Как только Марти Шульман решил, что помощник Добрармии в отеле «Ройял», по всей видимости, снимал номер, в котором могла укрываться диверсионная группа, он начал последовательно и тщательно искать его. Он просмотрел весь список постояльцев, которые были зарегистрированы в «Ройяле» в вечер Оскара, и всесторонне изучал каждого, пока не приходил к выводу, что может вычеркнуть его из списка подозреваемых. Разыскал и поговорил с каждым из персонажей лично, с разной степенью вежливости и обходительности, согласно занимаемым ими ступенькам на «лестнице» Голливуда.
Эта беготня заняла у него две недели. В некоторых случаях Шульману пришлось лететь через всю страну и даже в Европу, чтобы пересечься с бывшим постояльцем из этого списка. Конечно, первым классом, благодаря бездонному счёту на текущие расходы. Туристы, бизнесмены, приехавшие по делам, журналисты и работники СМИ из города, которые освещали ход церемонии по вручению наград киноакадемии, люди разного сорта, которые были гостями студий или глав студий, экстравагантные знаменитости и многие другие, зарегистрированные на нижних этажах, похоже, имели какую-нибудь вескую причину находиться в отеле Голливуда в тот вечер. После того как Шульман вычеркнул из списка мелкую рыбёшку, там остались номера на двух верхних этажах и пентхаус, зона вечеринок, и комнаты, снятые большими звёздами и влиятельными лицами.
Шульман понимал, что теперь он должен продвигаться осторожнее, чтобы не огорчить «кассовых» актёров, а также постараться, чтобы преследуемая добыча не узнала, что «еврейская кувалда» идёт по следу.
— Я уже близко, — намекнул он Дейву Данцигеру, который забежал увидеть Шульмана в его подвальной берлоге. — Я всегда могу сказать, что приближаюсь, потому что моё очко играет.
— Ну а теперь твоё очко играет? — спросил Данцигер.
— Моё очко начинает танцевать шимми и трястись как в танце живота, — уверил Шульман своего шурина.
Он бросил список имён на стол перед Данцигером. — Это — наш «отжатый» список. Теперь нам надо сделать его ещё короче. Я убрал евреев и шварцерс («черножопых» — на идиш), ковырялок и пидорков, считая, что ни один из них не такой мешуга («псих» — на идиш), чтобы связываться с нацистами, которые хотят запихать их в газовые камеры. Все здесь — гойские актёры и актрисы, которые снимали номера на двух верхних этажах, или о ком известно, что они отрывались на весёлой вечеринке перед самим побоищем. Это кто-то из них, я уверен.
Данцигер пробежал список и присвистнул.
— Гевалт[69], Марти, смотри не ошибись! В этом списке «кассовых» талантов — на пару сотен лимонов в год, а ты знаешь, насколько буйными могут быть некоторые из них, и насколько ранимая у них психика. Если пойдёт слух, что ты обвиняешь их в терроризме и убийствах, они просто плоц[70]! Они будут без остановки вопить и вопить, будут орать на меня, и на Арни, Моше и Сэма. Боже мой, ведь это мы сделали всех этих людей! Почему кто-то из них смог укусить руку, которая их кормит, и таким жутким способом?
— Они — гои, Дэвид, — ответил Шульман. — Какой первый урок и ты, и я выучили в ешиве[71]? Никогда и ни в коем случае не доверяй гою, потому что гои — бездушные животные. Все сыновья Исава смертельно ненавидят нас, потому что наш благословенный предок Иаков украл их право первородства и оставил им только чечевичную похлебку. Они никогда не смирялись с этим и не признали этот договор окончательным. И тайно хотят вернуть себе право первородства, неважно, как часто мы наполняем их миски похлебкой. Я уверен, что прав. Один из этих людей из списка предал смерти наших друзей и наших старейшин, и пока мы говорим, они всё ещё продолжают помогать этим животным нас убивать.
— Ну да, — с горечью кивнул Данцигер. — Да, это точно. Перед тем, как спуститься к тебе, я слышал в новостях, что сегодня утром эти подонки убили Гершеля Рабиновича из «МГМ». Прошли мимо его камер, охраны, через всё, и пристрелили его через окно за собственным кухонным столом в Малибу.
— Твою мать! Геш мёртвый?! — выдохнул Шульман.
