Внезапно мобильный телефон Джулии зазвонил. Она взяла телефон, несколько опасаясь очередного грязного звонка вроде тех, что ей пришлось выслушать после попадания в чёрный список. Похоже, что звонили только мужчины с явным нью-йоркским акцентом, которые подробно расписывали, что они хотят сделать с ней в кровати и как изощрённо будут её пытать. Несколько раз Джулия узнала голоса евреев — бывших коллег по «Фоксу», включая степенного вице-президента, у которого, как она знала, были внуки, и кто всегда обращался к ней с неизменной любезностью, пока она не получила клеймо «нацистской суки».
По какой-то непонятной причине, эти звонки не задевали Джулию. За годы работы в Голливуде она узнала евреев, и из этого близкого знакомства неминуемо возникло презрение. Теперь она стала отверженной женщиной и не ожидала от них ничего другого. Обычно Джулия просто отсеивала звонки через голосовую почту, но в это утро она ждала ответного звонка по работе, поэтому ответила на звонок, рискуя услышать поток грязных картавых непристойностей.
— Мисс Лир? — произнёс мужской голос.
— Да, Джулия Лир у телефона, — ответила Джулия.
— Мисс Лир, с вами говорит Арнольд Блостайн, президент студии «Парадайм». Вы узнаёте мой голос?
— Эээ, да, мистер Блостайн, узнаю, — поражённо протянула Джулия.
— Как вы сегодня утром?
— Честно говоря, дерьмово. Вы же внесли меня в чёрный список по моей профессии и пытаетесь выжить из города.
— Да, именно об этом я и хочу говорить с вами, — промурлыкал Блостайн.
Этот студийный босс в молодости начинал актёром и всё ещё мог сладким голосом и тоном изобразить искреннее сожаление и заботу.
— Я говорил с Майроном Силверстайном о вашем случае, и должен сказать, что, по-моему, он принял всё слишком близко к сердцу. Мне хотелось бы понять, что мы можем предпринять, чтобы поправить дела.
— Кто это мы? — подозрительно спросила Джулия.
— Некоторые из моих знакомых управляющих в киноиндустрии и я сам. Мите Лир, я хотел бы пригласить вас приехать и побеседовать с нами. Прямо сейчас, если это удобно. Думаю, для всех нас это будет весьма взаимовыгодно. Честно говоря, я так хочу встретиться с вами, что взял на себя смелость послать лимузин с моим личным водителем к вашему дому, чтобы он забрал вас. Водитель должен быть у вас примерно через час, но он подождёт, пока вы будете готовы, и потом доставит вас сюда, в «Парадайм».
— В одну минуту меня вносят в чёрный список, а в следующую — приглашают в Бункер? — ахнула Джулия. — Это становится нереальным.
— Ну, что мне вам сказать? — замялся Блостайн. — Это — Голливуд, где всё и вся возможно.
Джулия вспомнила боль в затылке от разрядов фэбээровского электрошокера и ударов по голове, когда она сидела связанной в собственном кабинете, и пару секунд ей хотелось «послать» Блостайна, но она решила не делать этого.
Во-первых, было ясно, что почти наверняка это был её последний шанс когда-нибудь поработать по профессии, которую она успела полюбить. Нравится это или нет, но «ключи от королевства» находились у Блостайна и его знакомых евреев. И если ей хочется вернуться в Изумрудный Город, только эти евреи могут восстановить её права в Голливуде.
Кроме того, ей было очень любопытно узнать, что, чёрт возьми, происходит.
— Конечно, — согласилась она. — Часа вполне хватит.
Так как Джулия смутно представляла себе характер встречи, то после душа надела изящный и профессионально выглядевший деловой костюм, как если бы она шла на собеседование при приёме на работу, которым, насколько она понимала, эта встреча и могла оказаться.
Лимузин прибыл быстро. Водителем был высокий негр в шоферской униформе со знаками различия охранной фирмы «Блэкуотер», и, судя по оттопыренному кителю, негр, должно быть, также выполнял роль телохранителя Блостайна, но это было нормально в «городе мишуры» в эти дни. Её определённо ждали, потому что автомобиль молнией пронёсся прямо через контрольно-пропускные пункты и барьеры в «Парадайм».
