— Кот, в обмен на эти дерьмовые пистоли, которые мы послали интенданту Первой бригады, они передали нам кое-что для тебя.

Хэтфилд вышел к своему грузовику и вернулся с длинным ящиком, отделанным коричневым кожезаменителем. Положил ящик на один из столов для пикника и открыл его, показав красную бархатную внутреннюю отделку и несколько тёмных предметов внутри. Глаза Локхарта засверкали от восторга истинного любителя ружей, когда он вынул из ящика длинную, изящную винтовку с чёрным ореховым ложем и прикладом.

— Боже всемогущий! — воскликнул он. — Это же «M-21»!

— Снайперская винтовка на основе старой «М-14», полуавтоматическая, с полным набором для чистки и принадлежностями, — с гордостью сказал Экстрем.

— У нас был курс по ознакомлению с ними в снайперской школе в Форт-Беннинг, и я думаю, что помню его большую часть. Но я никогда даже не мечтал получить её для использования в деле! — проговорил Локхарт, уравновешивая и показывая винтовку. — Старослужащие в снайперской школе просто молились на них. Почти все они к тому времени, когда я проходил курс, были сняты с вооружения. Где, чёрт возьми, они достали эту красоту?

— Понятия не имею, да я и не спрашивал, — ответил Экстрем. — Командир сказал только, у лучшего снайпера нашей бригады должно быть наше лучшее оружие. Набор для чистки, ремень и другие материалы — в нижней части этого ящика.

Кот осмотрел ствол.

— Ух, замечательно! Знаете, я надеялся получить ствол калибра 12,7 мм, может быть винтовку «Барретт БМГ» или «АР-50», и наделать больших дырок в плохих людях, но эта ещё лучше. Малышка расточена под стандартный патрон калибра 9 мм, так что будет гораздо легче доставать к ней патроны. А если я смогу получать первым любые бронебойные патроны, она сравняется с ударной силой калибра 12,7 мм. Или я могу просто насечь свои пули.

Он вынул оптический прицел из гнезда.

— Встроенный инфракрасный ночной прицел. Знаете, в Беннинге нас обучали поражать цели до 800 метров из «М-24», но если я точно помню, некоторые ветераны Вьетнама утверждали, что они попадали из неё на тысячу метров.

— Они смогли прислать шесть магазинов, и мы можем снабдить тебя 9 мм патронами, — добавил Экстрем. — Так как эта винтовка полуавтоматическая, ты сможешь делать несколько выстрелов быстрее и точнее, чем если бы тебе пришлось досылать в патронник каждый патрон затвором, как в «М-24». Эта дополнительная огневая мощь пригодится, когда тебе нужно после первого выстрела срезать головы нескольких врагов.

— Ну да, — сказал Локхарт, поднимая и выравнивая винтовку и глядя через ствол. — В хорошем укрытии с достаточным количеством патронов я мог бы сдержать пехотную роту. Им пришлось бы вызывать вертушки или артиллерию.

— Ты не будешь никого сдерживать, Кот, — сказал Хэтфилд. — Запомни: пали и вали. Не рискуй. Если хоть что-нибудь покажется слишком опасным, я хочу, чтобы ты исчез. Помни общий приказ номер восемь.

— Ладно, есть одна вещь, о которой я хотел поговорить с тобой командир, — продолжил Локхарт. — Когда я был в Ираке, у всех нас были карты или какие-нибудь знаки, которые мы оставляли на врагах, убитых нами, или рядом с ними. Подписывали свою работу, чтобы чурки знали, кто у них на хвосте, как приём психологической войны. Я был «Валет бубен». Интересно, допустимо ли для меня делать то же самое здесь? Конечно, когда я смогу делать это безопасно? Может, оставлять карту на моей огневой позиции, чтобы её находили?

— Разве это не просто раскрытие твоей личности врагу? — усомнился Хэтфилд.

— Слушай, они же не идиоты. За мной уже целый хвост жуткого злобного расизма и мужского шовинизма, да и бог знает, чего ещё, — убеждал Локхарт. — Думаешь, почему, чёрт возьми, никто не берёт меня на работу? Когда вокруг начнут падать убитые, и станет ясно, что это дело рук человека, который знает, как обращаться с винтовкой и прицелом, они сообразят, что тут замешан я, и меня будут искать. Почему бы не заработать политический капитал на моей репутации и моей медали почёта? Я не гонюсь за славой, лейтенант, но думаю, что будет большой поддержкой нашему движению, если люди узнают, что не все мы — неудачники, преступники и невежественные вырожденцы, как нас сегодня изображают в новостях.

