— Рэд, я не настолько глуп, чтобы спрашивать, как много человек в Добровольческой армии Северо-Запада… — начал Экстрем.
— А я не смогу ответить тебе, даже если бы ты спросил, — прервал его Морхаус. — Никто не знает, сколько в ней добровольцев, и сомневаюсь, что кто-нибудь когда-нибудь узнает.
— Всё же, как много человек, по-вашему, понадобится, чтобы сделать дело? — настаивал Экстрем. — Чтобы создать здесь наше собственное хорошо работающее государство? Чтобы изгнать федеральные власти?
— Гораздо меньше, чем ты думаешь, — ответил Морхаус. — Наша победа, господа, в конечном счёте, будет окончательной победой качества над количеством. Власть в Америке не является несокрушимой, вы же знаете. Мусульмане показали нам это в лучшем виде. Имейте в виду, господа, что нам противостоит противник, дело которого давным-давно проиграно. Крошка-лев против огромной змеи, но змеи старой, больной и умирающей, в тяжёлом похмелье. Мы стоим перед гнилой кучей продажности, неумения, бюрократии и лени, перед врагом, дрожащим от дряхлости, врагом, который уже держит армию почти в два миллиона человек по всему миру, пытаясь создать и поддержать империю со всеми мировыми запасами нефти. Американские солдаты пытаются сохранить эту шаткую империю от Венесуэлы до Тегерана, и лишь немногих из них, если вообще хоть кого-то, удастся вернуть сюда, чтобы воевать против нас.
— Движению всегда приходится бороться с таким пораженческим и параноидальным убеждением, что если мы когда-нибудь действительно попытаемся восстать, то мощь армии и морской пехоты просто раздавит нас, — сказал Хэтфилд. — Но я, зная военных изнутри, могу сказать вам, что армия и морская пехота не так сильны, как раньше.
Вы что, всерьёз считаете, что американцы бросят Ирак, Израиль, Саудовскую Аравию и Венесуэлу и отрежут себя от поставок нефти, чтобы бросить миллион солдат против нескольких партизан на Тихоокеанском Северо-Западе? И станут поддерживать такой же уровень оккупации в нашей части мира, которая для всех этих евреев и интеллигенции на восточном побережье и в Лос-Анджелесе всегда была такой же чужой стороной, как Ирак? Правящая элита всё ещё считает Северо-Запад мелкой тихой заводью.
— Если же вы думаете, что сохранение территориальной целостности Штатов будет главной заботой режима, то ошибаетесь, — согласился Морхаус. — С ростом нехватки топлива в мире, нефть, откровенно говоря, всё больше становится важнее территории. Ведь на Северо-Западе нет нефти, кроме как на Аляске, которая сама стала отдельной проблемой. Стратегическая оценка Совета Армии такова, что, по крайней мере, в первое время военные операции против нас окажутся незначительными, если они вообще будут проводиться. Они не будут воспринимать нас всерьёз. С их стороны это принятие желаемого за действительное: они отчаянно не захотят принимать нас всерьёз. Сама мысль, что белые мужчины могут действительно восстать против них, просто не укладывается в их головах. Режим не пошлёт «Б-52» бомбить Сиэтл или третью дивизию морской пехоты высаживаться в Астории. И с кем прикажете им воевать, с маленькими группами партизан, которые просто исчезнут перед лицом подавляющей мощи, а потом ударят в уязвимое место? Я думаю, что они, по крайней мере, чему-то научились в Ираке и Иране. Это будет другая война.
Нет, они сначала попытаются относиться к нам как преступникам, — продолжил Морхаус, а вся троица, подавшись вперёд, внимательно его слушала.
— Наши враги на земле будут состоять из мешанины местных полицейских, резервистов Национальной гвардии, ФБР, АТФ, сил министерства внутренней безопасности и других военизированных подразделений противника, и, наконец, возможно, некоторых специальных подразделений полиции и верных власти групп бдительности. Ну и, понятно, из чёрных и мексиканских бандитов в городах, которых могут привести к присяге как особых помощников полиции или кого-то в этом роде, когда дела вправду пойдут туго. Разумеется и средства массовой информации. Наши враги будут распылены и неорганизованы, с плохим взаимодействием из-за множества отделений и ведомств, и, как всегда у федералов, каждая контора будет ревностно отстаивать собственные права, силы и средства. Федералы не смогут хорошо сотрудничать, будут наступать друг другу на шнурки, и бороться с нами так же бездарно, как они воевали против иракцев и иранцев.
