захваченный с собой халат, решительным шагом двинулся в больницу. Узнав, где находится Анна Громова, Варвара подошла к палате и открыла дверь.

Колосков, чтобы предупредить вторжение незнакомки, подскочил со стула и ринулся навстречу, истошно крича:

– Не положено! Не положено!

Однако он и не подозревал, что его порыв, самому казавшийся решительным, на самом деле был не что иное, как безобидное: «Ппуньк!»

Рослая, статная Варвара, как бульдозер, легко сдвинула его в сторону.

Девушка, в которую при комплектации забыли встроить опцию «а вдруг не получится», даже не подозревала, что ей в чем-то может кто-то воспрепятствовать. И сейчас она кинула на него свой фирменный взор, как у гоголевской Оксаны, убежденной, что нет ее на свете краше и низким, баюкающим голосом произнесла:

– Молодой человек! Это вам не положено присутствовать при осмотре! Я Варвара Александровна Рогозина, врач-невролог высшей категории.

И потерявший дар речи Колосков удалился, недоуменно покрутив головой и до конца не осознав: «Что это было?!»

Палата, в которой лежала Анна, сразу будто наполнилась солнцем, которого так не хватало здесь – все его радостные и животворящие лучи запутывались в мохнатых лапах елей, росших под окном. Варвара была своеобразным генератором света, энергии и позитива.

– Привет! Ой, какая хорошенькая….пандочка! – воскликнула она, подходя к кровати, на которой испуганно замерла Анна. – Ты только не обижайся, но, правда, хорошенькая, даже с этими кругами под глазами. Для тебя я Варвара!

– Аня, – не зная, как реагировать на приветствие этой широко улыбающейся шаровой молнии. – Но вы же врач?!

Варвара громко рассмеялась.

– Во-первых, я не намного старше тебя. Просто я вундеркинд, рано школу закончила, с первого на третий курс в институте перепрыгнула. А во-вторых, если Звягин попросил бросить все дела и приехать к тебе, значит, ты для него важный человек. Значит друг. А друг Звягина – мой друг!

Анна затаила дыхание. С чего она взяла, что Ярослав Платоныч ей друг? Этого просто не может быть! Но Варвара Александровна здесь, поэтому…Но спрашивать она не решилась.

– Кстати, именно ему мир обязан тем, что появилось такое светило науки, как я. Пишу докторскую.

– А как Ярослав Платоныч посодействовал этому? – Аня начала потихоньку расслабляться, поддаваясь магнетическому обаянию этой красивой, энергичной девушки.

– Да очень просто! В детстве я была несносным ребенком, и Саша – Ярик – это Яр Платоныч и мой родной брат – называли меня Кошмар улицы Заречье. Поехали мы к нам на дачу, мне тогда лет девять было. Пацаны на озеро, и я в обязательном порядке с ними. Сижу такая вся из себя девочка, с бантиками – мне ж не разрешали купаться, холодно еще было. Пока они там плавали, я книжку читала. Кстати, когда прочитала еще в семь лет Тома Сойера, я поняла, кто мой кумир.

Так вот, выходят они на берег, а я разгоняюсь и с криком: «А вот смотрите!» прыгаю с мостика и незаметно выныриваю под ним. Слышу топот у себя над головой – Сашка прыгнул в воду, ныряет, отфыркивается, снова ныряет. Я так залюбовалась этой картиной, что очнулась только тогда, когда почувствовала, что кто-то больно меня тянет за ухо. Ярик не поверил, что я могу утонуть, убежденный, что г…о не тонет. И, вытащив меня на берег, не обращая внимания на мои коронные визги «Маме с папой расскажу», начал сурово отчитывать:

– Вы, Варвара Александровна, маленькое, бесполезное существо, которое портит всем без исключения нервы и приносит одни неприятности. Как только вам исполнится восемнадцать лет, и мой многострадальный друг освободится от обязанности отвечать за вас, можете забыть, как меня зовут, и что я столько лет был вам второй нянькой. Я вас больше знать не буду!

Я испугалась, потому как уже влюблена была в него и спрашиваю:

– А как тебе вернуть испорченные нервы?

На что Яр ответил:

– Иди на доктора учись. Умеешь портить, так научись и лечить!

То ли он серьезно говорил, то ли просто в гневе, но эти слова мне запали в душу. И вот я врач, который приехал специально, чтобы выяснить, кто тебе нервы портил и наказать его.

Анна уже от души хохотала, представив эту картину. От ее страха и волнения не осталось и следа, и она уже готова была рассказать Варваре Александровне обо всем, что с ней случилось.

И Варвара, взяв Анну за руку и внимательно глядя ей в глаза, приготовилась слушать.

– Ну, ничего страшного, с привидениями мы разберемся, – бодро резюмировала Варвара, хотя далеко не была уверена в этом. – Ты главное, их не бойся. Сейчас я гляну твою медкарту, какие назначения были сделаны, и мы решим, что делать дальше.

Анна полностью доверилась Варваре – в ней было столько решительности и активности, что наверняка все привидения Задонска уже запаковали чемоданы и полетели искать более темное и сырое место.

Вернувшись в палату, Варвара продолжила весело:

– Так, у тебя день рождения скоро. Пригласишь? Я решила побыть здесь несколько дней, взяла отгулы – Яр сказал, что природа у вас тут замечательная. Отдохну, а заодно и за тобой присмотрю. Так что? Ты с родителями празднуешь или с друзьями?

Глаза Анны, в которых до этого момента переливались искринки улыбки, как-то разом потухли и будто подернулись пеленой боли.

– У меня не бывает дней рождения, – тихо промолвила она.

У Вари, не знавшей, что такое плохое настроение, екнуло сердце.

– Анечка, что случилось? – враз посерьезнев, спросила она.

– У меня папа врач, мама – медсестра, они все время были вместе, работали по контракту за границей. До семи лет я с ними жила, поэтому свободно говорю на английском и французском. Потом им нужно было поехать туда, где шла война.

Анна замолкла, потому что годы не смогли смягчить боль, и немного помолчав, собираясь с силами, с дрожью в голосе продолжила. – Меня отправили к бабушке, а они погибли. И я отказалась от празднования дней рождения вообще. Во-первых, у бабушки было мало денег, чтоб организовать торжество, во-вторых, я бы все равно сравнивала с теми праздниками, которые устраивали родители. И в-третьих, у меня, кроме Тотошки, не было близких друзей. Я всегда была на виду, в гуще событий, но близко ни с кем не сходилась. Вот как-то странно. Наверно, и я какая-то странная…