На входе в Бункер Джулию встретил подобострастный порученец в спортивной куртке, который сопроводил её через все металлоискатели и посты охраны, к лифту и не в зал заседаний, а прямиком в помещение в обособленном коридоре — в роскошно обставленный холл с шикарным ковром, кожаными креслами и диванами.
При её появлении не только Блостайн, но и нескольких самых богатых и могущественных людей в Голливуде, что также означало самых богатых и самых могущественных людей в мире, учтиво поднялись на ноги. Джулия узнала Фейнстайна из студии «Дримуоркс-Дисней», Глейзера из «ТриВижн» и Данцигера, юрисконсульта «Парадайм». Трёх других мужчин она никогда раньше не видела. Трое из семерых были в синих ермолках. Буфетная стойка в углу была уставлена автоматами-термосами с горячими напитками и тарелками с экзотически выглядящими бутербродами, хотя время обеда ещё не наступило. Рядом, молча, стоял официант-латиноамериканец в белой куртке.
— Доброе утро, мите Лир, — любезно приветствовал её Блостайн.
Он жестом указал на буфет.
— Может быть, кофе, чай или травяной чай? Что-нибудь покрепче из бара? Или немного перекусить?
— А у вас есть двойной латте? — смущённо спросила Джулия.
Официант тут же налил большую керамическую чашку с белой пенистой жидкостью из одного из стоящих на стойке термосов и принёс ей на блюдце с салфеткой.
По кивку Блостайна официант и порученец вышли из комнаты.
— Пожалуйста, присаживайтесь, мисс Лир, — предложил Блостайн, показав на кресло и кофейный столик рядом с ним.
Джулия села, глотнула горячего кофе и поставила чашку с блюдцем на стол. Она решила взять быка за рога.
— Мистер Блостайн, я понятия не имею, почему вы позвали меня сюда, но, судя по присутствию этих господ, это должно быть что-то важное, — начала она. — Вы сказали по телефону, что хотите исправить дело по внесению меня в чёрный список на работу в шоу-бизнесе, чего, я должна сказать прямо сейчас, совершенно ничем не заслужила.
— Об этом я был проинформирован, Джулия. Можно мне называть вас Джулия? Вы также можете называть меня Арни.
«О, Боже, начинается», — подумала Джулия. «Что, чёрт возьми, они хотят со мной сделать?»
И продолжила тихим, но твёрдым голосом:
— Ко мне пришли агенты ФБР, допросили, запугали, избили в моём собственном кабинете, и я была уволена с работы, потому что более четырнадцати лет назад в средней школе была знакома с человеком, которого не видела с того лета, когда окончила школу.
Я прекрасно знаю, что не стоит требовать ответственности от правительственного агентства, и даже не потрудилась подать жалобу, заранее зная, что это бесполезно и, возможно, принесёт мне ещё большие неприятности. Но, откровенно говоря, я ожидала лучшего отношения от работодателя и киноиндустрии, которым я служила преданно, с энтузиазмом, творчески и со всей энергией, на которую только способна. Я отработала каждый цент, который вы когда-либо мне заплатили.
Мало того, что я была выброшена с работы охранником, без возможности объясниться или высказаться, но из-за сплетен в киноиндустрии, я теперь заклеймена как Эксис Салли[73], и никто не возьмёт меня на работу. Всем нам прекрасно известно, что вы, джентльмены, находящиеся в этой комнате, можете по своему желанию включать и выключать эту «мельницу сплетен». И я хочу знать, что вам требуется, чтобы «отозвать своих собак»?
— Вы же знаете, Джулия, как в Голливуде делаются дела, — примирительно начал Блостайн. — Услуга за услугу. Вы выполняете наше деликатное поручение и получаете место помощника продюсера здесь в «Парадайм» или любую другую работу по вашему желанию, с любой зарплатой и в любой студии или сети города. Я это обещаю. Чёрт, проверните для нас это дело, и сможете получить место Майрона Силверстайна, если захотите.
— А это мысль, — криво усмехнулась Джулия, отпивая латте. — Не стоит и говорить вам, джентльмены, к какой стене вы меня прижали. Вам это известно лучше всех, потому что именно вы и загнали меня в это положение. Я не вижу выбора. Что бы это ни было, я попробую.