— Мне много лет пришлось работать с федеральными чиновниками в Департаменте лесного хозяйства, — сказал Вошберн. — Могу сказать вам, что чиновники, руководящие нами, — чёртовы идиоты. Они не смогли разработать единый план тушения лесных пожаров, а о ФЕМА[4] меня даже не спрашивайте. Только начни стрелять этих бюрократов, и всё развалится.
— Точно, — согласился Морхаус. — Реальность такова, что в течение первых нескольких месяцев и лет мы не будем нападать на тех, от кого не сможем отбиться в трудной ситуации. Надо, чтобы наши стрелки сохраняли хладнокровие, спокойствие и выдержку, держали инициативу в своих руках, атаковали сами, не позволяя врагам охотиться на нас, и доказали свою храбрость. Конечно, теоретически, никогда нельзя ввязываться в долгие перестрелки. Мы живём налегке, двигаемся быстро, бьём врагов, а потом исчезаем прежде, чем они подтянут свои превосходящие силы. Классика партизанской войны. Помните долгие войны в Ираке, Афганистане и на Ближнем Востоке? Многие из наших добровольцев — ветераны этих войн, которые побывали под огнем на другой стороне, и один на один они будут равны или лучше какого-нибудь пузатого полицейского из дорожного патруля или сучки из ФБР в феминистском деловом костюмчике, которая попала туда по квоте для нацменов.
— И как много людей, по-вашему, понадобится Добрармии, чтобы выполнить эту задачу? — опять спросил Экстрем.
Морхаус задумчиво пыхнул трубкой.
— Ну, ладно. Я сейчас изложу вам теорию, такую миленькую и чёткую. На деле, конечно, на этой войне не будет ничего милого и чёткого. Но мне хочется набросать хотя бы примерный сценарий нашего завоевания Северо-Западной Американской Республики, чтобы дать вам представление о такой возможности.
Допустим, у нас есть умное и решительное руководство. Предположим, мы смогли привлечь стойких и мужественных добровольцев. Допустим, мы смогли выработать чёткий план войны и тактику, а также добавили старой доброй удачи от великодушного Бога Битв. Добившись этого и помня, как, в сущности, ослаб и действительно прогнил враг, нам должно быть по силам по-настоящему лишить федеральное правительство контроля над тремя штатами Северо-Запада, а может и на большей территории, при условии, что мы сможем держать под ружьём отряды примерно в тысячу мужчин. И женщин в том числе, не забудем.
— Тысяча человек победит правительство Соединённых Штатов?! — недоверчиво воскликнул Вошберн. — Это же чушь!
— Я не говорю о свержении правительства Штатов, — поправил его Морхаус. — Я говорю о фактической потере управления и федеральной власти в трёх крупных штатах Северо-Запада, что не одно и то же.
— Но каким образом? — спросил Экстрем.
— Будем бить врага сильно и часто, группами от двух до пяти-шести человек, не более. Предположим, что в команде или группе в среднем будет по пять добровольцев. Наша боевая тысяча будет состоять из двухсот таких единиц. Допустим, половина из них обеспечивает поддержку, снабжение, разведку, медицину, пропаганду и много чего ещё. Остаётся сто боевых единиц по пять человек в каждой, которые и будут спускать курки и взрывать. Представьте, что каждая из этих групп будет уничтожать в среднем по одному врагу в день по всему Северо-Западу. И вспомните, что одна из главных причин, почему мы переехали и ограничили нашу кампанию этим уголком страны — это стремление свести задачу к разумным пределам. Предположим, что в среднем на атаку того или иного рода будет приходиться один убитый враг. То есть ежедневно мы будем ликвидировать по 100 человек на территории трёх штатов и наносить сопутствующей ущерб вражеской собственности, материально-технической базе, а также морали врага, его образу в общественном мнении, и тем самым — его способности управлять страной. Войска режима предназначены для «звёздных войн», но мы такую войну вести не будем. Мы будем сражаться в городах как Крёстный отец и в сельской местности как Джесси Джеймс[5]. Мы будем воевать против сложной военной техники с помощью простой, а простая техника — это то, с чем Соединённые Штаты никогда не могли сладить.
