Во-вторых, возможный сопутствующий ущерб и гибель невинных белых, если мы собьём авиалайнер, являются неприемлемыми, особенно если на взлёте из аэропорта Сиэтл-Такома самолёт врежется в школу или больницу, или натворит ещё каких-нибудь подобных ужасов. Мы не можем рисковать получить обратный эффект от такой пропаганды. Наконец, хотите верьте, хотите нет, но Совет Армии и Партия сохраняют некоторые надежды на иностранную помощь или хотя бы тихий сговор, в частности, на Россию, Францию и Японию, да и на мусульманский мир, хотя тут нужно сработать очень тонко. Все серьёзные правительства во всём мире опасаются связываться с теми, кто взрывает пассажирские самолёты. Все слишком уязвимы на этом фронте и имеют горький опыт отношений с чокнутыми угонщиками и фанатиками, которые творят такие дела. Это считается крупным международным промахом. Значит, в настоящее время вы держитесь подальше от аэропортов.

— А как насчёт военных самолётов? — спросил Хэтфилд.

— Самолёты и вертолёты военных и полиции или принадлежащие СМИ — законные цели, — ответил Доннер. — Любой самолёт с крупным политиком или действительным врагом на борту — законная добыча. Сбивайте этих козлов с неба или уничтожайте на земле, когда можете. Было бы хорошо сделать это, просто чтобы напомнить ЗОГ, на что мы способны, если нами движет боевой дух. Только ради Бога, не сбейте самолёт над жилым районом, где он может врезаться в вышеупомянутую школу или больницу.

— Так кого ж нам можно бить? — вопросил Вошберн. — Я имею в виду цели помимо общего приказа номер четыре, по «вывозу мусора»?

— Очевидные цели — расово смешанные пары и педерасты. Кончаем это дерьмо! И немедленно! Хватит! Узнавайте, где эти твари живут, стреляйте и выжигайте их, только убедитесь, что не убьёте каких-нибудь милых маленьких мулатиков.

— А они будут в 6-ти часовых новостях плакать по своим мамочке с папочкой, — угрюмо проворчал Экстрем.

— Да, первые несколько раз, но мы также тихо поговорим с телевизионщиками, и они после пары трещин в черепах, научатся не крутить эту ерунду, — ответил Доннер.

— И кто ещё в нашем хит-параде? — спросил Вошберн.

— По существу, мы валим всех, кто является неотъемлемой частью поддержания федеральной власти на Северо-Западе. Начните с адвокатов, судей и всех тех, кто связан с судами. Крайне важно, чтобы суд врага и его судебная система немедленно прекратили работу. Впредь суды не должны заседать, разве только за бетонными стенами Бремера, да и даже там недолго, пока мы до них как-нибудь не доберёмся. Эти суды не будут судить ни нас, ни кого-нибудь ещё.

Суды больше не являются законными, и правительство, которое они обслуживают, больше не правит на нашей земле. Мы — власть. Если кто-то в обществе действительно вызывает проблемы с наркотиками или плохо ведёт себя, им займётся Добрармия, а не американский закон и не американские суды. Все адвокаты считаются чиновниками суда, а суд является иностранным агентом оккупационной власти. Следовательно, все адвокаты — законные военные цели. Все судьи немедленно уходят в отставку и покидают Родину, или они будут уничтожены. Таким способом мы заставим врага отказаться от военных трибуналов или произвольного заключения в тюрьму без суда и следствия.

— Это будет сделано в любом случае, — заметил Хэтфилд. — Но я хочу побольше услышать о проклятых левацких СМИ.

— Персонал СМИ — гораздо более тонкое дело, — пояснил Доннер. — Мы должны не только обезвредить их как врагов, но и обязаны использовать в собственных целях, независимо от их нежелания. Мы можем добиться этого, наказав несколько их слишком рьяных коллег, но, позволив остальным продолжать работать до тех пор, пока они сохраняют непредвзятость в своих передачах или сообщениях. Например, они обязаны передавать пресс-релизы и заявления федерального правительства, что ж, прекрасно. Но они также передадут заявления Добрармии, дословно, и сделают это с обычным выражением лиц и без неподобающих замечаний.

