Первым, что увидела девочка, была Яблоня. Могучая крона заменяла и луну, и небо с опоясывающими его звёздами. Ветви скрылись за малиновыми, яркими даже в серебряном свете лепестками. От прикосновений ветра цветы шептались друг с другом, и кроме них никто и ничто не нарушало покой ночи.

  Девочка лежала между корней Дерева, мягких и тёплых, едва подрагивающих, как жилы от тока крови. Она приподнялась на локтях и огляделась: Яблоня стояла посередине поляны, до конца которой было шагов двадцать, а дальше - cразу, без подлеска, - возвышалась стена деревьев.

  Поляна была целым миром, мягким и убаюкивающим. Девочка снова улеглась в корнях. Дремота тёплым покрывалом спеленала её, глаза закрылись сами, и...

  И от ужаса воздух застрял в лёгких. Она не помнила ничего. Мир заканчивался в шаге от Дерева, срывался в бездну. И голод бездны не могли утолить луга и леса, деревни и пашни: она пожрала прошлое и уже приглядывалась к грядущему.

  Девочка вскочила и наконец-то выдохнула раскалённый воздух. Страх - плохой и переменчивый советчик: она то делала несколько шагов к опушке, то сразу же возвращалась обратно. Где она? Куда бежать? Ночью?! Крона с нежными цветами обещала защиту до утра, но не ответы. И не будущее. Скрепя сердце девочка пошла прочь от яблони, быстро, затем медленнее и медленнее, путаясь в сгущающемся сумраке, спотыкаясь о тени: предательница луна исчезла, словно её и не было.

  Девочка застыла на границе двух миров. Заглянула под непроницаемый полог леса, обернулась на поляну: Яблоня мерцала, будто впитывала бледный ночной свет. Мучительная нерешительность пропала, когда девочка что-то почувствовала в чаще: мрак шевелился между чёрными стволами. И он приближался, ширился, заглатывал едва различимые деревья, а следом надвигалось море шорохов. Когда бездна вспыхнула сотней звёзд-глаз, девочка бросилась обратно в объятья Яблони. Обхватив ствол, она крепко зажмурилась и ждала, когда тьма затопит и этот островок мира. Но ничего не происходило. Девочка разлепила веки. Свободного места на поляне не было: сотни зверей стояли вокруг неё на расстоянии в несколько шагов. Нет, не звери: маленькие комки меха, похожие на мышей, лысые человечки ростом с ладонь и чёрными провалами рта и глаз, величественные олени с ветвями вместо рогов, трёххвостые лисы. Всех в ночном сумраке нельзя было рассмотреть. Из толпы протиснулся горбун. Низкий, девочке по пояс, он носил маску из коры, балахон из пожухлой листвы и такой же плащ.

  Засияла луна.

  Карлик сделал ещё три шага вперёд и опустился на колени, его примеру последовали и остальные. Девочка оторвалась от дерева, будто её что-то подтолкнуло, непонимающе оглядела всех и вымолвила:

  - Кто вы?. . И кто я?

  Из-под маски раздался треск ветвей и шорох палой листвы:

  - Ты?. . Наша хранительница.

  Звери склонили головы.

  ***

  В долину пришла осень. В этом году она была особенно богата на подарки небес, и крестьяне старались убрать урожай в редких перерывах между ливнями. Только солнце появлялось в небе, как новое грозовое облако переваливало через горную гряду, погоняя земледельцев поскорее окончить работу. И, если выпадала возможность, они трудились, уткнув носы в землю, до последних лучей света. Трудились и не замечали как время от времени на опушке леса за деревней появлялось светлое пятно. Там, на склоне холма поросшего кустарником, сидела девочка с длинными рыжими волосами в белом платье и белой маске, сдвинутой набок. Тот вечер был одним из многих, когда девочка, обхватив руками колени, сидела и наблюдала за людьми. Она видела как годы назад деревня была всего лишь хутором в гуще лесов, видела как вокруг него грибами выросли новые дворы. Видела как люди отвоёвывали у леса поле за полем, и ни силы природы, ни дикие животные, ни усталость, ни болезни не останавливали их. Видела как они создали искусственный свет, запрудили горную реку, а с десяток вёсен назад протянули две нити из железа, по которым ползали огромные блестящие жуки и гусеницы. Они назывались поездами, как девочка однажды подслушала. Поезда ей нравились, как и сами люди. Она никак не могла их понять, и это было интереснее всего. Люди не унимались, всегда что-то делали, куда-то стремились, в отличие от застывшего леса.

  На восходе небо загустело, тени удлинились, и вдали, за деревней, между сине-зелёных холмов показался отблеск, красный в последних дневных лучах. Девочка тут же вцепилась взглядом в него, бросив наблюдать за землепашцами. И она просидела бы так, оцепенев, весь остаток вечера, если бы тишину не нарушил трескучий голос.

  - Госпожа, вернитесь. - Надоеда, как и всегда, стоял в паре-тройке. - Вы и так уже слишком долго здесь сидите.

  Девочка не шелохнулась.

  Горбун щёлкнул пальцами, из кустов вынырнули трое человечков. На них были светло-зелёные одежды, шелест которых сливался с шелестом травы, а в руках они держали деревянные миски с дарами леса: орехами, грибами, ягодами. Девочка обернулась - сквозь рыжие волосы показалась белая ткань платья - и безразлично осмотрела подарки. Не произнеся ни слова, она вернула взгляд к деревне и к поезду, который подходил к деревне и из отблеска успел превратиться в сверкающий луч. Карлик тяжело опёрся на клюку, хмыкнул, но его не почтили даже поворотом головы.

  Раздался протяжный гудок: вокзал заволокло паром - железная гусеница прибыла в деревню, - открылись двери вагонов, и из нутра поезда вывалились уставшие люди. Глаза девочки заблестели, она встала, поправила платье и маску, чтобы не наползала на лицо. А люди расходились, даже не оборачиваясь на чудесное животное, что привёзло их домой; рядом с поездом остался одинокий мужчина, постукивающий по колёсам молотком.

  Вдруг заколыхалась трава, сбрасывая росинки: что-то приближалось, петляя, словно змея. Стебли расступились, и показал голову чёрный мохнатый зверёк. Он ткнулся острым, как у мыши, носиком в ногу девочки. 'Мышка' запищала: в лесу были чужаки и они были рядом. Надоеду передёрнуло как от боли, а девочка словно не придала новости значения и продолжала смотреть на поезд. Мужчина с молотком перестал стучать и направился назад, к 'голове' гусеницы. 'Мышка' обернулась в сторону чащи, схватила зубами подол платья и три раза потянула его, но получила в ответ только раздражённое бурчание. Мужчина тем временем зашёл внутрь, поезд зашипел и тронулся, подарив станции на прощание раскатистый рёв.

  'Мышка' судорожно трясла подол, указывая мордочкой на лес: между деревьями уже можно было различить человеческие фигуры. Хранительница и сама почувствовала чужаков. Надоеда не выдержал, кинулся на землю и на четвереньках уполз, а девочка неподвижно провожала поезд, пока стук колёс не затерялся в горных лесах. И только тогда она взяла зверька на руки и встала, чтобы побежать вслед за Надоедой, но было уже поздно: люди подошли слишком близко, и ей пришлось затаиться в траве.