— Ты понимаешь, что это превратит тебя в одного из самых разыскиваемых людей на Тихоокеанском Северо-Западе? — задал ему вопрос Хэтфилд.

— Они уже лишили меня всего, — горько ответил Локхарт. — Это грязное общество лишило меня жены, детей, будущего, достоинства и надежды. Добрые честные пули изменят всё к лучшему.

— Тогда начнём с того, что каждый из нас купит по колоде карт «Байсикл» и отдаст тебе бубнового валета, только не забудьте надеть перчатки, когда возьмёте карты. Не стоит нарочно оставлять отпечатки пальцев для врага. Теперь, снова предположим, что фибы появляются у «Риголетто», что тогда с огневыми позициями? Кот, помнишь тот большой холм с видом на 39-ю стрит, поросший густым лесом?

— Ну да, — кивнул Локхарт.

— Как далеко, по-твоему, примерно от линии хребта этого холма до стоянки у яппивилля на набережной по 39-й стрит?

— Насколько я помню, где-то за семьсот, ближе к восьмиста метрам, — пожевал губами Локхарт. — Это в пределах дальности действия «М-21», командир, но, честно говоря, я хотел бы подобраться поближе. Должен признаться, что я всё ещё немного не в форме. Думаю, что смогу сделать это с вершины холма, но в таком важном деле нужно не думать, а знать, что смогу. Во-вторых, угол наклона будет довольно острый, может быть, даже до тридцати градусов в зависимости от выбранной мной огневой позиции. В-третьих, на этой реке часто случаются сильные порывы ветра, а чем больше дальность выстрела, тем больше вероятность, что пулю чуть снесёт. И мы получим не мёртвого фиба, а типа, который только наложит полные штаны. А как насчёт крыш тех домов по 39-й? Если отклонение будет больше пары сантиметров с 250 метров, я съем свою шляпу, да и угол-то будет всего семь — десять градусов.

— Даа…, вот тут в чём проблема, — забарабанил Хэтфилд пальцами по столу. — Это будет место преступления, скорее всего, день, и мы должны предполагать, что всё будет огорожено, и там соберутся как всякие штатные и местные полицейские, так и ФБР. Если мы будем так близко, отход может оказаться трудным. Нам надо не меньше полминуты, чтобы снять тебя с крыши после выстрелов, а, может, и больше, и потом мы должны попасть в машину и смыться. Они, конечно, попытаются выйти на огневую позицию, если смогут понять, откуда были сделаны выстрелы.

— А если один из нас прикроет твой отход хорошим градом пуль из «Узи» или «АК»? — предложил Ли, явно горя желанием выпустить этот град пуль.

— И кто потом прикроет твой отход? — остудил его Хэтфилд. — Нас могут начать преследовать, если заметят, что «юкон» или кто-то из нас скрывается с места преступления. Я знаю здешние дороги довольно хорошо и мог бы оторваться от погони, но если у них вертолёты в режиме готовности, то есть «глаза в небе», то уходить днём от погони на машине я бы не хотел и пытаться. Помните, что я говорил об убийстве белых полицейских: я знаю, что иногда это будет необходимо, но опять же я бы не хотел быть вынужденным пойти на это в данной ситуации. Я хочу, чтобы первая кровь роты «Г» была кровью наших расовых врагов, а не бывших друзей и соседей, и чертовски не хочу, чтобы белые полицейские убили нас.

— Вот что, командир, — сказал Локхарт, — У нас есть ещё неделя. Давай мы с тобой прогуляемся по всей этой площади, и посмотрим, что увидим. Знаешь, у меня есть мысль об использовании крыши самого «юкона» как огневой позиции. Мы должны найти какой-нибудь способ выполнить эту работу.

Вечером в день Святого Валентина Зак Хэтфилд и Тони Кампизи сидели в побитом старом «юконе», стоящем за погрузочной площадкой рядом с 39-й стрит. Вечер был тёмным и облачным, шёл лёгкий моросящий дождь — идеальная маскировка для добровольцев. Мобильный телефон на приборной панели зазвонил. Зак ответил.