Они предоставят нам такое же эфирное время и воздержатся от любых ехидных посторонних замечаний или манипуляций с новостями. Да, кстати, они не будут использовать выражение «террористы». Они могут называть нас Добрармией, добровольцами Северо-Запада, белыми сепаратистами или даже бунтовщиками, но «террорист» — слово, придуманное для нас ЗОГ, и средства массовой информации должны его избегать. Не за пределами возможностей и установление специальных отношений с некоторыми дамами и господами из «четвёртой власти». Надежда получить Пулитцеровскую премию за репортаж с передовой линии «войны с внутренним терроризмом» может очень заинтересовать этих существ.

— А что за «поплавки» ты упоминал? — спросил Хэтфилд.

— «Поплавки» — самые опасные из всех операций Добрармии, потому что они более-менее стихийные и неплановые, — объяснил Доннер. — Это — свободная охота, когда несколько ребят с оружием наизготовку грузятся на пару машин и ездят по району, пытаясь найти кого-нибудь, чтобы подстрелить. Недостатки «поплавков» очевидны: есть вероятность столкнуться с более сильным противником, застрять в пробке с полицейскими на хвосте и тому подобное. Но это ценный тактический приём по той же самой причине. Враг не знает, когда и где мы ударим. Когда вы, ребята, сделаете здесь несколько отметок на своём оружии, большая часть ваших целей, люди из этих списков сбегут из вашего района или залягут на дно, а у большинства неподвижных целей появится хорошая охрана и защита.

В таких районах, как ваш, большинство возможных целей находится в городе близко друг к другу. Их не так много, и противник может понять, кого и как мы собираемся шлёпнуть, а затем принять меры предосторожности и устроить неприятный сюрприз для любого появившегося добровольца. «Поплавки» вводят переменную, которую враг не может предсказать. Они будут особенно ценны для ваших усилий по выдворению лиц, подпадающих под общий приказ номер четыре. Как часто все мы ездили по улицам, видели расово смешанную пару и хотели уничтожить этих подонков? Ну, теперь у вас есть шанс.

— Для «поплавков» нет жёстко установленных правил, — продолжил Доннер. — У вас, ребята, здесь, в большом северном лесу будет более независимое командование, чем у наших городских ячеек, и вы сможете во многом «играть на слух». Основное правило действий в настоящее время состоит в том, что мы не должны позволять врагу делать вид, что всё идёт, как обычно, что они по-прежнему закон, а мы — какие-то преступники. С момента провозглашения Декларации независимости Северо-Запада в Кёр д'Ален, с того вечера, когда Старик зачитал по ТВ обращение к миру, мы — закон, и мы — законная власть. Это они — преступники и нарушители. Будьте хорошими полицейскими республики и вышибайте их, ребята. О’кей, лейтенант, ты сказал, что у вас есть некоторые мысли по вашей первой цели?

— Нам нужны деньги, и мы прокручиваем идею, начать работу с потрошения ночных магазинов с цветными владельцами, — начал Зак. — Входим, всаживаем пулю в косоглазого или пакистанца за прилавком, очищаем кассу и сваливаем. Но мне это не по душе. Деньги нужны, но ведь обычные люди будут смотреть на нас как на бешеных налётчиков, а не революционеров. Ты же знаешь старую поговорку, что первое впечатление самое важное.

— Хорошо, — одобрил Доннер. — Вы хорошо это продумываете.

— Потом оказалось, что у нас появилась прекрасная возможность, — сказал Хэтфилд, вытаскивая экземпляр «Дейли Асториан». И указал на статью под заголовком:

— Ты помнишь семью чёрных по фамилии Чамблис, которым наши ребята устроили поджог в Портленде с месяц назад? Сам Чамблис — это какой-то выдвинутый по разнарядке негр в шляпе и костюме с громким титулом и зарплатой в сто тысяч зелёных в год, который купил себе хороший большой особняк в одной богатенькой охраняемой общине белых.

— А, ну да, — сказал Доннер, взглянув на статью. — На самом деле, это была не сама Добрармия. Подожгли местные белые дети, которые использовали неустойчивую политическую ситуацию. Два подростка-павиана Чамблис плохо вели себя. Эти негритосы пытались ухаживать за сестрами белых ребят, давая им покурить травки, приводили своих дружков из шайки, которые чванились и толкались в бассейне клуба, включали свой ревущий хип-хоп в любое время, словом обычное дерьмо конгоидов. И маленькие белые дети нахватались вшей, играя с негритянскими отпрысками. После этого наши подростки подожгли дом этих чёрных придурков и написали «Добрармия» на соседней стене. Всё-таки мы были рады высокой оценке и связались с парнишкой, который был заводилой в разжигании костра. Он подаёт надежды.