— Мертвее собачьего дерьма на дороге, друг мой, — подтвердил Данцигер мрачным кивком. — Днём раньше они протаранили главный офис «Фокс Ньюс» машиной со взрывчаткой, почти сровняли здание с землёй, а в вестибюле все были убиты. За день до взрыва бомбы они как-то узнали, где Шелли Клайн прячется в Санта-Барбаре. Привязали Шелли к креслу, потом бросили в бассейн и дождались, пока она утонет. С этой недели официально киноиндустрия и телебизнес тратят на безопасность больше, чем на своих сотрудников, хотя это легко, ведь почти никто не работает. Все в бегах и гадают, кто умрёт следующим? Так дольше продолжаться не может, Марти!
— Так давай работать, чтобы положить этому конец, — твёрдо сказал Шульман. — Так что ты можешь сказать мне о людях в списке? Начнём с попытки вычислить мотив. Например, у кого из них были проблемы с агентами?
— О чём ты говоришь, Марти? — раздражённо бросил Данцигер. — У них всех и всегда проблемы с агентами, и с их контрактами, и с гонорарами, и с премиями и с процентами и их грёбаным самомнением. Неважно, сколько денег мы кидаем в их пасти, им всегда мало.
— Я имел в виду что-нибудь в последнее время, что могло бы заставить их наброситься на киноиндустрию из мести? — настаивал Шульман. — Кто-нибудь из этих знаменитостей недавно был реально обобран или трахнут одним из наших ребят? Не только проблемы с агентами, но и ссоры со студиями или режиссёрами, что-то личное или сексуальное, что могло их реально взбесить? Как у них с личной жизнью? Любой, кто недавно не дружит с головой? Я имею в виду необычное по меркам Голливуда. Действительно плохие наркотические отключки, игры с оружием, разговоры по углам с самим собой? Любой, кто разругался с важным евреем, или кому вставил пистон еврейский журналист в своем журнальчике? Скольких из этих звёзд отправляли лечиться, я имею в виду настоящие лечебницы, когда их пьянки или наркотики начали влиять на бюджеты или прибыли?
— О, этого они не любят, — хохотнул Данцигер. — Этим избранным надо радоваться, что мы заботимся о спасении их жалких задниц, и быть довольными, что мы просто не выбрасываем их как использованные карточки для банкоматов, когда счёт опустеет. Иногда мы так и делаем, ты же знаешь. Многие из них прошли лечебницы.
Марти, я не знаю, что тебе сказать. Ты знаешь наш город. Это — клубок змей. Голливуд — место, где друг — тот, кто наносит тебе удар открыто. Кто-то всегда с кем-то враждует. Все воюют и обливают друг друга грязью из-за денег, или из-за того, кто с кем спит, или из-за какой-нибудь злой шутки, реальной или кажущейся, да и просто от скуки и подлости. Но из-за этого мы людей не убиваем!
— Да, до недавнего времени, — напомнил Шульман. — А как насчёт Барта Пейна? Я узнал, что его разозлил Сеймур Гроссберг из-за последней картины, и многие слышали, как они ссорились в вестибюле «Ройяла» за несколько часов до теракта во время церемонии вручения премий?
— Да, верно, но Барта не интересует ничего кроме денег и баб, — отмахнулся Данцигер. Он сходит со сцены и пытается взять от жизни как можно больше, прежде, чем сыграет своего последнего романтического главного героя и отойдёт на вторые роли. И потом, не думаю, что у него хватит храбрости или ума на что-нибудь подобное. Он не мог провернуть это. Знаешь, на самом деле он не очень хороший актёр.
— А вот это — очень интересное замечание, Дейв. Очень важный момент, — кивнул Шульман. — Это должно быть частью характеристики нашего подозреваемого, того, кого мы ищем, настоящего актёра, который был бы способен на подобный обман в нашем городе, где каждый умеет распознать притворство и фальшь за милю. Как насчёт тех актёров, бывших там, которых ты упомянул, тех, кого студии, наконец, решили выбросить как использованные кредитные карточки? Потому что они больше не приносят в кассу достаточно, чтобы оправдать цимес (шумиху — на идиш) от их постоянных дурацких «историй» Может, кому-то из них не понравилось, когда ему или ей сказали, что пятнадцать минут истекли, и пора проваливать с места съёмок?
